Дело серых зомби

Едва совершив это открытие, я заметил множество других удивительных вещей. Слитный гул ливня рассыпался на множество отдельных голосов. Я мог различить звучание каждой струйки в общем хоре, и это не было какофонией – наоборот, все звуки обрели гармонию и смысл, словно инструменты в оркестре. Кругом по-прежнему было темно, но я странным образом видел все – в том числе и то, чего видеть никак не мог. Привычные чувства прорастали тысячами новых побегов, усиливаясь с каждым вдохом, с каждым мгновением!

– Эй! Сержио… – слова давались мне с трудом, мысли путались. – Мы выпили какой-то отравы… Психоделик… Это…

За мгновение до того, как провалиться в галлюцинации, я вспомнил, нет, не вкус – запах. Едва уловимый парфюмерный аромат, почти заглушенный сивушными маслами гнусного пойла. Твист. Значит, у Арриведерчи еще оставался запас…

Неподалеку сверкнула молния – и раскат грома ударил меня, словно пушечное ядро, разом выбив сознание за пределы тела.

Это было чертовски странное и неприятное ощущение. Я завис над лаково переливающейся водой, среди неподвижных дождевых струй; с собственным телом меня соединяли упругие тяжи – одновременно бесплотные и осязаемые. Совершив некоторое усилие, я мог заставить их сократиться – но сознание подчинялось неохотно, словно в ожидании некоего подвоха. Так чувствуешь вывихнутую конечность – тебя неожиданно подвело то, что служило верой и правдой всю жизнь. Нет, боли как таковой не было – лишь ощущение жуткой неправильности происходящего с моим организмом; и еще что-то очень странное творилось с водой. Поверхность протоки по-прежнему хлестал ливень, но это больше не имело никакого значения: на самом деле вода была спокойной, масляной, словно взгляд хищника… Да она в каком-то смысле и была хищником! Внезапное осознание этого факта потрясло меня до глубины души. Вода была живой и опасной. Вязкая, словно расплавленный асфальт, она медленно и лениво ползла куда-то, увлекая за собой…

Стоило мне чуть пристальней всмотреться в переплетение прозрачных мускулов этого монстра, как их движение полностью захватило меня. Эластичные ниточки, связывавшие сознание с телом, лопались одна за другой, но, похоже, тут ничего нельзя было поделать. Даже мысль о том, что Арриведерчи наверняка вернется и я разделю судьбу бандита, нанюхавшегося твиста, не казалась такой ужасной: гораздо больше эмоций вызывали непосредственные переживания.

Хищная вода увлекла меня за собой. Не знаю, сколько это продолжалось и как далеко меня унесло: и время, и пространство здесь существовали по своим законам. Пейзаж вокруг изменился до неузнаваемости: кругом возвышались нагромождения скал – хаос вставших на дыбы каменных глыб. Поток все разгонялся, он уже нес меня со страшной скоростью, подбрасывая и кружа в водоворотах, и, наконец, я увидел, куда он устремляется. Впереди была огромная дыра – провал, пасть, ощерившаяся острыми зубами-утесами; и меня швырнуло прямо в этот разверстый зев.

Пылинка, которую великан вдохнул, даже не заметив… Пенные струи водопадов дробились о камни, устремлялись сквозь бесчисленные пещеры, пронизывавшие земную кору, – вниз, вниз, туда, где глубинный огонь взрывает их клубами перегретого пара, гоня прочь от своих исконных владений…

Страшные видения потом долго преследовали меня в кошмарах, но на тот момент человеческие чувства угасли уже полностью… Я был всего лишь точкой, монадой, маленьким сгустком сознания; из всего многообразия возможностей осталась лишь одна – воспринимать. Я видел нижний мир – мир мертвых. Видел сонмы бесплотных душ, несомых течением, зеленоватое сияние странных растений, облепивших стены тоннелей и каверн, жутких тварей, обитающих там… Видел потоки лавы, медленно плывущие на невообразимой глубине, призрачные замки на вершинах подземных утесов, сотканные из огня и пара сущности… Кажется, я видел даже одного из князей преисподней – титаническую многорукую фигуру, невообразимо огромную, настоящую гору, поросшую железными волосами… Их кончики, попав в лавовую реку, раскалялись добела…

Гулкий удар остановил мое низвержение в бездны потустороннего мира. Следующий дернул обратно, словно леска – пойманную рыбу. Фантастические видения смазывались, текли мимо – а удары сыпались один за другим, их ритм ускорялся, с каждым следующим я поднимался все выше и выше, ощущая нарастающее в груди жжение. Наконец я перестал воспринимать что бы то ни было, кроме этих звуков и ощущения полета, и когда они, наконец, стихли, еще некоторое время пытался справиться с собственным восприятием.

