Дело кролика

— Стой! Стой, паршивка!

Муля неслась, как мустанг по прерии, коготками взбивая пыль. За ней уже мчался нестройный табун кобелей. Любка бежала следом едва не с рыданиями, понимая, что безнадежно отстает. Хотя Муля и была собачкой упитанной, но силы ей придавал душевный порыв. Толстые окорочка мелькали в воздухе так, что можно было подумать, будто вся собачья свора гонится за зайцем. Однако, в отличие от заячьего полоумного бега, Муля улепетывала донельзя игриво; ее подскакивающие движения были так завлекательны, что у кобелей уже безумно горели глаза, а из пасти вываливались языки. Становилось ясно: как только Муля оторвется на безопасное от хозяйки расстояние, ее тут же захлестнет волна разврата.

Собачья свадьба уже почти достигла проезжей части. На другой стороне шоссе начинались пустыри с раскинувшейся на них стройкой. И вот там-то Муля будет уже вне досягаемости…

Любка только сейчас услышала натужный, смешанный со скрежетом рев. По пустынному с утра шоссе двигалась колонна танков. Шла она быстро и не признавала на своем пути никаких задержек, точно спешащее на водопой стадо слонов. Тяжелые гусеницы последовательно корежили асфальт, и прямо под них сейчас летели одержимые половыми инстинктами собаки.

В ужасе приседая, Любка заорала так, что кобелей разметало в разные стороны. Муля припала к асфальту метрах в пяти от адских машин. Любка подходила к ней уже совершенно обессиленно, едва переставляя ноги; она захлебывалась в собственных слезах.

— Сука, дрянь, — ревела Любка, — потаскуха… Убью сейчас! — завопила она, приблизившись к Муле вплотную и не зная, чем замахнуться: ногой или поводком.

Муля оценила обстановку и перевернулась на спину, беззащитно задирая лапы. Перед Любкой возникла картина, полная вселенского трагизма: танки идущие сеять смерть и маленькая собачка, обреченно лежащая брюшком кверху в страшной близости от огнедышащей колонны. Глаза собачки мученически устремлены в беспросветное небо. На какой-то момент Муля на фоне танков затмила верещагинские черепа в «Апофеозе войны».

Не решаясь дать пинка живому шедевру и яростно всхлипывая, Любка подобрала бессильно раскинувшуюся Мулю и с дрожью в руках потащила прочь.

На обочине шоссе она наткнулась на генерала. Тот стоял навытяжку и с непредусмотренным уставом сиянием на лице отдавал честь проходящим танкам. Впадая в транс, Любка решила, что не надо никак на это реагировать, а лучше двигаться домой.

У подъезда ей встретился Валентин Сергеевич. На этот раз у него был вид декабриста, добровольно идущего на Нерчинский рудник. Валентин Сергеевич тащил множество сумок.

— Я не знаю, к чему все идет, Люба… Не знаю, не знаю! Только что звонил Артем, он продолжает стоять у «Белого дома»… Вот ведь юношеский максимализм! Просил сделать, все от меня зависящее для защиты демократии… — Валентин Сергеевич нервно посмеялся, — вот несу ему термос, еды, пару свитеров…

Любка поднялась на пятый этаж к тете Ане. После пережитого ужаса она не могла оставаться одна. Ей нужно было сесть и выговориться.

У тети Ани, как всегда, оказалось не заперто: она была глуховата и часто не слышала звонки в дверь. «А что брать у бедной пенсионерки?» — вздыхала тетя Аня на вопрос, не боится ли она воров.

— Тетя Аня, это — я! — крикнула Любка, заходя.

Тетя Аня не слышала, разговаривая в соседней комнате по телефону:

— …Вы записываете, девушка? Я диктую: Коновалов Артем, квартира номер шестьдесят, в числе первых отправился к зданию Совета Федерации противостоять восстановлению законной власти. Следующий — Валентин Гнедко, еврей по матери, ранее неоднократно высказывавший диссидентские взгляды… Алло, девушка! — визгливо сорвалась тетя Аня, — девушка, не вешайте трубку!

Трубку, видимо, повесили, потому что тетя Аня злобно шлепнула своей о рычаг и вновь начала набирать номер. Любка тихо подступила ближе и пригляделась: 09.

— Алло, справочная? Примите от меня справку…

С кружащейся от обилия впечатлений головой Любка поднялась к себе, открыла дверь и уронила Мулю на пол. Та встала, отряхнулась, примирительно помахала хвостом и пошла на кухню посмотреть, не осталось ли еще еды. Любка села на коридорную тумбочку, приминая пепельницу и щетку для волос. Даже в ночном кошмаре ей не могло привидеться, чем бывает чревата течка у собак, начавшаяся в дни военного переворота.

Вечером Любка гладила, стоя перед телевизором. Новоиспеченный комендант Москвы — военный с неправдоподобно квадратным лицом — объявлял о наступлении комендантского часа.

— Слышала? К теще завтра не поедем! — довольно предупредил жену Олег.

В углу ссорились дети. Мишенька построил что-то из обувных коробок, и к нему упорно лезла Настя, грозя разрушить все сооружение.

— Настька, уйди! — сурово шипел ее брат. — Не видишь — приватизировано!

По телевизору началась пресс-конференция членов ГКЧП.

— А где Горбачев-то? — удивилась Любка, вглядываясь в лица за длинным столом.

— В Крыму, дура, под охраной.

— Че его охранять-то?

— Чтобы новый указ не издал.

— А эти не издадут? — боязливо спросила Любка.

Олег хохотнул:

— Что они себе враги, что ли?

Любка пригляделась к гкчпистам: уж скорее они напоминали врагов рода человеческого, чем своих собственных. Нового указа не предвиделось, и успокоенная Любка продолжала гладить.

— Муля, фас ее! — возмущенно кричал Мишенька, указывая на сестру. — Все на защиту частной собственности!

Муля демонстративно отвернула морду к стене. Она то сонно посапывала, то вскидывала мохнатые уши, заслышав какое-нибудь шевеление на лестнице. Находясь взаперти, Муля, тем не менее не теряла революционной бдительности. Любка замечала ее порывы и с тоскою прикидывала, что же может готовить грядущий день.

Наутро она затянула мулин ошейник так, что та принялась возмущенно корябать его лапой. Любка сурово дернула поводок. Муля с нарочитым смирением подалась вперед и пошла, энергично повиливая задом и размахивая хвостом во все стороны.

У подъезда пока что было пустынно. Любка напряженно высматривала, не подходят ли кобели, и Муля занималась тем же самым. Однако против всех ожиданий дверь жалостно скрипнула и на крылечке появилась тетя Аня. Она была с саквояжиком а la мадам Шапокляк.

— Му-уленька наша гуляет! — присюсюкивая умилилась тетя Аня. — На-ка вот, поди сюда!

Муля заинтересованно махнула хвостом и задрала морду.

Тетя Аня вытащила из саквояжика окаменелую от времени сушку и, заигрывая, потрясла над мулиным носом: