Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

Следующие дни прошли как в тумане. Кэтрин утешала Маргарет и слуг. Теперь у нее была свобода, но это мало значило в сравнении с тяжестью вины, легшей на совесть из-за того, что она так беспечно поощряла Томаса и строила планы относительно своего вдовства.

Джон хотел быть похороненным в любимом Йоркшире, но перевозка туда тела стоила слишком дорого. Джек решил, что отца следует похоронить в соборе Святого Павла, где тот часто посещал мессы, к тому же это место вполне соответствовало статусу покойного. Похороны, состоявшиеся холодным днем в начале марта, прошли будто во сне.

После них, второй раз в жизни надев вдовий траур, а вместо обычного головного убора — вимпл, похожий на монашеский плат с подбородником, Кэтрин сидела в гостиной вместе с Джеком и Маргарет, а поверенный Джона читал завещание. Все отходило Джеку, новому лорду Латимеру, которому уже двадцать три — вполне взрослый мужчина. Кэтрин должна была опекать восемнадцатилетнюю Маргарет, получая доходы от Стоу и других владений рядом с Йорком, пока девушке не исполнится двадцать один год.

Джон завещал Кэтрин свой лучший серебряный набор для умывания — таз и кувшин, две прекрасные серебряные бутыли и Новый Завет, который она всегда будет беречь. Кэтрин осталась достаточно обеспеченной — с собственными имениями и хорошим доходом. Она радовалась, что так много принесет в их с Томасом брак. Но в тот момент не могла углубляться в эти мысли. Ей было достаточно знать, что любимый ждет ее.

Джек удивил Кэтрин.

— Я переезжаю в Снейп, — сказал он ей. — Для отца это место утратило привлекательность из-за произошедших там событий, но мы, Невиллы, родом с Севера. Буду очень рад, если вы решите остаться здесь.

Доброта и внимательность были для Джека совсем не характерны, и этот поступок свидетельствовал, что глубоко в душе он уважал Кэтрин и, вероятно, испытывал благодарность к ней за то, что она была ему хорошей мачехой, несмотря на все доставляемые им проблемы.

Она осталась. Могла бы уехать в одно из своих поместий, но хотела быть в Лондоне, рядом с двором, чтобы видеться с Томасом, когда пройдет приличествующий овдовевшей женщине срок.

Уилл кончил тем, что проводил в доме на Чартерхаус-сквер больше времени, чем при дворе. После смерти Джона он поспешил выразить сестре соболезнования, и их ссора была забыта.

Нуждаясь в компании, поскольку тосковала по Джону больше, чем предчувствовала, Кэтрин стала устраивать небольшие встречи в своем доме, подавала вкусную еду и приглашала единомышленников; с большинством этих людей ее познакомил Уилл. Среди них был Майлс Ковердейл, помогавший переводить Библию на английский. И Хью Латимер, радикально настроенный духовник герцогини Саффолк, тоже стал желанным гостем на этих собраниях. Латимер занимал пост епископа Вустера, но претерпел краткое заключение в Тауэре за оппозицию реформам короля, которые считал недостаточно прогрессивными, и был вынужден оставить епископство. Сын разбогатевшего фермера, образованный человек, по убеждениям склонявшийся к лютеранству, как подозревала Кэтрин, Латимер с удовольствием проповедовал перед ее гостями.

Никто не признавал себя протестантом. Все сознавали, насколько это опасно. Суть речей сводилась исключительно к реформам; даже король не мог бы поспорить с этим.

После кончины Джона прошло три недели, когда к Кэтрин заглянул сэр Томас Сеймур. Он смахнул с головы берет с пером и поклонился.

— Я пришел выразить вам соболезнования, миледи, — заявил он, появившись в гостиной. Только закрылась дверь за управляющим, гость бросился к хозяйке и взял ее за руки. — Как вы, Кэтрин? — Впервые Томас назвал ее по имени.

Нужно было отослать его. Оба они знали, что это не просто визит вежливости. Но она чувствовала себя такой одинокой, ей было тягостно это заточение в доме скорби.

— Мне гораздо лучше, когда я вижу вас, — сказала Кэтрин.

— И вы свободны, — подхватил Томас, глядя на нее с неприкрытым вожделением. — Теперь вы сами можете делать выбор.

— Я уже сделала его, — ответила она, и он обнял ее.

От короля пришло письмо с соболезнованиями, очень вежливое и благочестивое, за исключением последней строки: «Писано рукой того, кто стал бы для Вас утешением». Кэтрин не сомневалась в истинном значении этих слов.

Через неделю за этим посланием последовало другое, в котором король сообщал ей, что у него болели ноги и он не выходил из своих покоев, но теперь ему лучше. Генрих добавил несколько поэтических строк, сочиненных для нее. Это было одно из худших произведений, которые ей доводилось читать.

Хоть скажут люди — старческая блажь, Влюбленному не нужен тут кураж; Любовь кто ни захочет обрести, Тот у Венеры должен быть в чести.

Стихи были такие вымученные, что Кэтрин даже не совсем поняла, что имел в виду король. Похоже, он пытался сказать, что проявит трусость, если откажется добиваться ее. Генрих умолял, чтобы она пришла повидаться с ним под предлогом визита к брату.

Кэтрин безо всякой охоты поехала. Паж забрал ее из покоев Уилла и повел извилистым путем через дворец. Наконец они оказались у потайной лестницы. По ступеням Кэтрин поднималась в легком волнении, после чего ее ввели в небольшой, отделанный дорогими панелями и увешанный старинными гобеленами зал. Король сидел в бархатном кресле у потрескивавшего в очаге огня. В комнате было жарко.

— Вы простите меня, если я не буду вставать, — сказал его величество, когда Кэтрин поднялась из реверанса. — Я все еще немного не в форме. Проходите, посидите со мной. — Он указал ей на кресло поменьше, стоявшее напротив.

— Нога вашей милости стала лучше? — спросила Кэтрин.

— Немного, — ответил король. Она заметила отделанную серебром палку для ходьбы, стоявшую у стены рядом с креслом. — Но, леди Латимер, я сам не свой. — Король взял со стола книгу. — Я хотел прочесть вам кое-что отсюда — это о безбрачии священников, — но плохо вижу. Слова расплываются. — Он потянулся за лупой и уставился в текст.

— Вашей милости нужны очки. Это стекла для чтения, вставленные в оправу, которая надевается на нос.

— Вы думаете, они помогут?

— Конечно, сир. У моего дяди есть очки.

— Тогда я закажу себе.

— Хотите, я прочту для вас отрывок? — предложила Кэтрин, и король кивнул.

Около часа они беседовали о целибате и других теологических вопросах. Потом король пристально взглянул на Кэтрин:

— Вы мне очень нравитесь, леди Латимер. Я безмерно наслаждаюсь вашим обществом и хотел бы стать для вас больше чем другом.

Кэтрин была обескуражена. Король произнес это неожиданно, ни с того ни с сего.

— С-сир, — запинаясь, проговорила она, — вы оказываете мне слишком большую честь. Боюсь, я не знаю, что вам ответить. Не прошло еще и месяца со дня смерти милорда, и я до сих пор в трауре. Я пока не думала о своем будущем. Можем мы поговорить об этом в другое время?

— Время — это как раз то, чем я не располагаю, — тяжело вздохнув, ответил король. — Я нездоров. Но если бы вы дали основания надеяться, что в один прекрасный день позволите мне стать вашим слугой, я уверен, что буду чувствовать себя намного лучше.