Дела семейные
Шрифт:
— Прекрасно сказано! — Инспектор украдкой коснулся уголка глаза. — В этом есть резон. Мне легче смотреть на это таким образом.
— А пока что ешь, пей и веселись.
Как раз тут появилась миссис Фиттер звать мужа домой, потому что ужин уже готов.
— Полностью готов или почти готов? — спросил доктор, не допивший виски.
— Полностью готов и почти на столе, — уверила жена, — и если сразу не сесть за стол, рыба остынет, и ты потом весь вечер будешь ворчать. Вы себе не можете представить, до чего придирчив этот мой парс. Это слышать надо, как он выступает со своими требованиями.
— О’кей, Техми, — добродушно отозвался муж, — ты достаточно очернила мою репутацию.
Он допил остаток виски и выбрался из глубокого кресла.
Джалу была приятна шутливая перебранка состарившейся пары, нескрываемая любовь, соединяющая их. Он тоже поднялся на ноги, собираясь уйти вместе с ними.
Миссис Фиттер заспешила вперед, двое мужчин помедлили у открытой двери, за которой уже сгустились сумерки, стояли, глядя на поток машин и людей, на темнеющее небо.
Ночь опускалась на город, но он продолжал неистовствовать, он кипел жизнью, бьющей через край. Джал заметил, с каким удовлетворением смотрит на вечерний город доктор Фиттер, кивая и тихонько улыбаясь, будто сообщая больному добрую весть. Они обменялись рукопожатиями, и доктор заторопился к своему рыбному ужину.
А Джал, дожидаясь возможности перейти улицу, посмотрел на часы — почти половина девятого. Засиделся он в гостях. Зато компания была славная.
Странно, размышлял Джал, как доктор сумел несколькими фразами остановить поток инспекторского пессимизма, ловкой шуточкой сделать комичными его мрачные предвидения. Вот бы и ему научиться смехом отыскивать смысл в мире или, по крайней мере, защищаться от его вечных нападений. Что касается инспектора и его демографов — все это глупости, достаточно посмотреть на семью Рокси и Йезада, на их сыновей, чтобы убедиться в этом. «На моих племянников», — с гордостью подумал Джал.
НЕ БЫЛО ГАЗЕТ, чтобы помочь Йезаду убить время. Он перестал покупать их на другой день после Рождества, когда затревожился в отношении своего будущего. Дети в школе, Йезад в одиночестве сидел за обеденным столом. Вчера отметили дасму-десятый день по Куми, значит, «Бомбейский спорт» уже десять дней закрыт.
— Йезад, что будет с магазином? — спросила Роксана, не в силах сдержать тревогу. — Тебя назначат управляющим?
Он должен сохранять спокойствие ради нее, нельзя дать ей почувствовать, что его мучит неизвестность, что он сомневается, будет ли у него работа вообще.
— Миссис Капур потребуется время, ей надо прийти в себя. Сама подумай — мужа убили в магазине среди бела дня…
— Ты прав, десять дней — еще не срок… Просто, когда Джехангу и Мурад одевались в школу…
— И что?
— Мне показалось, что оба исхудали.
— Рокси, да они у нас всегда были тощими, — хихикнул он, успокаивая жену. — Помнишь нашу игру, когда мы им пересчитывали ребра, — как на пианино играли?
Роксана заулыбалась и пошла на кухню, оставив на столе поильник Наримана, чтобы немного остудить свежезаваренный чай.
Интересно, сколько он сможет поддерживать наружное спокойствие, думал Йезад. Хотя выбора
у него нет: если он сорвется, отчаяние сломит всю семью. Он, уже в который раз, напомнил себе, что все в руках Божьих, и вышел на балкон.Ссутулившись над перилами, он смотрел на улицу внизу. Попугай на третьем этаже дома напротив безостановочно прыгал по клетке, передвигаясь из стороны в сторону, стукаясь о прутья. Йезад вздрогнул. Была бы это его птица, он открыл бы клетку и выпустил попугая на волю.
Чтобы не видеть его, он вернулся в комнату. Поильник стоял на столе. Потрогал, убедился, что чай остыл, и хотел было кликнуть Роксану с кухни, но остановился.
— Чиф, чай пить будете?
— Ум-м-м.
Йезад присел на край дивана и приложил носик к губам Наримана. Из угла рта побежала тоненькая струйка.
— Упс, извините, чиф, это носик с половинкой.
Взял салфетку, лежащую наготове рядом с подушкой, вытер Нариману подбородок. Сильно отросшая грубая щетина цепляла ткань. Цирюльник уж давненько не заходил — нечем платить ему.
— Хорошо хоть у вас медленно растет борода, чиф, а то стали бы похожим на Карла Маркса.
Нариман попытался улыбнуться, Йезад снова поднес поильник к его губам. Он сообразил, под каким углом нужно направлять носик, чтобы чай попадал в рот. И еще сообразил, что впервые за многомесячное пребывание Наримана в доме сидит так близко к нему.
Поильничек маленький, но ушло немало времени, чтобы его опорожнить. Когда чаепитие закончилось, Нариман поднял трясущуюся руку и положил на руку Йезада. Две руки вместе держали поильник, вместе дрожали.
«Это он меня благодарит», — понял Йезад. Взглянул на руку с давно не стриженными ногтями-костяшки пальцев похожи на прибрежную гальку, открытую всем стихиям, кожа почти просвечивает, обнажая плоды работы времени, прожитых лет.
— На здоровье, чиф, — с трудом прошептал Йезад.
Он отнес поильник на кухню. Роксана решила, что муж хочет напомнить ей о чае.
— Так он же пустой, — удивилась она, заглянув в поильник, но в тот же миг поняла, что Йезад сделал. У нее задрожали губы.
— Он все выпил, — сообщил Йезад и вышел из кухни.
В комнате он выдвинул ящик туалетного столика Роксаны, порылся в нем, нашел, что искал.
— О’кей, чиф, приведем в порядок ваши ногти.
Он хотел начать с большого пальца, но Нариманова рука ходила ходуном в его руке, и он никак не мог захватить ножницами ноготь.
— Попробуем другой способ.
Йезад сел на край топчана, закинув ногу за ногу, положил руку Наримана на колено, прижал его пальцы своей рукой и стал орудовать ножницами. Ножницы щелкали, по комнате разлетались твердые желтые полумесяцы.
— Вот так вот! Что скажете?
— Пре-пре-восходно.
Но сухие ногти не столько отстригались, сколько отламывались, оставляя неровные зубцы. Йезад выдвинул пилку и принялся опиливать ногти, чем вызвал улыбку на губах Наримана.
— Ну как, лучше? — спросил Йезад.
— Ли-лишен когтей… Б-безвреден.
— Только не вы, чиф, с вашим-то острым языком!
Оба засмеялись. Йезад собрал с пола обрезки ногтей на старую газету.
— Знаете что, чиф, давайте и ноги заодно приведем в порядок.