Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12

Джейн опустила глаза на свои пяльцы, молясь, чтобы никто не догадался, кому отданы ее симпатии. Марджери, вероятно, до сих пор разделяла их, но они больше не говорили о таких вещах.

Анна была по-прежнему любезна с Мадж, однако все видели, что королева несчастна. Когда юной Франсес де Вер, графине Суррей, наконец разрешили вступить в полноценный брак с графом и она была полна радости, впервые насладившись утехами любви на брачном ложе, Джейн заметила, как королева отвернулась и закусила губу. Однако, что бы ни происходило между королем и Мадж Шелтон, это быстро закончилось. И вскоре всеобщим вниманием завладели дела поважнее.

Нашлись и другие храбрецы, отказавшиеся давать новую клятву верности. Они не только отрицали главенство короля над Церковью, но и выражали преданность папе. «Эти люди либо не в меру смелы, либо безрассудны», – подумала Джейн, вспоминая об участи монахини из Кента и ее сподвижников.

В мае в Тайберне были повешены, выпотрошены и четвертованы настоятель Лондонского картезианского монастыря, два приора-картезианца и монах из обители Сион. «Они приняли смерть с такой радостью, – говорили вокруг, – словно женихи, идущие на свадьбу».

Анна вонзила иглу в пяльцы и безжалостно заявила:

– Они это заслужили! Может быть, епископ Фишер и сэр Томас Мор усвоят этот урок и принесут клятву.

Относительно этих двоих мужчин она была настроена особенно решительно: они должны подчиниться, и король в третий раз предложил им принести присягу в Тауэре. Оба снова отказались.

– Они изменники и заслуживают смерти! – бушевала Анна.

В последнее время она плохо справлялась с эмоциями и легко переходила от безудержного веселья к кипучей ярости. Вскоре причина этого стала очевидна: она снова ждала ребенка.

Радость короля при этом известии не смягчила его гнева против тех, кто бросал ему вызов. Анна сидела во главе стола на праздничном пиру, а тем временем десятерых монахов-картезианцев приковали цепями к столбам и оставили умирать от голода. Среди них, как слышала Джейн, был и Себастиан Ньюдигейт. Она невольно подумала о его сестре, стойкой в вере леди Дормер, горе которой было глубоко, хотя она и выражала бурную радость по поводу того, что ее праведный брат сподобился мученической смерти.

Это было страшное лето. В июне епископ Фишер был осужден на смерть как изменник и обезглавлен, еще троих монахов-картезианцев повесили, выпотрошили и четвертовали в Тайберне. Казнь епископа была особенно шокирующей, потому что папа только что сделал его кардиналом, и король не упустил свой шанс продемонстрировать презрение к Церкви Рима.

Носившая под поясом принца, а все были уверены, что родится мальчик, Анна была неукротимо безжалостна. Король выполнял любое ее желание. Теперь – и она не делала из этого секрета – ей хотелось отправить на плаху Томаса Мора. Джейн Мора едва знала, и то только внешне, но ей было известно о его репутации как ученого, человека глубоко верующего и цельного. Он был защитником истинной веры, с его мнением считались, он был уважаем во всем христианском мире. Больше того, он был другом короля. Джейн не могла поверить, что Генрих лишит такого человека жизни.

Она серьезно начала подумывать о том, чтобы оставить свой пост и уехать домой. Всегда можно было сослаться на болезнь; никто не догадался бы, в чем истинная причина.

Джейн договорилась о встрече с братьями у реки, где они могли поговорить приватно, и сообщила о своих замыслах. Эдвард и Томас считали ее намерение глупым. Только Гарри отнесся к ней с сочувствием.

– Я бы тоже хотел поехать домой, – сказал он, – но, увы, здесь я зарабатываю на жизнь, и, так как место мне обеспечил епископ Гардинер, он посчитает меня неблагодарным, если я вернусь к нему на службу.

– Ты слишком много думаешь, Джейн, брось это, – посоветовал Томас. – Какая разница, кто королева, а кто нет, что тебе за дело до клятв и власти над Церковью, пока мы можем пробивать себе дорогу в этом мире!

– Есть такая вещь, как совесть, – напомнила она ему. – Каждый день я должна прислуживать женщине, которая лишила трона мою добрую госпожу, и ненавижу себя за это.

– Нам всем приходится лицемерить так или иначе, – сказал Эдвард. – Я тоже не люблю ее, но она королева, и нам нужно использовать это к своей выгоде. Если ты поедешь домой, то можешь распрощаться с надеждами на хороший брак и со всем прочим, что может предложить двор. В Уилтшире тебя ничего не ждет.

– Я уже давно распрощалась с надеждами на удачный брак, – парировала Джейн. – Мне двадцать семь, и до сих пор ни один мужчина всерьез не интересовался мной.

Она вспомнила Уильяма Дормера и поморщилась, а потом сэра Фрэнсиса Брайана, который, как и некоторые другие мужчины, просто не создан для брака.

– Останься ради меня, – умолял Гарри. – Твое присутствие при дворе скрашивает мои дни.

– Ага, – поддакнул Томас, и Эдвард кивнул.

– Хорошо, – вздохнула Джейн. – Но если тут станет еще хуже, я снова начну думать об отъезде.

К третьей неделе июня ребенок Анны начал быстро расти, и пришлось распускать шнуровку на платьях. Королева чувствовала себя необыкновенно хорошо, как говорила сама. Казалось, эта беременность должна завершиться благополучно. Однако всего через три дня после казни Фишера королева встала из-за стола после обеда и вдруг вскрикнула, безмолвно указывая на крупные пятна крови на полу. Джейн, испытав приступ тошноты от этого зрелища, побежала за врачом, остальные дамы кинулись помогать своей госпоже. В те дни, казалось, мир истекает кровью, и кровь Анны, которая, несомненно, была исторгнута из нее ребенком, каким-то образом была связана с кровью мучеников. Именно мучениками они и были, в этом Джейн не сомневалась: они умерли за веру, и теперь Бог наказывает жестокосердых Генриха и Анну. Кровь – за кровь, жизнь – за жизни невинно убиенных.

Все завершилось очень быстро. Ребенок родился мертвым. Это был мальчик. Снова пришел король, плачущий и растерянный, чтобы разделить горе с королевой. Правда, на этот раз уходил он с поджатыми губами.

Оправилась Анна быстро, но, когда начала выходить из своих покоев, выглядела бледной и была крайне взвинчена. Король редко приближался к ней, и от этого становилось только хуже. Раньше он делал только то, что было ей приятно и могло ее утешить. Теперь же ходили упорные слухи, что ее звезда закатывается.

Убежденная в том, что ей нужно приложить больше усилий, чтобы завоевать благоволение Господа, Анна загрузила своих дам работой – они помогали ей вершить добрые дела: шили одежду, подрубали края простыней, ездили с ней раздавать милостыню, собирали корзины продуктов для бедных. Джейн не имела ничего против, ведь именно этим и должна заниматься королева. Анна полагала также, что избавление монастырей от разложения и перевод Библии на английский будут угодны Всевышнему. Она все уши прожужжала своим приближенным, рассказывая о реформаторе по имени Майлс Ковердейл, который взял на себя труд по переложению Писания на родной англичанам язык и посвятит его Анне и Генриху.