Деление клетки
Шрифт:
Мирван погладил длинную бороду старика. Потом провёл кончиками пальцев по его лицу. Он лёг на старика животом, приподнял рукой бороду и вгрызся в сочную мякоть горла под бородой старика. Плоть старика показалась ему очень вкусной. Вкуснее кебаба и долмы[15]. Вкуснее всяких там фаляфилей. Он вгрызался и сосал кровь. Вчера Набига благословил его. После обеда Илияс вдруг заорал как сумасшедший. Крик быстро стряхнул сонливость с путников.
— Аль-May! Аль-Мау![16] — заорал Илияс. Все оглянулись по сторонам. Понятно, что воды здесь нет и быть не могло. Конечно, если Набига не возжелал так.
— Какая вода, аху
Илияс сорвался с места и побежал к невидимой воде. Один раз он обернулся и прокричал:
— Дураки! Быстрее! Там город, женщины и вода! Всё бесплатно! Всем хватит.
Караван медленно тронулся.
Вскоре Илияс стал маленькой точкой, бегущей на встречу со смертью. Его довёл кат.
Через два часа Кулейба, идущий впереди — самый храбрый и сильный воин племени, остановил караван.
— Видите? — спросил он и указал рукой на горизонт.
На горизонте маячили десять всадников на лошадях.
— Это пираты, — сказал Кулейба. — Готовься к бою!
Всадники погнали лошадей галопом. Они были вооружены копьями, мечами и луками. Паломники сбились в одну кучу возле верблюда, несущего оружие. Они нервно разбирали мечи и копья. Мечи выпадали из трясущихся рук на песок. Некоторые паломники побежали прочь. Посыпались стрелы. Одна стрела угодила о великому пророку Або Зиндику прямо в левый глаз. Он упал с верблюда вместе с саблей. Кулейба бросил копьё, и оно снесло всадника с седла. Затем он стремительно побежал на пиратов и в прыжке отрезал саблей голову лучнику. Он бился со всеми всадниками одновременно. Никто из каравана не решался помочь ему. Мирван держал свой меч наготове и молился Набиге, чтоб его не пришлось использовать.
Наконец Кулейба рухнул в песок, вокруг его тела начала растекаться кровь. В живых остались еще четыре всадника. Они приближались к каравану. Мирван забрал еще один меч у мёртвого пророка и, размахивая двумя мячами, кинулся на всадников. Лошадь встала на дыбы, сбросив всадника с копьём, и ударила Мирвану по лбу копытом. Он упал и потерял сознание.
Очнулся он поздним вечером. Он лежал возле мёртвого пирата. В животе у пирата торчала сабля. Все паломники были убиты. Нехитрый скудный скарб растащен. Властелин Набига валялся на песке. Его лицо было выпачкано в чьей-то крови. В груди у Мирвана больно защемило от того, как эти неверные обошлись с Богом.
— Мирван! — позвал его знакомый голос. Он обернулся и увидел Кулейба. Кулейба, прихрамывая, медленно шёл к нему. Он истекал кровью.
— Я замотаю тебя, — сказал ему Мирван. Разодрав галлябию[17] пророка, он начал перематывать рану Кулейбы.
— Ну у тебя и шишак! — ухмыльнувшись, сказал Кулейба.
— Это лошадь… копытом.
— Вот мы и остались вдвоём, садики… Нужно поспешить, и к ночи мы дойдём до Сейф Сахра… Ты не помнишь, во сколько они закрывают ворота?
— Нет.
Мирван и Кулейба еще долго шли по пустыне, по очереди неся Набигу. Они хотели есть и пить. Они хотели лечь прямо здесь на песок и заснуть. Но благодаря тому что они подбадривали друг друга, рассказывали былины и анекдоты, к поздней ночи на горизонте замаячил Сейф Сахра.
— У тебя еще кровь идёт, — сказал Мирван.
— Нужно в городе найти наттаса…[18]
В городе они встретили много паломников. Тут были почти все — огнепоклонники, свидетели Священной Коровы,
секта Скарабея, слепцы, поклоняющиеся и смотрящие на солнце, пьяные сакакиры — поклонники вина. В городе не было еды. Только вода. И то дурно пахнущая и грязная. Мирван и Кулейба разбили палатку возле сакакиров. В центре палатки поставили Набигу. Сакакиры весело пели песни, танцевали и смеялись. Кулейба прилёг и зажал рану на груди правой рукой.— Пойду поищу наттаса, — сказал Мирван и вышел из палаточного городка. На площади Сейф Сахра никого не было. Там сидел больной старик и бредил.
Мирван спросил у него:
— Где здесь можно найти наттаса?
— Что? — спросил старик.
— Где здесь наттас… мой друг тяжело ранен. Мы — поклонники Набиги.
— Год назад я был богатым маликом в Ираке, — сказал старик. — Дворцы, женщины, молоденькие девочки, красивые гулямы[19], поэты слагали о моих подвигах и богатстве касыды…
Больше Мирван никого не видел. Дойдя до закрытых ворот, он разбудил спящего стоя с копьём охранника.
— Скажите, есть ли у вас в городе наттас? — спросил он.
— Садик, наш наттас пропал без вести два месяца назад.
— Куда пропал?
— Говорят, его украло чудовище с человеческим телом и головой шакала.
— Чушь… — ответил Мирван, развернулся и ушёл.
— На всё воля Священной Коровы… — сказал охранник.
В палатке лежал мёртвый Кулейба. Лицо грозное — всё в татуировках. Груда мышц. Мёртвых мышц. Мирван немного помолился над трупом. Пьяные сакакиры отвлекали его своими криками.
— Нельзя ли заткнуться, — зло сказал им Мирван. — Я здесь пытаюсь помолиться…
Сакакиры на время замолчали. Потом кто-то завёл песню, все её подхватили:
Душа виноградной лозы
Вселилась в меня,
И уже непонятно,
Кто кого пьёт,
Я её или она меня…
Мирван заснул, но вскоре проснулся от голода. Без молитвы, без спроса, он просто подошёл к Набиге, уже не такому великому, могущественному, и откусил ухо. Ухо было сладким. Мирван откусил второе ухо, потом нос, вгрызся во вкусные плечи. Объел Бога Набигу до неузнаваемости. Осталось только туловище и культи ног.
Он вышел из палатки и сел возле сакакиров послушать песни.
— Садик, — сказал ему сакакир, — давай мы тебе вино, а ты нам финики… мы два дня ничего не ели.
Мирван протянул им финики и принял полный кувшин вина.
— Во сколько вы завтра в Каабу отправляетесь? — спросил он.
— Как только взойдёт солнце, мой друг, — ответил ему сакакир. Он отхлебнул вина. Сакакиры начали нравиться Мирвану — пьяные, весёлые и добродушные. Они даже женщин с собой взяли.
— Можно с вами? — спросил Мирван. — Я еще никогда не был в Каабе.
Фэт Фрумос — вратарь от бога
История о том, как великий приднестровский вратарь Фэт Фрумос начал свою футбольную карьеру
Меня зовут Фэт Фрумос. В это невозможно поверить, но еще пять лет назад я жил в селении, численность которого не превышала полсотни человек. Это селение располагалось на зеленых холмах в пышных виноградниках. Всё селение — это мои родственники. Мои рудэ (родичи) всю жизнь занимались виноделием. Они знали толк в вине и в виноградниках.