Дело Аляски Сандерс
Шрифт:
Февраль 1988 года
– Здравствуй, Эрик, – приветливо сказала Салли, когда он вошел в магазин.
Эрик на приветствие не ответил. Лицо у него было бесстрастное, и Салли сразу поняла, что дело неладно.
– Ты одна?
– Да, а что?
– Это по поводу послезавтрашних соревнований. Забег очень важный, сама знаешь, там будет рекрутер из университета Монарха.
– Да, Уолтер мне говорил.
– Я не хочу, чтобы Уолтер участвовал в забеге.
– Ты что такое несешь?
– Мне нужна эта стипендия. Я первый выбрал университет Монарха, Уолтер просто решил пойти туда же, куда я. Если стипендию получит он, а не я, это будет несправедливо. А он ее получит, потому что он сильнее меня.
Салли стало страшно. Она чувствовала, что
– Я хочу, чтобы ты сняла Уолтера с соревнований. Для меня это единственный шанс добыть стипендию.
– Эрик, ты что, с ума сошел? Что ты хочешь, чтобы я сказала Уолтеру?
– Ничего ему говорить не надо, я хочу, чтобы ты действовала. Он не должен участвовать в соревнованиях, а как – разбирайся сама. Иначе я отдам это фото твоему мужу.
Эрик достал из кармана пальто снимок и протянул Салли. На снимке они, обнаженные, целовались взасос в номере мотеля. Салли вздрогнула: она прекрасно помнила эту минуту страсти, когда Эрик вдруг оторвался от любовных утех и схватил фотоаппарат, который повсюду таскал с собой. В тот момент она спросила, отчасти тревожно, отчасти с любопытством: “Ты что делаешь?” Он ответил: “Делаю то, что делал бы, если бы мы были свободны, если бы могли свободно любить друг друга: я бы целыми днями тебя снимал. Не волнуйся, там даже пленки нет”. Он обнял ее и поцеловал, держа аппарат в вытянутой руке и наставив на них объектив.
Теперь Салли понимала, что Эрик ей солгал. Как она могла быть такой идиоткой! Она сама себя ненавидела. Эрик же произнес с угрозой:
– Внесем ясность: если Уолтер победит меня в забеге, весь город увидит это фото, все узнают, что ты всего лишь грязная шлюха.
– Значит, это вы подстроили, чтобы Уолтер в день соревнований заболел? – спросил Гэхаловуд.
– Да, – плача, призналась Салли. – Я прямо с утра налила ему во фляжку слабительное и заставила выпить. “Тебе нужен хороший водный баланс, дорогой. Так тренер сказал”. Я видела, как он в пару глотков опорожнил эту мою фляжку. Дозу я ему дала лошадиную, надеялась на немедленную реакцию, чтобы он не мог даже из дома выйти. Но поначалу не случилось ровно ничего. Мы сели в машину и поехали на стадион. Всю поездку я отчаянно ждала, что сейчас Уолтер попросит отца остановиться на обочине, но он чувствовал себя прекрасно. Пока они разогревались на дорожке, скакал козленком. Я ничего не понимала. Эрик метал на меня злобные взгляды. Я изо всех сил старалась скрыть смятение, выкрикивала что-то в поддержку: я знала, что Эрик вполне способен осуществить свои угрозы, и весь Маунт-Плезант увидит, как я в чем мать родила целую с языком семнадцатилетнего мальчишку. Когда они вышли на старт, я чуть в обморок не упала. И в этот момент Уолтер убежал со стартовой позиции в раздевалку. Я знала, что он оттуда не вернется.
– И что потом? – спросил я.
– Потом несколько месяцев бегала от Эрика, как от чумы. Пока он не уехал в университет Монарха. Когда его не стало в городе, это было просто избавление.
– А когда он вернулся?
– Вернулся он осенью девяносто восьмого года, десять лет прошло. Я постаралась задвинуть эти ужасные воспоминания подальше, надеялась, что и он тоже. А увидев, что он увивается вокруг Аляски, сразу насторожилась. Я знала, что он может быть опасен. А потом, в тот понедельник, 5 апреля 1999 года, все рухнуло…
– Когда Уолтер пришел к вам ужинать, так? Соседка утверждает, что в тот вечер у вас с Уолтером случилась страшная ссора. Почему вы позавчера не сказали об этом инциденте?
– Потому что это связано с моим романом с Эриком. Я не могла вам рассказать, не сознавшись в нашей связи. Теперь вы все знаете, и скрывать мне нечего. Помните, я вам рассказывала, что в тот вечер понедельника, 5 апреля 1999-го, Уолтер пришел домой и сказал, что наломал дров?
– Да, речь шла о том, что он срочно починил машину.
– Точно. Но было еще кое-что, о чем я сознательно умолчала: Уолтер мне рассказал про пуловер Эрика. Его приятель-полицейский, тот, что сообщил ему об осколках фары, которые нашли на Грей Бич, упомянул, что обнаружен еще и серый пуловер, запачканный кровью.
