Дело о железном змее

Он всплыл от хватки неаполитанца на его руке.

— Просыпайся, mentale, — прошептал убийца. — Корабли прибывают.

Лампа дымилась, тени падали на обои с ананасами. Чертова комната была храмом тропических фруктов. Клэр осторожно вытянул ноги. Тело порой протестовало после долгого периода бездеятельности. После пары минут растяжек, за которыми наблюдал удивленный Валентинелли, он нашел шляпу и не удивился, когда Зигмунд зевнул и почесал ребра, осторожно выглядывая из окна.

— Слишком тихо, — пробормотал баварец. — Не нравится мне это.

— Людо тоже, — убийца в этот раз не звучал едко. — Но дело может быть в приливе. Или тумане.

Клэр умылся в чаше, через четверть часа они шли в густом тумане к пристани. После похода там они уже не жаловались на тишину.

Порты, как и в Лондинии, редко спали, тут вседа кипел активность. Даже в густом хлопке тумана было слышно крики и ругательства, тянулись тросы, раздавались вопли грузомантов. Соляные ведьмы скандировали и шевелили пальцами в сложном ритме, отгоняли туман, сплетая его, и манили в порт корабли. Корабельные ведьмы стояли на корме, направляли суда к пристаням; матросы ругались и плевались, торговцы и агенты терлись локтями. Все торговцы со свежими зачарованными товарами нетерпеливо ждали, им платили порой по шиллингу за штуку, меньше, если товар был деформирован, на корабли у них покупали смолу. Тем, у кого было хоть немного таланта к магии, их услуги не требовались. Таких было много, но торговцы все равно ждали на пристани. Некоторые соглашались купить их товары с неохотой, чтобы им не мешали и дальше стоять на пристани.

Толпа была большой даже в ранний и темный час. Они осторожно поспрашивали и убедились, что корабль из Старого Эмстердама прибыл.

Он прибыл ночью с приливом, никто не знал, куда, и офис в гавани не отвечал на такие запросы. Клэр не переживал, потому что Зигмунд, гений в таких вещах, завел разговор с грузомантом, который помогал разгружать тот корабль, несколько ящиков отправили потом в поместье у Верхнего Хардреса. Ящики были тяжелыми и вели себя странно под поднимающими и опускающими чарами.

Клэр подозревал, что в том поместье и доделал ядро Мастерс, хоть это и была собственность короны. Зиг заплатил грузоманту еще одной пинтой эля, они ушли в толпу, и Клэр почему-то нервничал. Может, причина просто пока не была видна, но уже пробивалась из наблюдений, которые он пока не обдумал.

Когда он заметил источник тревоги, он впился в руку Зига и потянул баварца к себе в темный переулок с неприятным запахом.

— Смотри, — шепнул он, Зигмунд знал, что протестовать нельзя. — И там. Что видишь?

Валентинелли выругался, сливаясь с тенями за ними. Клэр даже обрадовался, что увидел их до неаполитанца.

В другом конце улицы плотный мужчина с большими бакенбардами расхаживал, словно не привык к ногам. Его плащ был из ткани, которую редко видели в Британии, вел он себя по-военному. Он бродил перед безымянной гостиницей, выпил джина и продолжил ходить.

Как только Клэр заметил его, стало сразу видно, что еще не так.

— Мужчина в сером в другом конце. Видите, как он держит трубку? Англичане так не делают. И его туфли — гессенские, да и сияют слишком хорошо. Посмотрите туда. Еще один в таких же туфлях и плаще. Он только вывернут наизнанку. Еще двое у двери таверны — те же туфли и плащи. Им пришлось скрыться — один с шарфом, а другой с ужасными брюками. Посмотри на их бакенбарды. На этой стороне канала так не носят, дорогой Зиг. Что это тебе говорит?

Баварец раскинул руки, ожидая, пока Клэр объяснит свой риторический вопрос.

