Дело вдовы Леруж

Старик сыщик, знакомый чуть не со всем городом, прекрасно знал почтенного банкира. Он даже поддерживал с ним деловые отношения в те времена, когда коллекционировал книги.

— Это вы, старый крокодил! — обратился он к г-ну Клержо. — Значит, у вас появились клиенты в моем доме?

— Похоже на то, — сухо отозвался Клержо, не любивший фамильярности.

— Вот так так! — протянул папаша Табаре. И, движимый любопытством, вполне простительным для домовладельца, которому полагается пуще огня бояться несостоятельных квартирантов, поинтересовался:

— Кому же, черт возьми, из моих жильцов вы помогаете разориться?

— Я никого не разоряю, — возразил г-н Клержо тоном, в котором звучало уязвленное достоинство. — Разве я давал вам повод жаловаться, когда мы с вами вели дела? Не думаю. Прошу вас, спросите обо мне у молодого адвоката, который пользуется моими услугами, и он вам скажет, жалеет ли он о знакомстве со мной.

Табаре был неприятнейшим образом поражен. Неужели Ноэль, разумный Ноэль, прибегает к услугам Клержо? Что это значит? Возможно, и ничего страшного. Однако ему припомнились пятнадцать тысяч франков, которые он дал Ноэлю в четверг.

— Да, я знаю, — сказал он, желая выведать как можно больше, — у господина Жерди денежки не залеживаются.

Клержо, с присущей ему щепетильностью, всегда давал отпор нападкам на своих клиентов.

— Ну, сам-то он не транжир, — заметил он. — Но у его малютки возлюбленной луидоры так и летят. Ростом с ноготок, а черта с рогами, когтями и хвостом проглотит.

Вот как! Ноэль содержит женщину, да еще такую, которую сам Клержо, друг легкомысленных особ, почитает мотовкой! Это откровение поразило беднягу сыщика в самое сердце. Однако он скрыл свои чувства. Малейший жест или взгляд могли пробудить в ростовщике подозрения и заставить его прикусить язык.

— Ну, ничего, — заметил он как мог непринужденнее. — Известное дело, в молодости нужно перебеситься. Как по-вашему, сколько он тратит в год на эту плутовку?

— Право, не знаю. Он совершил промах, не определив ей твердое содержание. По моим подсчетам, за четыре года, что он ее содержит, она вытянула у него тысяч пятьсот.

Четыре года! Пятьсот тысяч франков!

Эти слова, эти цифры разорвались в мозгу папаши Табаре наподобие бомб.

Полмиллиона!

Если это так, Ноэль вконец разорен. Но тогда…

— Много, — произнес он вслух, делая героические усилия, чтобы скрыть свое отчаяние. — Пожалуй, чересчур много. Однако надо сказать, что господин Жерди располагает средствами.

— Это он-то? Да у него и столечко не осталось, — перебил ростовщик, пожимая плечами, и отмерил большим пальцем на указательном нечто невообразимо крошечное. — Он разорен подчистую. Но если он вам задолжал, не тревожьтесь. Он большой пройдоха. Он женится. Вы меня знаете, так вот, я только что ссудил его двадцатью шестью тысячами франков. До свидания, господин Табаре.

И ростовщик поспешно удалился, между тем как бедняга Табаре столбом застыл посреди тротуара.

Чувства его были сродни непомерному горю, разбивающему сердце отца, которому внезапно открылось, что его любимый сын — негодяй.

Но несмотря ни на что, старик так верил в Ноэля, что разум его все еще отвергал мучительные подозрения. Ведь ростовщик мог и оклеветать молодого человека.

Люди, дающие деньги в рост из десяти процентов, способны на все. Очевидно, Клержо сильно преувеличил безумные траты своего клиента.

А хоть бы и так! Сколько мужчин совершало ради женщин величайшие безумства, не переставая быть честными людьми!

Папаша Табаре уже хотел войти в дом, но путь ему преградил вихрь кружев, шелка и бархата.

Из дверей вышла молодая черноволосая дама.

Легче птички она впорхнула в голубую карету.

Папаша Табаре был ценитель красоты, дама очаровательна, но он даже не взглянул на нее.

Он вошел и в парадном наткнулся на привратника, который стоял, держа шапку в руке, и умильно поглядывал на монету в двадцать франков.

— Ах, сударь, — сказал ему привратник, — какая красивая дама, да какая изысканная! Что бы вам прийти на пять минут раньше!

— Что за дама? Откуда взялась?

— Эта элегантная дама, что вышла сию минуту, приезжала справиться о господине Жерди. Она дала мне двадцать франков за то, что я ответил на ее вопросы. Похоже, господин Жерди женится. Вид у нее был вконец разъяренный. Какая красотка! Думается мне, она его любовница. Теперь я понимаю, почему он уходил ночами.

— Кто? Господин Жерди?

— Ну, да, сударь, я вам об этом не говорил, потому что уходил-то он украдкой. Никогда, бывало, не попросит, чтобы я ему отворил. Какое там: удирает через маленькую дверцу каретного сарая. Я про себя думал: «Он просто не хочет меня беспокоить, очень деликатно с его стороны!» А мне ведь не жалко…

Выкладывая все это, привратник по-прежнему не сводил глаз с монеты.

Когда же он поднял глаза, чтобы взглянуть на своего господина и повелителя, тот уже исчез.

«Еще один ветреник! — подумал привратник. — Ставлю сто су, что хозяин понесся вдогонку за той красавицей. Беги, беги, старый шут, может, и урвешь свой кусочек, да только он дорого тебе обойдется».

Привратник не ошибся. Папаша Табаре помчался вдогонку за голубым экипажем.

«Эта дамочка все мне расскажет!» — подумал он и выскочил на улицу. И вовремя: он успел заметить, как голубой экипаж заворачивает за угол.

— О господи! — пробормотал сыщик. — Сейчас я потеряю ее из виду, а между тем правду я узнаю только от нее.

Он пришел в то состояние нервического возбуждения, когда люди способны творить чудеса.

До угла улицы Сен-Лазар он домчался с такой скоростью, словно ему было лет двадцать.

О счастье! На Гаврской улице, в полусотне шагов, он увидел голубой экипаж, который застрял в уличном заторе.

«Она у меня в руках!» — сказал себе папаша Табаре.

Он устремил взор к Западному вокзалу, где на улице всегда полно незарегистрированных извозчиков. Как назло, ни одного экипажа!

Сейчас он готов был воскликнуть наподобие Ричарда III: «Полцарства за фиакр!»