Понедельник, 5 апреля 1999 года
За ужином Уолтер рассказал матери, что спешно починил фару, испугавшись, что его заподозрят в убийстве Аляски, а потом добавил:
– Есть кое-что другое, ма. Еще серьезнее…
– Что же? – встревожилась Салли Кэрри.
–
Копы нашли серый пуловер, испачканный кровью, – признался Уолтер. – Серый пуловер с буквами “M” и “U”.– И что? – спросила Салли Кэрри с колотящимся сердцем.
– “M” и “U” – это Monarch University. Это пуловер Эрика. Две недели назад мы ездили на рыбалку, попали под дождь, и он мне его одолжил.
– Этот пуловер был у тебя? – в страхе спросила Салли.
– Он был на заднем сиденье моей машины. Когда я уезжал в Канаду на ту конференцию, я забрал из машины одну папку. Из-за этого мокрого пуловера в салоне воняло. Я не успел отнести его домой и закинул в багажник. На следующий день после моего отъезда мне позвонил Эрик. Непременно хотел забрать свой пуловер. Я ему сказал, что он в багажнике, пусть попросит Аляску. Но когда я вернулся из Квебека, пуловер загадочным образом исчез. Эрик по-прежнему с меня его требовал, но теперь, когда ты сказала, что видела, как Эрик выходит из моей машины, пока я ездил в Квебек, я все думаю, не он ли его забрал на самом деле…
Салли была в ужасе.
– Ты хочешь сказать, что Эрик как-то замешан в этом убийстве?
– Не знаю, ма…
По словам Салли, от этой истории с пуловером она впала в панику.
– Это, да еще ремонт машины, я боялась, что все подозрения падут на Уолтера. Даже сказала себе, что, наверное, Эрик его подставил. Я-то знала, на что способен Эрик! Тогда я стала умолять Уолтера остерегаться его. Его страшно удивили мои слова, он хотел знать, почему я ополчилась на его друга. Рассердился: “Ты только и делаешь, что перемываешь Эрику косточки, обвиняешь его, что он спит с Аляской. Довольно, хватит уже!” А я хотела только одного – чтобы он держался от Эрика подальше. Но Уолтер не желал ничего слушать. Твердил, что это его друг детства, что он во всем ему доверяет. Тогда я решила ему рассказать, что произошло между Эриком и мной. И плевать на последствия. Мой сын должен был знать, кто такой на самом деле Эрик Донован. И я призналась ему во всем: в нашем адюльтере в квартире над магазином, рассказала про шантаж, про слабительное. Я никогда не видела Уолтера в таком гневе, думала, он тут все разнесет. Что было потом, вы знаете. Он вернулся к себе. Исписал стены квартиры, где мы проводили время с Эриком, словами, предназначенными мне: “Неверная шлюха”. Затем поджег это проклятое место и сбежал.
Салли разрыдалась.
– Значит, Эрик действительно одолжил Уолтеру свой пуловер, и вы это знали…
– Да.
– И куда делся этот пуловер? Вам это известно? Миссис Кэрри, скажите нам все, и прямо сейчас.
После секундного колебания она сказала:
– Не знаю, помните ли вы, но я вам тогда говорила, что застала ссору между Аляской и Эриком, когда Уолтер был в отлучке, ездил на конференцию в Квебек.
– Помню, – подтвердил Перри.
– Они ссорились из-за этого пуловера. Я это поняла вечером пятого апреля, когда Уолтер заговорил про пуловер. Его рассказ прояснил для меня две сцены, которые я видела. В первый раз Эрик говорил, что ищет пуловер, который одолжил Уолтеру. Спрашивал, нет ли его у них в квартире. Аляска послала его подальше и сказала, пусть позвонит своему приятелю. На следующий день после первой ссоры Эрик вернулся опять. Перехватил Аляску, она как раз выходила из дома, и попросил посмотреть в багажнике машины Уолтера. Я незаметно подглядывала за ними из-за двери магазина, спрашивала себя, чем это они оба занимаются. Аляску, как и накануне, явно раздражала назойливость Эрика. Но в итоге она открыла багажник “форда” Уолтера, и Эрик убедился, что пуловера там нет. Эрик искал этот чертов пуловер почти за две недели до убийства.
– Вы уже одиннадцать лет назад могли подтвердить версию Эрика, что он одолжил свой пуловер Уолтеру и так его и не забрал! Почему вы ничего не сказали? Это могло бы изменить весь ход расследования!
– Знаю! – плача, воскликнула Салли. – Дня не проходит, чтобы я об этом не думала! Сначала я ничего не сказала, потому что была совсем опустошена: мой сын только что умер. Когда я узнала, что этот пуловер напрямую указывает на виновность Эрика, я хотела связаться с полицией. Но потом опомнилась: Эрик – прирожденный манипулятор. Я подумала, что он, наверное, действительно виновен в убийстве, и не хотела быть человеком, который будет его обелять. И ничего не сказала. Со временем я поняла, что владею важной информацией, но было уже слишком поздно: я боялась, что меня обвинят в утаивании сведений. И я замкнулась в молчании, без всякой надежды выпутаться. Как я себя ругаю, сержант, если бы вы знали…