Дело о фамильном проклятии

Ему не хотелось задерживаться в Олонде с его тёмными тяжёлыми стенами и промозглым, пахнущим тленом воздухом. К тому же он испытывал странную неловкость при мысли о бароне де Олонде. Если б тот открыто казнил преступников, Марк бы, наверно, не был так смущён. Но сорвав покров тайны с его, казалось бы, оправданных действий, он чувствовал себя так, словно вмешался в чью-то жизнь, не имея на это ни прав, ни оснований.

Приехав в замок, он велел оруженосцам собираться домой и поднялся в покои барона. Постучав в дверь, он услышал оттуда раскатистый голос, которого не слышал раньше, позволяющий ему войти. И отворив дверь, сразу же увидел на фоне светлого прямоугольника окна высокую широкоплечую фигуру. Статный мужчина в синем бархатном камзоле стоял, глядя на улицу, а когда он обернулся, Марк узнал барона де Олонда. Тот преобразился, скинув маску немощности и нищеты, снова став гордым рыцарем, сподвижником маркиза де Лианкура.

— Вы нашли её? — сразу же спросил он, взглянув на графа. Тот кивнул. — Я знал, что вы её найдёте. Вы одарены теми же талантами, что и ваш дед. Вы умны, отважны и упорны. Не зря он так гордится вами. Что ж, вы выполнили свою часть сделки. Теперь моя очередь.

И он указал гостю на кресла возле камина. Марк сел и, когда барон занял своё привычное место, произнёс:

— Де Руже спрятал тело в безымянной могиле на краю кладбища. Ваш сын уже отдаёт распоряжения, чтоб вернуть барышню Жаклин домой.

— Я благодарен вам, — кивнул барон, задумчиво посмотрев в холодный зев камина. — Де Руже так и не сказал мне, где спрятал её. Он упирался до последнего, заявляя о своей невиновности. Глупый баран! Надеюсь, он будет гореть в аду не только за убийство моей девочки, но и за то, что не давал ей вернуться ко мне и упокоиться в родном доме… Все ваши догадки были верны, ваше сиятельство. Я действительно узнал о смерти Жаклин через три дня после её исчезновения. Я уже давно заметил, что Жильбер проявляет неуместный интерес к Арабелле, и опасался, что он соблазнит её. Я велел Сюркуфу следить за ними. Эта крыса когда-то была полезна. Он следил за всеми и заставил слуг доносить друг на друга, а потом докладывал мне обо всём. Он казался мне верным слугой. Вот и тогда он сообщил мне, что выследил Жильбера и Арабеллу во время тайного свидания. Они спрятались в беседке, думая, что ночью их там никто не увидит и не услышит, но Сюркуф затаился за живой изгородью и слышал всё. Де Руже сказал, что выполнил её условие и в доказательство передал ей какой-то предмет, наверно, это была та самая шкатулка с локоном, которую вы нашли. Он требовал, чтоб она сбежала с ним, но она говорила, что ещё не время. Тогда Жильбер пришёл в ярость и закричал, что ради неё он убил собственную невесту, как она того хотела, а она не желает отплатить ему так, как обещала. Что там было дальше, я уж и не помню, потому что, услышав от управляющего главное, был настолько потрясён этим, что едва не лишился чувств. Я хотел схватить их обоих и пытать, пока они не скажут правду, но…

Он какое-то время молчал, а потом перевёл на Марка усталый взгляд.

— А вы знаете, что когда-то я был оруженосцем вашего деда? Я пошёл с ним на войну, он был терпеливым наставником и добрым господином. Он дважды спас мою жизнь в бою и казался мне богом войны. Вы похожи на него. Он тогда тоже был красивым и отважным рыцарем, в каждом взгляде, в каждом жесте которого сквозило благородство. Я был влюблён в него, хоть он тогда был так же молод, как вы теперь. Я был счастлив служить ему, но это счастье длилось недолго, потому что вскоре мой отец погиб на охоте, и я получил наследство и титул. Но всё равно я умолял его сиятельство маркиза де Лианкура произвести меня в рыцари. Мне важно было получить золотые шпоры именно из его рук. И эти чувства к нему я пронёс через всю мою жизнь. Мне ещё не раз пришлось рядом с ним идти в бой, но тогда у меня уже был свой отряд, потому я видел его не так часто. Однако каждая встреча с ним была для меня подарком. И больше всего в жизни я боялся разочаровать его.

Он снова замолчал. Марк не спешил нарушить эту печальную тишину, понимая, что любые его слова в этой ситуации будут неуместными.

— И тогда, — наконец продолжил барон, — я подумал, как отнесётся к моему поступку маркиз де Лианкур. Он всегда отличался рыцарским отношением к женщинам и не одобрял чрезмерной жестокости. И я понял, что если сейчас дам волю гневу, то рискую разочаровать его. Да, может, это и смешно, но я не хотел, чтоб маркиз узнал об этой постыдной истории, когда обманутый муж жестоко казнит свою жену и её любовника. Но и простить их, как вы понимаете, я не мог. Я не спал всю ночь и в моей голове сложился план. Он казался мне гениальным, он позволял покарать преступников самым жестоким образом и при этом остаться вне подозрений. Так бы и было, если б вы не приехали и не занялись тут своим расследованием. В этом вы тоже похожи на его сиятельство. Если уж он берётся за какое-то дело, то ни препятствия, ни опасность не могут его остановить.