— Пруссы, Зиг. Наемники. Готов поставить десять фунтов. Смотри, как те двое держат руки — они привыкли к ружьям. Этот — капитан, он выпятил грудь, чтобы никто ниже рангом не упустил значок, который ему пришлось снять. А видишь там? Он следит за улицей.

— Это Довер, — тяжко сказал Зигмунд. — Тут разные люди из разных стран.

— Несомненно, — нахмурился Клэр. — Но там двое у двери, еще один там в дозоре, и капитан патрулируют. Ищут отставших, наверное? Или проверяют, чтобы никто не заметил, что гостиница, все комнаты в ней, полны прусских наемников. Потому конденсаторы прусский, это было на корабле помимо них. Я так и думал.

Валентинелли выругался.

— Мы уходим сейчас. Сейчас.

— Да, — Клэр прижал шляпу к голове. — Мы должны найти лошадей. Вряд ли паровоз идет до Верхнего Хардреса до полудня.

Глава тридцатая

Дуэль и Дисциплина

Главный круг сиял под ней, серебряные символы в кругах шипели и искрились, Левеллин бросил в нее Слово. Она отбила его, горло сдавило заклинание, еще одна дыра возникла в двери кабинета, чуть не попав по одному из Щитов Левеллина, мужчина прыгнул к Микалу. Тот повернулся, экономя движения, и вонзил нож в горло противника со звуком топора, вонзающегося в дерево.

Другой Главный был рассеян, у нее всегда лучше получалось разделять концентрацию. Он был зараженной водой, проникал в ее волю, и она боролась с озером и океаном, и Слово сложилось из ее заклинания, расцвело ярким огнем, вырвалось из поверхности океана и обожгло его. Левеллин отступил на полшага в своем Круге, его бледные глаза сузились, его ответное Слово лишило огонь воздуха, и тьма надавила на Эмму.

Она этого ожидала, это был один из его любимых трюков. Она вскинула ладонь, и проклятие сорвалось с колец, символ был тонким и убийственным, пронзил вуали эфирных защит. Левеллин чуть не прыгнул в этот раз, его левая рука отдернулась, кровь вырвалась из его плеча. Он не обращал внимания на рану, вскинул вверх правую руку, сила беспечно летела к ее защитам. Они замерцали, задрожали… и с трудом выстояли.

Алая, почти черная в плохом свете, кровь текла по руке Левеллина. Его фраку пришел конец. Внезапная вспышка удивления чуть не сбила хватку Эммы, но она узнала атаку и дала ей пролететь, ее пение стало в стиле гимна. Лицо Левеллина исказилось, она была уверена, что и ее лицо не гладкое.

«Хорошо, что я не леди», — она наступал, ее воля давила, голос становился громче, а он запинался. Кровь капала с его рукава, но слишком медленно, капли замирали под его сжатой рукой, крутились в воздухе. Волоски встали дыбом на шее Эммы.

Левеллин согнулся. Кровь замедлилась, и она учуяла начало Великой работы, зависшей на краю возможности и вероятности, ее структура была спутанным хрусталем и раскаленным добела железом.

«Он питает его кровью, осторожно, Эмма!».

Если бы она не был так близко к Левеллину, она бы не увидела слабость, осторожно защищенную гнездом шипов.

«Не мешкай, — говорил он ей снова и снова, его ладонь была на ее бедре, теплая и безопасная, когда они делили постель. — Промедление в дуэли — поражение».

Она ударила в брешь с шипами, эфирная сила превратилась в сияющий острый меч, что согнулся, и она содрогнулась, ее Работа менялась, отвечая на форму его Работы. Момент был критическим, если она ошиблась, сила ее защиты будет рассеяна, и его атака уничтожит ее.

Но она не ошибалась.

Тело Левеллина сжалось, отлетело как тряпичная кукла, его Работа взорвалась под ним. Разбитые символы кружились, отплевывали искры разных оттенков, и весь дом содрогнулся до фундамента. Другой Главный обмяк и врезался в камин, голубой огонь ослепил чувствительные глаза Эммы, два его Щита упали на середине движения, он пожертвовал ими.