Дело о карикатурах на пророка Мухаммеда

Сказано так, что мало не покажется! Текст буквально излучал авторское негодование, хоть и выраженное политкорректно. Я переслал письмо главному редактору одной газеты, критически настроенной к публикации рисунков, добавив, что автор, должно быть, направила его мне по ошибке, поскольку оно напоминает заявление о приеме на работу. Не знаю, виной ли тому мои слова, но спустя некоторое время сердитая журналистка уже работала именно в той газете. Это, конечно, было не совсем порядочно с моей стороны, но письмо было не менее оскорбительным, так что мы в расчете. Эмоциональный текст отражал распространенный миф о европейских мусульманах как о евреях нашего времени. Создавалось впечатление, будто газета “Юлландс-Постен”, опубликовав рисунки, демонизирует мусульман, как Юлиус Штрайхер в “Штюрмере” — евреев перед началом Второй мировой войны, когда они подверглись массовому уничтожению. Я уже слышал мерный грохот сапогов и нацистские марши, словно доносящиеся издалека, и видел, как мы с сообщниками готовим газовые камеры, обильно удобряя почву антисемитской пропагандой.

Гюнтер Грасс, немецкий писатель и лауреат Нобелевской премии, в интервью португальскому журналу “Визао” призвал читателей присмотреться к рисункам: “Они напоминают иллюстрации в известной немецкой газете “Штюрмер”, которая печатала антисемитские карикатуры именно в таком стиле”. И добавил, что публикация рисунков, несомненно, является провокацией и что “Юлландс-Постен” предупреждали о возможной реакции. Грасс не умеет читать по-датски и не присутствовал на встречах, когда принималось решение о запуске проекта. Интересно, какие критические источники заставили его сделать столь безапелляционные выводы? Или же он, новоявленный агент Штази, каким-то образом получил доступ к наблюдению за электронной почтой, прослушиванию телефонных разговоров и личных встреч? Нужно быть полностью безграмотным в анализе изображений, чтобы вообще узреть сходство “карикатур на пророка Мухаммеда” с антисемитскими карикатурами в “Штюрмере”.

Вряд ли Грасс опирается на уроки истории, ведь он, будучи “совестью немецкой литературы”, последовательно принижал преступления коммунистов и в конце концов высказался резко против объединения Германии. Но так поступает и мой молодой датский коллега из культурной среды, придерживающейся прогрессивных политических взглядов. То же можно сказать и о мусульманах Европы, которые проводят параллели между своей ситуацией и положением евреев в Германии 1930-х, примеряя на себя роль жертвы и всеми оскорбляемого меньшинства, что наносит огромный вред интеграции и равноправию в демократическом обществе.

В ряде случаев общество демонстрирует особое отношение к исламу и мусульманам. Во многих странах выдвинуты законопроекты и приняты законы, защищающие мусульман и ислам от оскорблений. Один британский министр потребовал называть террор, совершаемый мусульманами во имя их религии, “антиисламской деятельностью”. На Би-би-си перестали использовать термин “исламские террористы” после жалобы от Совета мусульман Великобритании. Исламские организации сотрудничают со всеми европейскими правительствами и получают экономическую поддержку от властей. На многих рабочих местах и в общественных организациях оборудованы специальные молельные комнаты. Детские сады и школы предлагают халяльное мясо, а общественные бассейны организовали раздельное посещение для мужчин и женщин, чтобы удовлетворить требование мусульман. Архиепископ Кентерберийский и эксперты по исламу поддерживают ввод элементов исламского права в европейских правовых системах.

Ситуация с евреями после прихода Гитлера к власти в январе 1933 года была совершенно другой. Их интернировали в концлагеря, и редко какая неделя обходилась без уличного насилия в отношении евреев. Их магазины подвергались вандализму, население призывали бойкотировать еврейские товары, а многих убивали прямо на улице. В течение следующих лет евреям запретили работать адвокатами, врачами и журналистами. Они не могли пользоваться государственными больницами, работать в социальном секторе и по достижении четырнадцати лет не имели права учиться в государственных учреждениях. Общественные парки, побережья и приморские отели были для них закрыты. Скамейки на улицах, места в автобусах и поездах помечались, чтобы евреи и немцы сидели раздельно. Нюрнбергские законы, принятые в 1935 году, лишали евреев гражданства, запрещали им браки с немцами, то же касалось и внебрачных половых контактов с евреями. Меньше чем два года спустя по-еле прихода нацистов к власти пятьдесят тысяч евреев, то есть десять процентов от их общего числа, покинули Германию. Когда началась Вторая мировая война, в стране осталось не больше ста тысяч евреев. Насилие против евреев, инициированное властями, пронизывало все немецкое общество сверху донизу. Евреи превратились в людей второго сорта. Все указанные меры представляли собой действия, которые дискриминировали евреев и санкционировали их преследование, а не только высказывания в их адрес. Виктор Клемперер, еврей по происхождению, профессор литературы и знаток французского Просвещения, уже в 1933 году записал в дневнике: “Никто не может дышать свободно, всякое слово лишилось свободы, будь оно напечатано или сказано”.

