Дело о золотом Купидоне

— Золотые слова, мой сеньор! — рассмеялся Эдам и повернулся на север.

Улица башмачников была не так далеко от центра города. Она была длинной и состояла из добротных домов, на первом этаже которых размещались мастерские и лавки. Были среди них и такие, над которыми висели на узорчатых кронштейнах мастерски выкованные опытными кузнецами железные ботфорты и башмаки, украшенные пряжками с вставленными в них стекляшками. Это были мастерские сапожников, обувавших богатых горожан, придворных и даже приближённых короля. Отыскав среди этих вывесок ту, на которой красовалась маленькая золочёная коронка, Марк без стука толкнул дверь и вошёл в просторную комнату, в конце которой виднелся прилавок. По стенам тянулись полки, на которых были выставлены свёрнутые в рулоны куски кожи и замши разных цветов. Отдельно стояли деревянные коробки с пряжками, подвесками и чеканными накладками для алкорских сапог. На отдельном стеллаже красовались натянутые на деревянные колодки образчики женской и мужской обуви, украшенной изысканными серебряными и золочёными пряжками, а также тонкой вышивкой и даже кружевами.

Увидев вошедших, приказчик, стоявший за прилавком, кинулся к ним.

— Ваше сиятельство, — радостно затараторил он, — как вы кстати! Только вчера мы получили прекрасную замшу для сапог, мягкую, как бархат, и прочную, как шёлк! Есть разные цвета, даже тёмно-бирюзовый! Не желаете ли взглянуть?

— Не сейчас, Жерар, — остановил его словесный поток Марк. — Я пришёл к твоему хозяину.

— Как вам угодно! — тут же поклонился приказчик. — Господин Ренье сейчас в мастерской. Пройдите в гостиную, я позову его!

— Не стоит, лучше проводи меня к нему. Мне нужно задать ему лишь несколько вопросов.

— Конечно, пройдите! — и он с поклоном указал на дверь за прилавком, в то время как оруженосцы с заинтересованным видом направились к полкам, где были разложены образцы кож.

Глава цеха башмачников господин Ренье был к тому же королевским поставщиком, и часто сам шил обувь для короля и его родственников и приближённых. Как и другие мастера, обслуживающие королевский двор, он знал барона де Сегюра ещё с тех времён, когда тот был пажом принца Армана, и именно он преподнёс когда-то совсем юному Марку его первые сапоги для верховой езды, которые вызвали в душе мальчика искренний восторг. Потом он часто шил для него сапоги и ботфорты, а теперь в круг его клиентов вошли и члены семьи графа де Лорма.

Увидев его на пороге, мастер отложил в сторону изящные башмачки, которые шил, и с улыбкой поднялся.

— Я рад видеть вас, ваше сиятельство, — произнёс он. — Мы как раз получили отличную замшу…

— Я уже слышал об этом, — рассмеялся Марк и присел к его столу на широкую скамью. — Я расскажу об этом супруге, а она быстро разнесёт эту весть по дворцу, и уверяю, уже завтра у тебя отбоя не будет от желающих сделать заказ! — и, припомнив бирюзовый камзол своего ушастого друга, подумал, что тот тоже не откажется от новых сапог: — Только вот тёмно-бирюзовую замшу прибереги для меня.

— На ваших стройных ногах она будет смотреться изумительно! — подмигнул сапожник и, повинуясь его жесту, сел.

— Я пришёл, чтоб расспросить тебя о довольно деликатном деле, старина, — произнёс Марк и Ренье понятливо кивнул.

Его приказчик тут же удалился и плотно прикрыл за собой дверь.

— Что же интересует ваше сиятельство? — спросил Ренье.

— Я хочу, чтоб ты рассказал мне о бароне де Мерлене.

— Смотрителе королевской обуви? — в голосе старого мастера прозвучало удивление.

— Не совсем, — уточнил Марк. — Я хочу знать, как он получил эту должность. Обычно посты такого ранга занимают потомственные аристократы. Однако в данном случае её занял ремесленник, который уже позже получил из рук короля дворянство и титул. Он был столь выдающимся мастером и шил какую-то необыкновенную обувь?

— Нет, ничего необычного, — возразил Ренье. — Он был просто подмастерьем, причём не самого известного мастера.

— Но как же он попал во дворец? — спросил Марк.

— Это тогда удивило всех. Я в то время тоже был подмастерьем, но моим учителем был знаменитый Бартолло, который первым сшил для короля ботфорты в том виде, в каком их шьют сейчас. Он носил звание королевского сапожника и шил чудесные туфельки для принцесс и фрейлин. У него были колодки, изготовленные по меркам всех знатных дам при дворе. И вдруг однажды из дворца пришёл посыльный и сказал, что принцесса Евлалия хочет, чтоб у неё снова сняли мерки, причём она пожелала, чтоб для этого во дворец отправили подмастерье Жака Руже. Именно так тогда и звали теперешнего барона де Мерлена. Он сходил, мерки совпали с теми, что уже имелись, но он принёс новый заказ и сообщил, что принцесса велела, чтоб он сам принёс новые башмачки ей на примерку. Так он и зачастил во дворец, а потом его и вовсе забрали туда. Он стал служить под началом смотрителя обуви, а лет через десять и сам занял эту должность. Я, ваше сиятельство, ничего худого про него сказать не могу. Человек он не злой и не гордый, ценит настоящее мастерство и никогда никого не обманывал. Он и сам до сих пор шьёт обувь, хотя это уж совсем не дело для королевского чиновника! Иногда он заходит сюда запросто посидеть с нами за кружкой пива в нашем кабачке и, кажется мне, что порой даже жалеет, что не остался здесь.