Я находился в лесу – если только вы можете представить себе лес без верха и низа, простирающийся сразу во всех направлениях. Это было все равно, что очутиться в центре клубка перекати-поля: переплетение узловатых стволов, полупрозрачных, опалесцирующих, прорастающих зонтиками незнакомых грибов и гроздьями рубиновых соцветий… Здесь все светилось и все звучало – даже пучки травы, похожие на мохнатые шарики, медленно дрейфующие в густом, как сироп, воздухе, даже ветер. А передо мной, покачиваясь и колеблясь, висели…

Я не знаю, как их назвать. Больше всего они напоминали лица… Нет, не лица – гротескные маски, сплетенные из лент, голографические узоры… Они казались смутно знакомыми; будь моя память в порядке, я бы обязательно вспомнил… Тут я обнаружил, что и сам представляю собой подобную фигуру – то ли иероглиф, то ли стилизованное изображение лица… Ничего другого у меня не было. Собственно, это странное светящееся нечто было лишь бледным подобием, тенью моей прежней личности, из всех чувств сохранившей только самовосприятие – и жалкие, абсолютно бесполезные здесь обрывки мыслей.

Окружающие меня сущности пели. Звук вообще являлся едва ли не главной частью фантастического светящегося леса – только мелодия, которую выводили эти существа, была наиболее сложной и согласованной. Ее вибрации слагалась в тонкие сегментированные ленты – а те, трепеща и по-змеиному извиваясь, оплетали меня, наполняя смыслом и содержанием почти абстрактный узор, который и являлся моим «я»… Мелодии-краски, мелодии-запахи, тактильные мелодии… Это длилось долго, очень долго. Понемногу возвращались мысли, чувства – и жжение в груди, не очень сильное, но словно бы расползающееся по коже. Наконец настал миг, когда я полностью пришел в себя и открыл глаза.

Стоял день – судя по положению солнца, дело потихоньку шло к вечеру. Я лежал на спине, а надо мной тихонько шелестела листва. Что ж, неплохо – по крайней мере, я до сих пор жив… А вот насчет «здоров» – вряд ли. Во всем теле ощущалась страшная слабость. Мышцы ныли, словно я весь вчерашний день приседал с гирями, во рту поселилась противная сухость. Скосив глаза, я заметил Кваки. Юный фрог, в одной набедренной повязке и соломенной шляпе, колдовал над котелком.

– Ага, очнулся, – констатировал он, стоило мне пошевелиться. – Это хорошо.

Я подождал немного, но продолжения не последовало. Тогда я попытался сесть и осмотреться. Ох… Лучше б я этого не делал. Волна тошнотворной слабости накрыла меня с головой, так что некоторое время я был озабочен лишь удержанием рвотных позывов.

– Где мы? – прохрипел я, как только фиолетовые круги перестали плясать перед глазами.

– В зарослях чонбу, – охотно ответил Кваки. – Это лучшая защита для нас.

– Защита? От кого?

– От парня, который отравил тебя. У чонбу густые и очень колючие ветви, пробраться сквозь них непросто.

Стараясь не делать резких движений, я огляделся. Мы расположились на крошечной полянке под раскидистым деревом; это место со всех сторон окружала высокая стена незнакомой растительности.

– А каким образом мы сюда попали?

– Неужели не ясно? Я договорился с кустами, и они нас пропустили, – заявил он.

Ну да, конечно. Договорился. Я и сам каждый день болтаю с зеленью, обычное дело. А под вечер люблю перекинуться в картишки с парой-тройкой деревьев.

– Звучит как-то по-дурацки… – брякнул я.