Обидно, что даже одаренному человеку может прийти в голову сравнивать положение, в котором оказались евреи перед Второй мировой войной, с ситуацией вокруг мусульман в начале XXI века. Подобные мысли основываются либо на опасном невежестве, либо на ничем не объяснимой ненависти к собственной цивилизации, либо на чувстве стыда, заставляющем видеть то, чего нет. Редко кто выступает с опровержением, когда исламские деятели заявляют, что Европа готовится дать отпор мусульманам, что может закончиться их отправкой в газовые камеры, как это случилось с евреями во время войны. Разумеется, есть примеры, когда мусульмане действительно подвергаются дискриминации и становятся объектом “демонизации”, но то же самое происходит и с другими социальными группами, которые почему-то не привлекают столько внимания. В таких случаях, естественно, следует бороться с дискриминацией, как и с другими формами преступного обращения.

В начале XXI века европейские мусульмане пользуются теми же правами, что и все остальные граждане стран Старого Света. Более того, в некоторых случаях их ждет “особое обращение” по сравнению с представителями других меньшинств, в то время как евреи в 1930-е годы были лишены всех прав граждан Третьего рейха. Настоящая проблема с мусульманами и правами человека заключается в том, что мусульмане, при всех преимуществах европейского либерально-демократического социума, часто не имеют возможности воспользоваться ими внутри своих сообществ. Это относится к женщинам, гомосексуалистам и тем, кто решил расстаться со своей религией.

Карикатурный скандал стал буквально звездным часом сторонников ввода ограничений для оскорбительных высказываний. Между тем их деятельность основана на заблуждениях, что у некоторых социальных групп есть привилегия, дающая им право избегать оскорблений, и что у устных оскорблений есть жертвы, как и у обычных преступлений. Кроме того, они опираются на представление о том, что слово есть дело и что плохие слова ведут к плохим делам. По мнению сторонников ограничений для оскорбительных высказываний, нет принципиальной разницы между тем, что человек говорит, и тем, что он делает. Эту точку зрения разделяют многие активисты-правозащитники, но, к счастью, далеко не все. Вряд ли сторонники ограничений догадываются, что стирание различий между словом и делом — одна из важнейших предпосылок власти Римской империи, европейских центральных органов управления и тиранических монархистских режимов всех исторических эпох.

Майкл Скэммелл, основатель журнала “Индекс цензуры”, который с 1970-х годов является важнейшей площадкой для международной дискуссии о свободе слова, в своем знаменитом эссе 1988 года об истории цензуры писал, что установление различия между словом и делом стало знаменательным событием для свободы слова в истории Западной Европы. Дело в том, что с него началось сопротивление цензуре, которая в течение столетий жестко подавляла инакомыслящих. До XVII века высказывания и действия воспринимались в Европе как нечто единое. Если кто-то устно выражал отношение к религии, отклонявшееся от общепринятых взглядов, это воспринималось как действительное нападение на церковь, ее членов и Бога, а если кто-то публично говорил о необходимости политических изменений или критиковал существовавший порядок, его слова интерпретировались как призыв к бунту и государственная измена. То же самое происходило в тоталитарных обществах XX века.

Криминализация высказываний — самый эффективный из всех изобретенных обществом способов контролировать мысли людей, которые в демократических странах не могут становиться объектом государственного надзора. Воплотить его в жизнь очень трудно, хотя тоталитарные режимы и делают все возможное, чтобы установить контроль над мыслями людей. Высказывания находятся где-то на полпути между мыслями, куда власти не вмешиваются, и действиями, которые, по мнению многих, независимо от политических убеждений иногда следует запрещать. Нельзя помешать людям думать об афроамериканцах как о низшей расе, но если, основываясь на данном мнении, мы исключим их из общественной жизни, откажем в социальном обслуживании или запретим вступать в брак с другими гражданами, то совершим акт грубой дискриминации и нарушим закон. Если же мы только говорим, что чернокожие не заслуживают тех же прав, что и другие граждане, но никак не проявляем свое отношение на практике, то в обществе нет единого мнения, следует ли подвергать нас наказанию. Либеральный ответ предполагает, что высказывания имеют гораздо больше общего с мыслями, чем с действиями, и поэтому нужно не запрещать расистские высказывания, а наказывать за конкретные факты дискриминации. Менее либеральный ответ гласит, что высказывания ведут к действиям. Есть и более радикальное мнение: высказывания равны действиям, поэтому следует запретить расистские высказывания, поскольку они сами по себе носят дискриминационный характер и в какой-то момент обязательно приведут к дискриминации.

Весной 2006 года во время поездки в Нью-Йорк я посетил профессора юриспруденции Рональда Дворкина, человека либеральных взглядов и убежденного сторонника свободы слова как всемирного права человека, выходящего за рамки политического устройства какой-либо отдельно взятой страны. Незадолго до встречи он привлек внимание общественности своим комментарием в журнале “Нью-Йорк Ревью оф Букс” под названием “Право высмеивать”, выразив свою реакцию на дискуссию о “карикатурах на пророка Мухаммеда”: “В демократическом обществе никто, будь он могущественным или полностью лишенным власти, не имеет особого права избежать высмеивания или оскорбления. Этот принцип особенно важен для общества, которое стремится к этнической и расовой справедливости”. И добавил, что нельзя делать исключение и для религиозных чувств, хотя они якобы и представляют особую важность для самосознания верующих и их идентичности. Сидя на бежевом диване в его офисе на юго-западном углу площади Уошингтон Сквер, я попросил Дворкина пояснить его утверждение о том, что в демократическом обществе никто не может рассчитывать на право избежать оскорблений. Он ответил: