Декларация независимости или чувства без названия (ЛП, фанфик Сумерки)

– Спасибо, – сказала я. – За то, что вы мне все это рассказали.

Он кивнул.

– Мы перейдем к вопросу для тебя? – сказал он и слегка улыбнулся.

Немного поколебавшись, он пристально посмотрел на меня и спросил.

– Тебя когда-нибудь целовалась?

Мои глаза расширились. Его вопрос потряс меня. Я чувствовала себя ничего непонимающей в этом деле. Немного помолчав, я все же ответила.

– Вы можете считать меня неопытной и незрелой, но я никогда не целовалась, – пробормотала я, опустив глаза.

Он легко засмеялся.

– Нет, не смущайся. Черт, я тоже никогда… не целовался.

Я вопросительно подняла бровь.

– Но, вы же сказали… – начала я, помня наш прошлый разговор. Тогда он сказал, что он уже занимался сексом с девушками для получения удовольствия, для удовлетворения потребностей.

Он печально улыбнулся.

– Я не целуюсь. Я никогда не целовал ни одну из них в губы, – сказал он, пожав плечами. – Я романтик. Припоминаю, что я целовал девушку, вернее девочку, но все это было так давно, я был ребенком. Думаю, считать это настоящим поцелуем нельзя. Возможно, я похож на идиота, ведь я занимаюсь сексом с девушками, при этом еще ни разу не поцеловал ни одну из них.

Я уставилась на него.

Он никогда не целовался?

– Сколько их было? – спросила я.

Его бровь вопросительно поднялась.

– Сколько девушек? – спросил он.

Я кивнула.

Он уставился в пол и то и дело проводил рукой по волосам. Было видно, что он нервничает. Он выглядел так, будто стыдился всего этого.

– Господи, я не знаю. Полторы дюжины… ну плюс-минус две или три.

Я молчала и лишь только часто моргала.

– Получается 20 или 21? – спросила я.

Он посмотрел на меня.

– Черт, ты довольно быстро считаешь. Но я не знаю. Я не веду списка, и я имею на это право. Может, все это смешно, да я знаю, что хвастать этим глупо, – сказав это, он снова провел рукой по волосам.

Затем он опять посмотрел на меня. Похоже, его собственный ответ его очень расстроил. И это меня очень огорчило. Я не хотела, чтобы он расстраивался.

Он жалел не о разговоре, а о самих девушках? Жалел, что был с ними?

Я слегка улыбнулась, чтобы у него хоть немного поднялось настроение. Может, я немного знала о сексе, но он говорил, что он никогда не брал девушек силой, он говорил, что получает удовольствие от секса.

Так почему же сейчас он так расстроился? Чего он стыдиться?

Он простонал. По его лицу было видно, что он все еще расстроен.

– Новый вопрос. Вопрос номер… А, черт возьми, неважно какой там номер. Когда тебе больше всего было страшно?

Я вздохнула и, немного поразмыслив, ответила.

– Скорее всего, в спальне вашего отца.

Он нахмурился.

– Когда он нажал на спусковой крючок? – спросил он.

Я удивленно посмотрела на него. Я не знала, что он был так хорошо осведомлен об этой ситуации.

– Ммм… да, это было довольно пугающе. Но я хотела сказать, что самый сильный страх я испытала, когда он вошел в комнату, и я увидела его глаза. Я никогда не видела столько гнева в глазах людей. Это было похоже на то, что передо мной стоял совершенно другой человек.

Эдвард никак не прокомментировал мой ответ, а только кивнул.

– Твоя очередь, – сказал он и отвернулся, чтобы взять стакан со стола.

– Где ваша мама? – сказала я, прежде чем до меня дошло что же я спросила.

Мои глаза расширились, я быстро прикрыла рот рукой. Эдвард замер. Я не могла видеть его реакции, поскольку он все еще сидел ко мне спиной. Я не знала, расстроен ли он или разгневан.

– Чикаго, – сказал он, спустя пару мгновений.

Он поставил стакан на стол и повернулся ко мне. Он выглядел довольно хорошо, и это удивило меня ничуть не меньше, чем его ответ.

– Чикаго? – немного смущенно спросила я. Честно признаться, я думала, она скончалась.

Он кивнул.

– Да, – он на мгновение заколебался. – Фактически она в Хилсайде, это в нескольких милях от Чикаго. Она на Кладбище Маунт Кармэль.

Я нахмурилась. Значит, она действительно мертва.

– Простите, мне жаль, – прошептала я.

Я уже жалела, что спросила у него об этом. Не нужно было интересоваться этим, ведь и так было очевидно, что его мама умерла. Если бы он хотел рассказать мне об этом, он бы рассказал сам, без моих вопросов. Он пожал плечами.

– Ничего, все прекрасно. Только не спрашивай меня, как она оказалась там. По крайне мере, не сейчас. Хорошо? Это другая гребаная история, для другого гребаного дня.

Я кивнула. Он слегка улыбнулся.

– Почему твой любимый цвет – зеленый? – спросил он.

Я почувствовала, как румянец быстро покрывает мои щеки. Я быстро отвела взгляд и услышала, как он хихикнул.

– Дальше, – пробормотала я и, откинувшись назад на его кровать, закрыла глаза. Сейчас больше всего на свете, я хотела исчезнуть.

Он застал меня врасплох. Моя реакция делала меня похожей на идиотку. Он продолжал смеяться над моей бурной реакцией. Спустя пару мгновений я почувствовала, что на кровать сели. Быстро открыв глаза, я попала в плен таких любимых и чарующих зеленых глаз. Эдвард сидел около меня. Он наклонился надо мной и пристально разглядывал мое лицо.

– Твоя очередь, ты же воспользовалась правилом и отказалась отвечать, – сказал он, обольстительно улыбаясь.

Я вздохнула. Румянец все никак не желал сходить с моих щек.

– Какой ваш любимый цвет? – спросила я. Я была слишком взволнована, чтобы как следует подумать над вопросом.

Он снова улыбнулся.

– Сейчас я разрываюсь между шоколадно-коричневым оттенком и вот этим прекрасным, розовато-красным, – сказал он, смотря мне прямо в глаза.

Я почувствовала, что мой румянец стал еще насыщеннее, сердце учащенно забилось. То, что он был так близко, то, КАК он произнес эту фразу, заставило меня подумать, что он флиртует со мной. Но, наверное, это были лишь мои смешные фантазии.

Он не мог флиртовать со мной, такого быть просто не могло…

Он хихикал.

– Моя очередь. Почему тебя так смущает твой любимый цвет?

Я посмотрела на него.

– Это нечестно. Я уже отказалась отвечать на этот вопрос.

Она рассмеялся, встряхнув головой.

– Нет, ты отказалась ответить, почему именно зеленый твой любимый цвет. Теперь, я хочу знать, почему зеленый, он ведь твой любимый, так тебя смущает. Это два совершенно разных вопроса, – с легкость произнес он. Он произнес это так, что стало ясно, мне от этого вопроса никуда не деться.