Деление клетки

На мгновение Мирвану показалось, что у Кулейбы один глаз, а тату на его лице бешено кружатся в сатанинском танце.

— Тревожно мне, — сказал Мирван.

— Отчего же?

Вдалеке раздался вой. Пронзительный и длинный, пробирающий до самого сердца.

— Шакалы, кусс ухтугум!^[10]— крикнул Кулейба и стал на четвереньки. Завыл точь-в-точь, как шакал.

— А может, и не шакалы?

— А что? Ужасные циклопы из Фаяданы?!

Кулейба рассмеялся. «Конечно, — подумал Мирван, — чего бояться Кулейбе? Он сильный и умеет обращаться с оружием».

— Ладно, тусбих аляль хейр^[11], пойду помолюсь.

— Тусбих аляль хейр, садики^[12].

Мирван подошёл к хейме, где был властелин Набита. Обернулся, посмотрел на Кулейбу — острый меч, кинжал на поясе — и еще раз позавидовал его спокойствию и силе.

Мирван зашёл в палатку и встал на колени. Он долго смотрел в глаза Набиге. Набига — самый могущественный и единственный Бог из фиников. Почему из фиников? Да потому что Набита сам так захотел. Как объяснил о великий пророк Або Зиндик, Набига мог предстать перед племенем из золота или из воды. Набига мог быть великаном — сто метров роста. Он мог быть звездой. Мог быть вулканом. Он может стать целым океаном и маленькой рыбкой в нём. Он может быть рыбаком, который поймает эту рыбку, или его сварливой женой. Так сказал о великий пророк Або Зиндик, да святится имя его во веки веков. Набига есть любовь и ненависть. Любовь для тех, кто предан ему. Ненависть для тех, кто предал его. Набига везде. В самой большой вещи и самой маленькой частице этой пустыни. Набига — душа и сердце человека. Мирван начал молиться:

О владыка Набига,

Властелин живого и неживого,

Я предался чревоугодию

В начале пути,

Я съел все запасы

И выпил свою воду,

Я ворую воду у соплеменников,

Братьев моих.

Есть ли мне прощение?

Набига безмолвствовал. Гордый и непобедимый в своём молчании. Презрительно смотрел на Мирвана. Кажется, он ухмылялся.

— Есть ли мне прощение? — повторил Мирван. Где-то далеко в пустыне снова завыл шакал. Потом завыл Кулейба и рассмеялся.

Нам предстоит еще неделя в пути.

Мы не встретили ни одного каравана.

Все оазисы на нашем пути высохли.

Могу ли я просить…

Могу ли я надеяться на твою милость?

Поем ли я завтра?

Прошу тебя

Ниспошли мне немного еды.

Малую толику.

Хоть крупинку.

И я возрадуюсь.

Прошу тебя размягчить сердца

Моих соплеменников,

Когда они узнают,

Что у меня нет еды и воды…

Мирван удивлённо посмотрел на Набигу. Ему показалось, что Набига ответил. Нет, не показалось, он ясно услышал, как Набига сказал:

— Можешь.

Тогда Мирван продолжил:

Очень сильно хочется есть ночью.

Сейчас… я испытываю ужасный голод

И возможно не протяну до завтра.

Сотвори для меня чудо, мой властелин.

Набига пошевелил чёрными губами из фиников. Мирван прислушался.

— Да, мой владыка, — покорно ответил он и подошёл к Богу.

Он начал лизать его ноги. Его пальцы. Добрался до живота и почувствовал, как вкус фиников разливается сладостью по его рту и глотке. Мирван пососал левую пятку Набиги, потом принялся за правую. Не удержался и укусил её.

Выйдя из палатки, Мирван посмотрел на небо. И увидел падающую звезду. «Возможно, это знак Набиги, — подумал он. — Возможно, Набига благословил меня».

Он подошёл к костру. Там всё еще сидел Кулейба. Кулейба спал сидя и уже не отзывался на вой шакалов. Мирван осторожно взял ибрик Кулейбы и присосался к его носику. Кулейба врал — чайничек был наполовину полный. Мирван выпил весь чай. Сладкий и горький одновременно. Очень вкусный освежающий чай.

В палатке его поджидал Илияс. Илияс жевал кат^[13] и успел сильно опьянеть от него. Зато кат утоляет голод. И еще неизвестно, что лучше с собой брать в дальнюю дорогу: кат или еду?

— Где ты был? — спросил Илияс.

— Я молился.

Илияс приподнялся на локте и сказал:

— Я тут вспомнил еще одну историю. Эту историю мне рассказал сумасшедший колдун из Багдада: одно племя, небогатое и маленькое, прямо как мы, отправилось в путь к Каабе, чтоб установить там на пару дней, прям как мы ей-богу… своё божество. Однажды ночью они разбили палатки в пустыне, точь-в-точь как мы, клянусь, и заснули мертвым сном от усталости и голода, их охранник тоже заснул возле костра. Так вот ночью к ним подкрались чудовища с человеческими телами и головами шакалов. Эти чудовища начали пожирать людей заживо. А когда люди проснулись от боли, они не могли пошевелиться, потому что чудовища заколдовали их…

Теперь сытый Мирван не боялся страшных историй. В его рту до сих пор был привкус фиников и сладкого чая. Где-то на середине истории он заснул. А Илияс рассказывал страшилки до самого утра. Потому что он съел много ката. Любой дурак знает: тот, кто употребляет кат, и до тридцати не дотянет.

Рано утром Мирван проснулся от удушающей жары. Его тело покрылось потом. В горле пересохло. Он вышел из палатки и увидел Кулейбу. Кулейба выглядел подавленным.

— Что случилось? — спросил Мирван.

— Верблюд о великого пророка Або Зиндика исчез…

— Сегодня мы дойдём до Сейф Сахра, там найдём нового верблюда.

Сейф Сахра — некогда богатый оазис, сейчас переживающий трудные времена. Засуха. Неизвестные болезни. Нападения кочевников.

В Сейф Сахра останавливались все паломники. Сейф Сахра — последний пункт перед Каабой, где можно достать еды и воды. Где можно купить верблюдов и сыграть в кумар^[14].

— Это еще не всё… умер старейшина.

Мирван зашёл в палатку к старейшине. В палатке вокруг покойника сидели люди. Все они шептали молитвы. Покойник — очень худой высокий старик с длинной седой бородой. Крупные мухи жужжали над его телом. Илияс и Мирван вынесли старика из лагеря, чтоб закопать.

— Я хочу сам его похоронить, — сказал Мирван Илиясу. — Ты не против, если я побуду еще немного с телом, помолюсь в одиночестве? Старейшина был мне как отец…

— Никто не бывает одинок, да прибудет со всеми Набита, благостный и благословенный… — ответил Илияс. Он уже с утра нажевался ката. Его лицо — словно маска. Никаких эмоций. Глаза затуманены. Движения неуклюжи. «Он скоро умрёт», — подумал Мирван.

Мирван сидел над трупом старейшины и читал про себя молитву, закрыв глаза. Караван тронется через два часа. Пророк пишет в своей палатке Книгу Набиги. Он подавлен из-за смерти верблюда, и никто не решается его беспокоить.