Дело о карикатурах на пророка Мухаммеда

Распространенное утверждение о том, что “язык вражды” в отношении евреев привел к Холокосту, никак не согласуется с действительностью. Судебные процессы против Юлиуса Штрайхера и других антисемитов точно так же могли подтвердить, что главной причиной прихода нацистов к власти является именно запрет “языка вражды”. Ведь Штрайхер и другие нацисты получили прекрасную возможность вести клеветническую пропаганду против евреев в крупнейших газетах страны, которые вряд ли стали бы тратить на них краску, не окажись они на скамье подсудимых. Демократы Веймарской республики добились бы гораздо больших успехов в борьбе с нацистской пропагандой, позволив ей стать предметом общественной дискуссии, однако в Европе за период между двумя войнами доверие к свободному слову сильно упало.

Нет, дорогу Гитлеру и его прихвостням помогли проложить унижение Германии после Первой мировой войны, восприятие немцами самих себя как жертв, экономические потрясения 1929 года и резкий рост безработицы, а также политическое насилие и запугивание общества, а вовсе не безграничная свобода слова, которой в действительности не было. В написанной Хансом Магнусом Энценсбергером увлекательной, заставляющей задуматься биографии главнокомандующего германской армии Курта фон Хаммерштейна тогдашняя ситуация до и после прихода нацистов к власти предстает во всей своей жестокости. Писатель утверждает, что Веймарская республика была нежизнеспособна. Его описание обреченного государства полно мрачных красок. Процитирую достаточно большой фрагмент этого текста, очень точно отображающий состояние немецкого общества в период с 1919 по 1933 год, когда Гитлер пришел к власти:

“Не только прежние элиты оказались не готовы примириться с республикой. Многие из тех, кто вернулся домой с проигранной войны, не желали расставаться с “борьбой как внутренним состоянием” и мечтали о реванше. Они придумали легенду “удара ножом в спину”, затем целое десятилетие это называлось “И все же вы победили”. Судебная система и полиция продолжали цепляться за нормы и обычаи, принятые при Вильгельме II. В университетах преобладали авторитарные, антипарламентские и антисемитские настроения. Атмосфера общего раздражения неоднократно выливалась в дилетантские планы переворотов и восстаний.

В левом крыле ситуация была ненамного лучше. Его представители тоже не питали особых чувств к демократии и готовили восстание.

Экономические проблемы подкосили и без того нестабильное немецкое общество. Военный долг и репарации легли тяжелым бременем на финансы республики. Инфляция разрушила средний класс и мелкую буржуазию. В верхах зародилась коррупция, вплоть до высших государственных и партийных должностей, получив возможность оказывать прямое политическое влияние. Самый известный пример — президент страны Гин-денбург. Единственная передышка в экономике продлилась лишь четыре года — с 1924 по 1928 год, пока мировой кризис жестоко не оборвал ее. Экономический крах и последовавшая массовая безработица вселяли в рабочих злобу и страх оказаться на дне социальной жизни.

К этому добавилось внешнеполитическое бремя, которое в то время приняло невероятный размах. Версальский договор, совершенно не способный обеспечить разумный мир между государствами, к которому британцы стремились после окончания Второй мировой войны, вызвал смертельную обиду немецкого общества. Оккупация Рурской области в 1923 году, сепаратизм и этнические конфликты способствовали усилению шовинистических настроений. Ближайшие соседи, прежде всего французы и поляки, сделали все, что было в их силах, для дальнейшего унижения немцев. Советский Союз также пытался дестабилизировать ситуацию в республике, насколько это было возможно.

Если говорить кратко, страна находилась в состоянии латентной гражданской войны, которая велась не политическим оружием, а шаг за шагом принимала формы насилия. Различные события от “спартаковского восстания” до актов агрессии и фемических судов[14], осуществляемых добровольческими корпусами и “Черным рейхсвером”, от мартовских столкновений в Средней Германии до марша нацистов к Фельдхернхалле в Мюнхене, от рабочих стачек в Гамбурге и Вене до “кровавого мая” в Берлине постепенно зажимали демократию в тиски между воюющими сторонами…

В 1932 и 1933 годах в Германии и Австрии произошел раскол общества, который чем-то напомнил современную ситуацию в Ливане. Различные народные ополчения — “Штурмовые отряды”, “Союз красных фронтовиков”, военизированные организации “Штальхельм” (“Стальной шлем”), “Хаммершафты”, “Рейхсбаннер” (“Государственный флаг”), “Шутцбунд” (“Союз обороны””) и “Хеймвер” (“Защита родины”) сражались друг с другом прямо на улице, и смертельная битва в Веймарской республике достигла критической точки”.

