Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

Камергер слезно просил, но она была неумолима.

Дрожа, Екатерина подошла к окну посмотреть на заиндевевший мир и тут заметила странную вещь. Там были люди, судя по одежде из грубой домотканой материи – местные батраки с ферм. Они молча собирались за крепостной стеной и распределялись группами вокруг замка. Руки у всех были в перчатках, а в руках – косы, вилы и прочие хозяйственные инструменты. Люди держали их на изготовку, будто оружие, но ничего не делали, просто стояли, смотрели и ждали.

Екатерина долго следила за ними. Чего они хотели? Зачем пришли? Потом она увидела среди наблюдавших за дворцом одного из своих уволенных слуг, и тут ее осенило. Ее люди, отосланные из замка, должно быть, рассказали местным жителям, что происходит в башне. И они пришли, эти добрые, верные люди, чтобы выразить молчаливый протест и защитить свою любимую королеву. Это зрелище невероятно ободрило Екатерину.

Позже в тот же день она преисполнилась радости, услышав за дверями голос Элизы.

– Мадам, я принесла вам поесть. Со мной плотник. Он выбьет одну из филёнок внизу двери, чтобы я могла передать еду.

– Благодарение Господу! – выдохнула Екатерина.

Она уже едва не падала в обморок от голода.

– Марджери еще здесь?

– Да, мадам, она тоже остается.

– Как я рада! Я просила вас обеих. Герцог позволил мне оставить только вас двоих. Надеюсь, Марджери не слишком расстроена тем, что Элизабет придется уехать.

– Она все понимает, мадам. Не волнуйтесь.

Несколько ударов молотком – и филёнка оказалась на полу. Сквозь этот шум Элиза прокричала:

– Выгляните в окно, ваша милость! Местные простолюдины пришли поддержать вас. Герцог сильно переживает из-за этого. Он больше ничего не станет предпринимать, пока не получит распоряжений от короля.

Екатерина снова подошла к окну. Внизу собралось еще больше людей. Они просто стояли и смотрели, но от них исходило ощущение угрозы. Ничего удивительного, что Саффолк напуган.

Однажды в конце декабря, когда Екатерина просидела взаперти в своей комнате уже около двух недель, лорд Маунтжой пришел сообщить ей, что Саффолк отбыл ко двору: король распорядился, чтобы она пока оставалась в Бакдене. Екатерина вздохнула с облегчением, потом снова выглянула в окно. Работники, которые все это время стояли на страже, сменяя друг друга по часам, разошлись, и она поняла, что теперь может спокойно открыть дверь.

Екатерина вышла в зал для приемов – трона под балдахином в нем теперь не было – и созвала свой двор. Однако перед ней предстало всего несколько человек. Два года назад у Екатерины было двести пятьдесят фрейлин, теперь осталось всего три – Элиза Даррелл, Бланш и Исабель де Варгас, а камеристка всего одна – Марджери Отвелл. Хотя Марджери противилась, говоря, что она уже слишком стара для роли фрейлины – ей было под сорок, Екатерина немедленно решила уравнять ее с тремя остальными помощницами, дабы возместить увольнение сестры. Кроме четырех дам, при дворе Екатерины оставались портной мистер Уилер, его жена Дороти, два врача, фармацевт мастер Хуан, а также конюшие и церемониймейстеры – Филип, Энтони и Бастьен. Кроме того, Екатерину не лишили прачки, повара, младших горничных, которые делали уборку, ювелира, верного Франсиско Фелипеса и ее испанского исповедника епископа Лландаффа. Большинство из них уже были немолоды, а докторам так вообще полагалось бы наслаждаться покоем в отставке. Разве заслужили они такую жизнь? Тем не менее все они предпочли остаться и разделить с Екатериной лишения. Ей стало стыдно.

– Они позволили мне остаться, мадам, потому как считают, что от меня будет меньше вреда, чем от кого бы то ни было другого, – сказал ей епископ. – А вот ваших английских священников отца Эйбелла и отца Форреста заставили уйти.