— Выходит, его продвижению способствовала герцогиня Евлалия, — проговорил Марк, — но откуда она о нём узнала и чем он так её привлёк?

— Откуда узнала, сказать не могу, а чем привлёк, понятно! Уж больно он был хорош по молодости! Совсем на мастерового не похож! Он, видите ли, был подкидышем. Его нашли на ступенях храма в младенчестве и, поговаривают, что завёрнут он был в пелёнки из тонкого полотна едва ли не с кружевами. Так что родители его были люди непростые, но оставить его себе не пожелали. О нём заботился бездетный сторож, а после отдал в обучение к сапожнику. Ну, и внешность у него была необыкновенная. Многие девицы на него заглядывались, но его это не слишком радовало. Он с детства был скромен и даже застенчив. Но, видать, кто-то его красоту приметил и рекомендовал принцессе, а она пожелала иметь его при себе. Я так думаю, а уж что там было на самом деле, только боги знают.

Поблагодарив мастера, Марк пообещал в самое ближайшее время сделать заказ на новые сапоги из тёмно-бирюзовой замши и, попрощавшись, вышел. На обратном пути он обдумывал рассказ старого сапожника, и в голове у него из отдельных фактов складывалась интересная мозаика. В юности смотритель королевской обуви барон де Мерлен был обычным подмастерьем на улице сапожников. Он был необычайно хорош собой и его вызвала во дворец принцесса Евлалия, подругой которой была Аделаида де Сюржер. В то время Аделаида носила на шее подвеску в виде рубинового башмачка, и, как выяснила графиня де Лафайет, у неё был любовник и маленькая дочь, которая пропала. В то же время барон де Мерлен один воспитывал дочь, происхождение которой, по слухам, было неясно, и сам он признавал, что оно сомнительно. Однако воспитанием этой девочки занималась графиня де Сюржер, однако, почему-то не забрала её в столицу, а нашла ей жениха в провинции. Теперь же она привезла в Сен-Марко дочь своей воспитанницы, и девушка носит на шее подвеску в виде рубинового башмачка.

Похоже, не безвестный барон из провинции, а юный подмастерье Жак Руже был тем самым любовником Аделаиды де Сюржер. Именно она рекомендовала его своей подруге принцессе Евлалии, а та уже помогла ей пристроить возлюбленного при дворе. Их новорождённую дочь какое-то время прятали, а после того, как Жак Руже стал бароном де Мерленом, отдали её отцу, но воспитанием занималась её родная мать. Возможно, девушку так и не представили ко двору, потому что она была похожа на Аделаиду в молодости. Однако внучка Маргарита пошла в деда, потому бабушка привезла её в столицу, надеясь, что внучке удастся то, что не получилось когда-то у неё, а именно стать королевой.

Потом его мысли метнулись к Кальдерону. Именно с ним сговорилась графиня де Лафайет, желая погубить ненавистную соперницу. Она сообщила ему о том, что у Аделаиды был любовник и незаконнорожденная дочь. Тот явился к ней и был отравлен. Считалось, что его отравили, чтоб помешать Аделаиде стать королевой, но, может, всё было наоборот? Его убили именно потому, что он намеревался помешать ей в этом? Если б графиня не написала письмо Эрнану де Сегюру, и тот не устроил засаду возле дома графа де Сюржера, то убийство Кальдерона могло никак не задеть Аделаиду. Его тело было бы просто вывезено на окраину города и брошено в сточную канаву. Никто не стал бы расследовать смерть человека, настроившего против себя слишком многих. И Аделаида спокойно продолжила бы борьбу за сердце и руку короля Франциска. Так ни она ли была более других заинтересована в смерти Кальдерона?

А что теперь? Убит де Лапорт, который на каждом углу злословил о Маргарите де Ривер, и расхваливал королю её соперницу. К тому же именно он принял на себя роль посредника между графом де Альбоном и виконтом де Байе, и если б ему удалось примирить их, то шансы Анжелики де Байе стать королевой возросли бы ещё более. И если графиня де Сюржер знала об этом, то разве не было бы у неё причин желать смерти де Лапорту?

Марк покачал головой. У него не было никаких доказательств того, что Кальдерона и де Лапорта убила графиня де Сюржер. И даже то, что Маргарита де Ривер является её родной внучкой, было лишь предположением. Может, принцесса Евлалия вызвала к себе прекрасного башмачника по рекомендации другой дамы, а уже во дворце Аделаида познакомилась с Жаком Руже. И связывает её с ним вовсе не сердечная привязанность, а дружба, которая случается между мужчиной и женщиной, чтоб там не говорили. И дочь де Мерлена не имеет к графине никакого отношения, но она, будучи бездетной, приняла под опеку дочку своего друга, поскольку девочка росла без матери. И вполне понятно, что в последствии тёплые чувства к воспитаннице она перенесла на её дочь и подарила ей свою подвеску с башмачком. Может, и правда, кто-то решил избавиться от Кальдерона, заодно устранив из борьбы за сердце короля Франциска Аделаиду де Сюржер, и она никак не причастна к его смерти, став невольной жертвой обстоятельств. А де Лапорт, оказавшись при дворе, уже успел многих настроить против себя и тоже занимался шантажом, а значит, и его могли убить, просто воспользовавшись тем, что он собирается идти в дом, где угощают лавандовым вином с красным тмином, а дочь хозяина окружена облаком аромата, содержащего в себе мускус белого бобра.