Энценсбергер делает такой вывод:

“Чувство бессилия вынудило большинство немцев податься в экстремисты. Люди считали, что защиту и безопасность можно найти лишь в таких организациях, как Коммунистическая партия Германии, Национал-социалистическая немецкая рабочая партия, рейхсвер или штур14 Фемические суды (Fememord), или фемгерихт — средневековая система тайной судебной системы, возникшая в Вестфалии и действовавшая в ряде европейских стран. В Веймарской республике данный термин означал убийство действующего или бывшего члена какой-либо организации в качестве мести за измену этому объединению.

мовые отряды. Народные массы пытались сделать выбор между левыми и правыми; колебания между двумя полярными силами приняли характер эпидемии. Из страха оказаться в изоляции люди искали убежище в коллективах, пытались найти спасение в мировом сообществе или советском коммунизме. Парадоксально, что для многих из них подобное бегство обернулось полным одиночеством — изгнанием, концентрационным лагерем, этнической чисткой, ГУЛАГом или депортацией”.

Непохоже, что в Веймарской республике царила неограниченная свобода слова, — скорее шла дикая схватка за власть. Политическая культура страны сохраняла признаки авторитаризма эпохи кайзера и выражала презрение демократии. Государство было просто не в состоянии защитить свободу слова и прочие фундаментальные права граждан.

Как уже говорилось, буквально за неделю до начала Второй мировой войны Арье Найеру и его еврейской семье удалось выскользнуть из нацистской Германии. Многие его родственники погибли во время Холокоста, поэтому никакая гипотетическая любовь к свободе слова не побудила бы его защищать право нацистов на демонстрации в Иллинойсе, выдвигая аргументы против запрета фашистской идеологии. “Я не смог бы заставить себя защищать свободу слова в Скоки, если бы не считал, что шансы предотвратить повторение Холокоста наиболее высоки в обществе, где все нападки на свободу слова наталкиваются на противодействие. Свобода включает определенные риски, однако ее подавление — готовый рецепт катастрофы”, — утверждает Арье Найер в своей книге “Защищая своего врага”.

Он тоже не воспринимает Веймарскую республику как “рай для свободы слова”. Политические убийства были там в порядке вещей, и преступники зачастую слишком легко ускользали от правосудия. Когда в 1919 году убили коммунистов Карла Либкнехта и Розу Люксембург, один из убийц получил два года тюрьмы, а другой отделался четырьмя месяцами за решеткой. Согласно результатам исследования 1922 года, после окончания Первой мировой войны праворадикалы совершили триста пятьдесят четыре политических убийства, в то время как леворадикалы ответственны за двадцать два убийства своих политических соперников. Триста двадцать шесть убийств, приписываемых группам правового крыла, так никогда и не были раскрыты, или же их участники получили незначительные наказания. Одно из наиболее громких убийств произошло в июне 1922 года, когда погиб министр иностранных дел еврейского происхождения Вальтер Ратенау. Месяц спустя правительство приняло закон о предоставлении чрезвычайных полномочий для защиты республики, который позволил осуждать тех, кто возводил в ранг героев исполнителей политических убийств и их заказчиков — организации. Кроме того, новый закон запрещал высмеивать республиканские политические учреждения. По словам Найера, веймарское правительство соблюдало его с удвоенной энергией, тогда как в других сферах все осталось по-прежнему. Иллюстратора-сатирика и художника Георга Гросса, который тогда был членом коммунистической партии, осудили за оскорбление общественной морали из-за созданной им серии картин “Ессе Homo” (Се человек)[15]. Кроме того, цензура запретила фильм известного драматурга и 15 Слова Понтия Пилата о распятом Иисусе Христе (Евангелие от Иоанна, XIX, 5).