Екатерина обняла их всех, от души радуясь, что видит вокруг себя эти дружелюбные лица. А потом она распорядилась приготовить сытный обед – или то, что считалось таковым здесь, за которым собрались все. Даже изумленная прачка и та была усажена за стол.

Глава 32 1534 год

Екатерина опасалась, как бы неповиновение Саффолку не вызвало наложения дальнейших ограничений на ее двор, однако Элиза, как и прежде, могла уходить и возвращаться. Именно так Екатерина узнала от Шапуи, что – наконец-то, наконец-то! – папа Климент созвал суд консистории, который должен объявить решение по делу короля.

– Элиза, нельзя терять времени. Есть ли у нас какой-нибудь способ отправить письмо императору?

– Я постараюсь, мадам.

Позже в тот же день девушка вернулась из гостиницы «Лев» и рассказала, что встретила там одного судоводителя, который приехал домой между плаваниями. Скоро он должен вернуться в Бостон на свой корабль, который будет заходить в Брюгге, где, по его словам, можно найти судно, чтобы с ним передать письмо в Испанию.

– О, это прекрасно! – воскликнула Екатерина. – Благодарю вас, дорогая!

Екатерина попросила дать ей письменные принадлежности и написала своему племяннику. Если кто и мог оказать воздействие на новый папский суд, так это он.

Умоляйте Его Святейшество действовать так, как должно, ради служения Господу и сохранения спокойствия христианского мира. Все прочие соображения, включая жизни меня самой и моей дочери, должны быть отставлены в сторону. Нет нужды описывать Вам наши страдания. Я бы не могла вынести столько, если бы не считала, что страдаю во имя Господа. Пока жива, я не перестану защищать наши права.

Неделя шла за неделей, январь сменился февралем. Екатерина начала поджидать ответа, тут как раз подоспело письмо от Шапуи. Она встревожилась, узнав, что он опять предлагал императору объявить войну Генриху, однако Карл ответил, что хотя он и привязан к своей тетке, но это частное дело и нужно принять в соображение общественные интересы. В будущем Екатерина решила переписываться с ним через Шапуи, а не напрямую, дабы избежать любых обвинений в разжигании войны. Намерение императора было благим, но оно подтверждало подозрения, которые недавно начали появляться у Екатерины: похоже, ее племянник не считал страдания тетки политическим делом. И это открытие было для нее как пощечина.

В феврале, то ли из-за тревоги в связи с ожиданием решения папы, то ли из-за зимнего холода, Екатерина заболела и оказалась прикована к постели. Ее била лихорадочная дрожь и терзал неудержимый кашель. Пока фрейлины пытались охладить ее пылающий лоб влажными полотенцами, доктор де ла Саа сделал анализ мочи и прописал ей пиретрум. Однако стоило ему удалиться, как Марджери Отвелл непреклонно заявила, что лучше поможет припарка на горло из куска хлеба, смоченного в уксусе. А Бланш сообщила, что ее бабушка в Толедо считала прекрасным лекарством пауков, обмазанных сливочным маслом. Екатерина была слишком слаба, чтобы вникать во все это. Ноги у нее отекли, а по утрам и глаза были опухшими. Доктор де ла Саа сказал, что это водянка, и с озабоченным видом покачал головой.

Однако Екатерина постепенно поправлялась. В начале марта ей стало настолько лучше, что она смогла выбраться из постели и сидеть в кресле, но она исхудала еще сильнее, а ее когда-то золотистые волосы совершенно поседели. «Что бы теперь подумал обо мне Генрих? – задавалась вопросом Екатерина. – А Мария?» Вероятно, это даже лучше, что ее дорогое дитя не видит мать такой старухой.

Пришло письмо от Шапуи. Элиза, эта находчивая и энергичная девушка, сообщала послу о ходе болезни своей госпожи, и он был крайне озабочен. «Радостно слышать, что Вашему Высочеству лучше, – писал он. – Я беспокоился, не были ли применены какие-то средства для ускорения Вашей кончины. Не пытались ли у Вас искусственным образом вызвать водянку. Какое облегчение для меня знать, что Вы идете на поправку».