— Де Турнье тоже убили вы?

Барон невесело усмехнулся.

— А как бы вы поступили с негодяем, который вознамерился ограбить ваш фамильный склеп? Впрочем, вы же королевский чиновник и свято чтите законы Сен-Марко, а потому не стали бы запирать его в подземелье или вешать на воротах. Скорее, извлекли бы его из склепа и судили по законам королевства. Что ж, каждый сам хозяин на своей земле, я поступил именно так, как посчитал нужным. Он всё время бродил по замку и у всех выспрашивал о серебряном надгробии Ренода де Олонда. Я знал, что он попытается добраться до него, и сам показал ему, где находится склеп. В ночь перед отъездом я следил за ним и, когда он спустился с факелом в усыпальницу, запер его там. Я слышал его вопли, но не испытал ничего, кроме удовлетворения. Я ушёл и оставил его умирать. Как выяснилось, он к тому времени уже успел выкрасть украшения из ларца Арабеллы и нашу семейную летопись. И если до побрякушек жены мне нет никакого дела, то летопись — это реликвия моего рода, и утратить её было бы для меня трагедией.

— А управляющий?

— А что управляющий? Он просто крыса. Он пресмыкался предо мной, когда я был силён, а лишь стоило мне ослабеть, начал выхватывать куски из моего немощного тела. Он сговорился с этими двумя мошенниками: де Турнье и Ребелем. Я внимательно следил за ними, делая вид, что готов согласиться на их грабительские условия. Мне было известно, что Сюркуф уже успел кое-что украсть и даже превратил краденное в долговые расписки банкиров из свободных городов. Он заслужил смерть, но я знал, что жадность не позволит ему бросить дело на полпути, и не опасался, что он сбежит. Когда же вы перехватили у них сделку, я понял, что нужно поспешить, но тут осмотрительность проявил Дамьен. Он узнал о делишках Сюркуфа и запер его в темнице. Я мог не волноваться, что он сбежит, слуги его ненавидели и, кажется, даже не кормили, пока он был там. Де Турнье ответил за свои дурные намерения, Ребель, правда, сбежал, но с весьма побитым видом, и мне пришлось этим удовлетвориться, а последним был Сюркуф. Он мог умереть от голода в подземной тюрьме, и убить его рыцарским кинжалом было даже милостью с моей стороны.

— Я вижу, вы вошли во вкус, карая своих недругов, — заметил Марк.

— Мне нужно было поторопиться с этим, — холодно заметил барон. — Когда вы настояли на расследовании, я понял, что вскоре правда выплывет наружу.

— И вы убили Арабеллу?

— Она была изменницей! Пусть де Руже не был её любовником, как я думал, но они сговорились убить мою девочку. Я был потрясён, когда вы сказали, что она готова была выйти за Андре! Я мог бы умереть спокойно, передав ему мою Жаклин! Она прожила бы свою жизнь спокойно и счастливо, но это они помешали ей! Зачем? Из-за своих нечестивых страстей!

Он обиженно отвернулся и замолчал.

— Что ж, — Марк поднялся, — я теперь знаю всё об этой трагедии, хотя, может быть, лучше мне было всего этого и не знать. У меня нет более причин задерживаться в вашем доме. Я возвращаюсь в Лорм.

— Вы расскажете его сиятельству о том, что здесь произошло? — старик сурово взглянул на него.

— Я должен это сделать, но обещаю: только ему. Прощайте, ваша светлость.

Кивнув, Марк развернулся и, более не взглянув на де Олонда, вышел из гостиной.

Джин Хо и оруженосцы ждали его на улице, держа коней под уздцы. Эдам и Шарль весело болтали о своих делах, и Марк испытал некоторую зависть, глядя на их беспечные лица. Лис развлекался тем, что кормил хлебом коней, нашёптывая им что-то ласковое. Кони слушали внимательно, как будто понимали каждое его слово.

Натянув замшевые перчатки, Марк скомандовал: «По коням!» и первым вскочил в седло Грома, отчего его могучий скакун радостно затанцевал. Помчавшись по аллее к воротам, Марк слышал позади звонкий топот копыт. Он покидал Олонд с тяжёлым сердцем, но едва вылетел за ворота и свернул на дорогу, которая вела в сторону Рошамбо, почувствовал, как тёплый встречный ветер сдувает эту тяжесть с его плеч.

Он закончил расследование и выполнил свой долг. Пусть он не мог наказать жестокого убийцу, да и эта жестокость казалась ему в какой-то мере оправданной, но всё же барон Олонд получил своё наказание. Более всего он боялся, что его сеньор маркиз де Лианкур узнает обо всём, и очень скоро это случится. Что скажет на это его дед, Марк не знал. Старик часто удивлял его совершенно непредсказуемой реакцией. Пожмёт ли он плечами, заявив, что это личное дело де Олонда, или рассердится за то, что тот применил к собственной жене казнь, запрещённую королём Эдмондом, да к тому же всучил своему рыцарю проклятый перстень, или пожалеет своего верного вассала, качая седой головой и приговаривая: «Вот же старый дурак!» Как бы там ни было, но он составит своё суждение об этом, и в конечном итоге именно оно и станет окончательным вердиктом по делу барона де Олонда.