Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

И тем не менее, если она совершит то, о чем и подумать нельзя, — бросит Тома и встанет на этот путь, — то подвергнет себя опасности, — сомнений у нее не было. Гардинер вынюхивал в каждом углу, ища еретиков при дворе. Что будет, если ее тайные убеждения раскроют, невозможно представить. И все же, и все же…

Внутренняя тревога ее была так велика, что она не могла спать и ела совсем мало. Время шло, Кэтрин понимала, что король не будет ждать вечно. Он написал ей, прислал еще одно неудачное стихотворение своей «прекрасной нимфе», просил оставить сомнения и соединиться с ним. Скоро нужно будет на что-то решаться.

Свою английскую Библию Кэтрин держала запертой в шкафу вместе с Новым Заветом Джона и крестильной пеленой королевы Екатерины. У нее была привычка раскрывать наугад Библию и, не глядя, вести пальцем по странице в поисках указания от Бога. Часто, прочитав стих, на котором остановилась ее рука, она находила вдохновение, утешение или руководство к действию. Сегодня, прочтя письмо короля, Кэтрин взяла Библию, надеясь разрешить свою дилемму.

Смежив веки, она открыла книгу и ткнула пальцем в страницу. Потом распахнула ресницы и посмотрела.

Библия открылась на Книге Эсфири, еврейской царицы, жены персидского царя Агасфера, храброй женщины, спасшей свой народ от преследований злого царского министра Амана. Палец Кэтрин замер на словах: «Кто знает, не для такого ли времени ты и достигла достоинства царского?»

Это был знак, которого она искала. Яснее не скажешь.

С тяжелым сердцем и слезами на глазах Кэтрин села за письмо Тому. Казалось, она выводит судьбоносные слова прощания собственной кровью. Подпись не поставила из страха, что ее послание будет перехвачено по пути в Брюссель. Но Том поймет, от кого оно, и она молилась, чтобы он понял и простил ее.

Кэтрин написала Анне о своем решении: никому другому она не могла довериться, — и умоляла сестру приехать в Лондон и остаться с ней, так как была близка к нервному срыву и нуждалась в моральной поддержке. Она уже чувствовала себя отделенной от других людей и обязанной изображать из себя королеву. Анна бросила все, оставила детей со свекровью и примчалась на Чартерхаус-сквер, где, раскинув руки, бросилась к сестре, обняла и выразила свою бесконечную радость за нее.

После этого Кэтрин собралась с духом, чтобы сделать неизбежный шаг — сообщить королю, что она выйдет за него замуж. Она слышала, что двор готовится к переезду в Гринвич, и решила увидеться с его величеством там. Набравшись храбрости, Кэтрин написала ему и попросила разрешения приехать. Ответ пришел тем же утром: не согласится ли она поужинать с ним?

Кэтрин надела черное бархатное платье, жемчуг и французский капор из белого атласа. Костюм получился довольно скромный на фоне обычной придворной роскоши, но выглядел элегантно.

— Прекрасно! — объявила Анна. — Ты понравишься королю в таком виде.

— Анна… — Кэтрин взяла сестру за руку. — Я правильно поступаю?

Та знала, как тяжело Кэтрин расставаться с Томом.

— Да, правильно. Я уверена. А теперь иди и порази его!

Стоял теплый июньский вечер, в воздухе висела золотистая дымка, как бывает после жаркого дня, но Кэтрин не могла насладиться им. Ноги у нее будто налились свинцом, когда она сошла с лодки и направилась вслед за церемониймейстером в покои короля.

Только Кэтрин вошла в его кабинет, он, протягивая вперед руки, подошел к ней так быстро, как только позволяла ему забинтованная нога.

— Нет, миледи Латимер, не нужно делать реверансов. Прошу вас, садитесь. — Он указал на кресло по другую сторону от камина, на котором стояла огромная ваза с розами.

— Какие красивые цветы, — сказала Кэтрин, вдыхая аромат и пытаясь успокоиться. — Надеюсь, ваше величество здоровы?

— Да, и надеюсь, что скоро мне станет еще лучше. Не томите меня, миледи, у вас есть что сказать мне? — Он жадно смотрел на нее.

Как только слова сорвутся с ее губ, пути назад не будет. Кэтрин заставила себя улыбнуться.

— Да, ваше величество. Для меня будет большой честью принять ваше милостивое предложение.

Лицо короля изменилось, осветившись радостью.

— Вы сделали меня счастливейшим человеком на земле, — срывающимся голосом произнес он, и на глаза его навернулись слезы. — Кэтрин, я надеялся и молился об этом. — Впервые король назвал ее по имени.

— Господь привел меня к вам, — ответила она. — Пусть Он дарует нам счастье.

Король привлек ее к себе. И поцеловал по-настоящему, со страстью.

— Я сделаю вас счастливой, — промурлыкал монарх. — У вас будет все, что вы захотите, моя дорогая.

— Я постараюсь от всего сердца быть вам хорошей женой, сир, и хорошей королевой.

Тот усмехнулся:

— Не называйте меня «сир» наедине, Кэтрин, не сейчас. Зовите меня Генрих или Гарри. И, если можно, я буду звать вас Кейт! О, моя дорогая, мне не дождаться момента, когда я смогу показать вас всему миру. Не думал, что когда-нибудь еще познаю такую радость.

Кэтрин молилась про себя: лишь бы он не заметил, что она не испытывает таких бурных чувств. И ответила на его поцелуй со всем пылом, какой только могла изобразить, делая вид, что ничего более прекрасного с ней просто не могло произойти. Ей вдруг пришло в голову, что отныне она будет жить во лжи. О Том, Том, что я наделала?

Генрих — она должна приучить себя думать о нем так — настоял на встрече с его дочерями. Они приезжали в Гринвич на следующий день. О скорой свадьбе короля пока широко объявлять не будут, так как он желал какое-то время безраздельно владеть Кэтрин, однако Мария и Елизавета должны знать: у них появится новая мачеха.

Вернувшись ко двору, Кэтрин привезла с собою Анну. Это казалось вполне уместным и давало ей моральную опору. Генрих сам проводил ее в свой личный сад, где в маленьком банкетном домике ждали принцессы. Вообще-то, по закону они теперь не были принцессами, поскольку обеих объявили незаконнорожденными, но Кэтрин привыкла думать о них так, к тому же о Марии и Елизавете все равно говорили с таким же почтением, как если бы они были законными дочерями короля.

Будущей королеве не терпелось познакомиться с ними, и она надеялась, что понравится им. У нее накопился богатый опыт в исполнении роли мачехи, и Кэтрин была готова снова войти в нее, испытывая сочувствие к этим двум юным созданиям, которые потеряли матерей при трагических обстоятельствах.

Когда вошел отец, его дочери встали — Мария держала сестру за руку — и сделали изысканные реверансы. Кэтрин заметила, что у обеих рыжие волосы, как у короля, только у того уже с проседью. Марии далеко за двадцать, и она не красавица: маленького роста, худая, со вздернутым носом, твердым подбородком, близорукая и бледная, взгляд нервный. Елизавета, которой в сентябре исполнится десять, выглядела более уверенной. У нее были острые черты лица, яркие умные глаза и повелительные манеры.

Генрих поцеловал дочерей.