Дело о детях благородных семейств
Шрифт:
— Искушение велико, но я, пожалуй, пойду с тобой. Вдруг он не любит музыку.
Маг пожал плечами и направился к строению. Марк последовал за ним, привычно положив руку на эфес меча и при этом осознавая всю бесполезность этого жеста.
Храм был невелик, всего лишь квадратное строение с одним залом внутри. Потолок по сторонам поддерживался низкой выщербленной колоннадой, за которой темнели тяжелые плиты семейной усыпальницы, а впереди на высоком постаменте стояла тёмная статуя, в которой угадывались очертания длинноволосой женщины с копьём. На плече у неё сидела какая-то птица. Марк не стал рассматривать её, ему почему-то вообще не хотелось смотреть
Филбертус тем временем медленно пошёл по залу, настороженно осматриваясь по сторонам, заглядывая за колонны и в промежутки между могилами. А потом раздался этот звук — глухое злобное рычание откуда-то от алтаря. Затем послышались шаги крупных лап, когти скребли по выщербленным плитам, рычание дополнилось хриплым дыханием, но хотя все эти звуки приближались, ни Марк, ни его спутник никого не видели.
— Он здесь, — сообщил Филбертус, остановившись, а после глубоким чистым голосом начал выводить странную мелодию на неизвестном языке.
Марк прислушивался, чувствуя, как по его плечам пробегает дрожь. Единственное, что он мог разобрать в этой песне, это многократное повторение слова «Морриган», наверно это был древний гимн, посвящённый тёмной богине. Рычание на какое-то время смолкло, а потом раздался свирепый лай, когти лап процарапали по плитам глубокие борозды, и что-то большое и тяжёлое сбило Филбертуса с ног.
Маг упал на спину, вытянув вверх руки, которые дрожали от напряжения. Его факел лежал на полу с одной стороны, а в другую отлетел мерцающий письменами и самоцветами ошейник. Лай снова перешёл в свирепое рычание. Филбертус выкрикивал какие-то непонятные слова, видимо, заклинания, но это не имело особого успеха. А Марк, наконец, пришёл в себя. Оцепенение, вызванное ужасом, как-то резко спало, и он бросился вперёд, но не к Филбертусу, а к ошейнику и, подхватив его с пола, с размаху опустил на руки мага, почувствовав под пальцами длинную щетинистую шерсть, от прикосновения к которой по рукам до самых плеч пробежало болезненное покалывание. Но он уже нащупал шею пса и застегнул на ней ошейник.
Замочек щёлкнул, и над поверженным магом проступили очертания большого серого пса с чёрной мордой. Руки Филбертуса подогнулись, и пёс, радостно повизгивая и размахивая хвостом, принялся лизать его лицо.
— Хватит, хватит, — проворчал Марк и, взяв пса за ошейник, стащил его на пол.
Филбертус поспешно приподнялся и отполз в сторону, в то время как огромный охотничий пёс принялся выражать своё расположение Марку, прыгая вокруг, подсовывая косматую голову со стоячими ушами под его ладони и норовя лизнуть в лицо.
— Хороший, хороший пёс, — тормоша его, проговорил Марк и посмотрел на друга: — Ты как?
— Воистину, я проявил мудрость, взяв с собой тебя, а не этих олухов. Они бы тут орали заклинания и поливали меня вместе с призраком всякими эликсирами, вредными для здоровья, а ты просто надел на него ошейник.
— Ну, да, — Марк посмотрел на пса. — Красавец, жаль, что призрак. Я бы взял его себе...
— О, боги... — простонал Филбертус, поднимаясь на ноги. — Он ещё издевается.
— Даже в мыслях не было. Идём, серый. Ты покажешь нам, где моя вторая перчатка, верно?
Они
вышли из храма в сопровождении радостно прыгающего пса, и колдуны, прибывшие с королевским магом, разбежались в стороны. Марк пожал плечами. Конечно, было страшно, когда пёс оставался невидимым и проявлял агрессию, но вот так он выглядел как совершенно обычная собака, изголодавшаяся по людской ласке. Филбертус какое-то время наблюдал за ним, а потом попытался приблизиться, но пёс вдруг развернулся и, оскалив огромные клыки, бросился на него. Его глаза полыхнули алым светом, и из пасти вырвалось что-то похожее на язык пламени.— Тихо, тихо! — прикрикнул Марк, снова схватив его за ошейник. — Веди себя прилично!
— Похоже, он признал тебя, — пробормотал Филбертус, на всякий случай отступив подальше.
— Может быть, — Марк озадаченно взглянул на пса, который уселся у его ног, помахивая хвостом. — Не будем терять времени. Садитесь в сёдла и приведите моего коня. Филбертус, дай мне перчатку.
— Вообще-то я тут командую, — неожиданно обиделся тот, но заметив ехидную усмешку барона, а потом, посмотрев на пса, который снова начал скалится, махнул рукой и, вытащив из подсумка перчатку, бросил её Марку.
Поймать её тот не успел. Пёс подпрыгнул и схватил её на лету, впрочем, после этого тут же сел обратно, протянув Марку.
— Отлично, — кивнул тот и опустился рядом на корточки. — Понюхай эту штуку и найди вторую.
Пёс посмотрел на него умными глазами, в глубине которых полыхал красный огонь, понюхал перчатку и, поднявшись, направился к выходу с кладбища. Возле ворот он замер и обернулся, ожидая, когда к нему присоединятся, и после того, как всадники вскочили на коней, развернулся и побежал в узкий переулок.
Они снова летели по ночным улицам города, но, на сей раз, впереди скакал Марк. Он видел серую тень, уже совсем не напоминавшую живую собаку. Порой ему даже трудно было различить её во мраке и тёмном танце теней, но вскоре она снова являла себя призрачным свечением длинной спины.
Эта погоня длилась долго, им пришлось пересечь весь город и углубиться в северные трущобы, и уже там через какое-то время пёс чуть замедлился и двинулся неспешной трусцой, обнюхивая грязную брусчатку. Наконец, он подбежал к высокому крыльцу дома, который выглядел давно заброшенным и, поднявшись по ступеням, сел возле двери.
— Похоже, это здесь, — проговорил Филбертус и, спрыгнув с коня, велел своим людям окружить дом. С ним остались четверо. — Марк, когда мы войдём, нужно будет отпустить пса, снять с него ошейник. Он вернётся туда, где ему привычно. Только будь осторожен.
Он кивнул одному из своих подручных и тот, что-то пробормотав, выбросил вперёд руку, направив её на дверь. Та слетела с петель и провалилась внутрь, и тут же Филбертус устремился в темноту, за ним вбежали его люди. Марк какое-то время прислушивался, но в доме было тихо. Он присел рядом с собакой и почесал её за ухом.
— Когда я сниму с тебя ошейник, ты ведь не загрызёшь меня, правда?
Пёс добродушно щурился, глядя на него, и если б не эти демонические искры в глазах, выглядел бы обычной собакой. Марк поднялся и осторожно расстегнул ошейник на шее зверя и отпрянул к стене. Пёс исчез, было тихо, и Марк озирался по сторонам, ожидая нападения, но вдруг ощутил на руке прикосновение длинного холодного языка, а потом услышал, как заскребли по каменным ступеням большие когти. Призрачный пёс спустился на мостовую и вскоре в переулке раздался всплеск, когда его большие лапы ступили в глубокую лужу.