Дело вдовы Леруж
Шрифт:
Ноэль склонился было в почтительном поклоне, но полный ненависти, ярости и презрения взгляд отца остановил его.
По коже у него пробежал озноб, он понял, что погиб.
— Негодяй! — воскликнул граф и, боясь дать волю гневу, швырнул в угол трость.
Он не желал ударить сына, считая его недостойным даже этого.
Оба погрузились в угрюмое молчание, длившееся, как им показалось, целую вечность.
У обоих в уме пронеслось столько мыслей, что не хватило бы целой книги, чтобы записать их.
Ноэль первый дерзнул заговорить.
— Сударь… — начал
— Молчите по крайней мере, — глухим голосом перебил граф, — молчите! Боже правый, неужто вы мой сын? Увы, теперь я не могу больше в этом сомневаться. Негодяй, вы прекрасно знали, что ваша мать — госпожа Жерди. Подлец! Вы не только совершили убийство, но еще и постарались, чтобы подозрение пало на невинного. Матереубийца! Вы убили свою мать!
Адвокат в замешательстве пытался возразить.
— Вы ее убили, — продолжал граф окрепшим голосом, — свели в могилу если не ядом, то своим преступлением. Теперь я все понимаю. Сегодня утром она не бредила, и вы это знаете не хуже меня. Вы подслушивали и решили войти в тот миг, когда одно ее лишнее слово могло вас погубить. О, вы рассчитали впечатление, которое произведет ваш приход. Это к вам она обратила свое последнее слово: «Убийца!»
Ноэль мало-помалу отступал в глубь комнаты и в конце концов прислонился к стене; волосы у него разметались, взгляд блуждал. Его сотрясала дрожь. На лице у него застыл невыразимый ужас, ужас изобличенного преступника.
— Как видите, мне все известно, — продолжал граф, — и не мне одному. Постановление на ваш арест уже подписано.
Крик ярости, похожий на глухое рычание, вырвался из груди адвоката. Губы его искривились. Поверженный в самый миг торжества, он взял себя в руки и совладал со страхом. Глядя на графа с вызовом, он гордо выпрямился.
Г-н де Коммарен, не обращая более внимания на Ноэля, подошел к столу и выдвинул ящик.
— Следуя долгу, — сказал он, — мне надо было бы предать вас в руки палача. Но я стараюсь не забыть, что прихожусь вам отцом. Сядьте. Напишите признание в совершенном вами преступлении и подпишите его. Затем вы найдете в этом ящике револьвер и да простит вас бог!
И старый аристократ направился к двери, но Ноэль жестом остановил его и вытащил из кармана четырехзарядный револьвер.
— Ваше оружие не потребуется, сударь, — отчеканил он. — Как видите, я принял меры. Живым я не дамся. Но…
— Что вы хотите сказать? — сурово спросил граф.
— Должен вам сообщить, сударь, — хладнокровно продолжал адвокат, — что я не желаю кончать самоубийством. По крайней мере сейчас.
— Вот как! — с отвращением воскликнул г-н де Коммарен. — Он еще и трус!
— Нет, сударь, нет. Но я покончу с собой не раньше, чем уверюсь в том, что иного выхода у меня нет, что спастись не удастся.
— Негодяй! — вскричал граф с угрозой. — Неужели мне собственными руками…
Он бросился к столу, но Ноэль ударом ноги задвинул ящик.
— Послушайте, сударь, — отрывисто прохрипел он, — не будем тратить на пустую болтовню то немногое время, которое мне еще осталось. Я совершил преступление — это так — и не пытаюсь оправдываться. Но
кто толкнул меня на него, как не вы? Теперь вы оказываете мне честь, предлагая револьвер. Благодарю, я отказываюсь от него. Увольте меня от вашего великодушия. Вам главное — избежать скандального процесса, который навлечет позор на ваше имя.Граф хотел возразить.
— Не прерывайте меня! — властным тоном продолжал Ноэль. — Я не хочу кончать с собой. Я хочу спастись, если удастся. Помогите мне бежать, и обещаю вам, что живым я не дамся. Я прошу: помогите мне, потому что у меня нет при себе и двадцати франков. Последний мой тысячный билет истаял в тот день, когда… Словом, вы понимаете. Дома нет денег даже на похороны матери. Итак, денег!
— Ни за что.
— Тогда я сдамся властям, и вы увидите, что это будет означать для имени, которым вы так дорожите.
Граф, не помня себя от ярости, рванулся к столу за револьвером. Ноэль заступил ему дорогу.
— Не доводите до рукопашной, — холодно произнес он, — я сильнее.
Г-н де Коммарен отступил.
Упомянув о суде, о скандале, о позоре, адвокат задел больное место.
С минуту старый аристократ колебался между стремлением уберечь свое имя от бесчестья и жгучим желанием покарать убийцу. Но родовая гордость Коммаренов пересилила.
— Хорошо, — произнес он дрогнувшим голосом, в котором слышалось жгучее презрение, — покончим с недостойным спором… Чего вы хотите?
— Я уже сказал — денег. Давайте все, что у вас тут есть. Решайтесь, да поскорей.
Не далее как в субботу граф получил у банкира сумму, предназначавшуюся на обстановку дома для человека, которого он считал своим законным сыном.
— У меня здесь восемьдесят тысяч франков, — сказал он.
— Мало, — отвечал адвокат, — но что поделать, давайте. Признаюсь, я рассчитывал тысяч на пятьсот. Если мне удастся уйти, вы должны будете передать мне еще четыреста двадцать тысяч франков. Ручаетесь, что дадите их мне по первому требованию? Я найду способ их получить, не подвергаясь опасности. За это обещаю, что вы никогда больше обо мне не услышите.
Вместо ответа граф отпер маленький сейф в стене, извлек из него пачку банковских билетов и бросил их к ногам Ноэля.
В глазах адвоката сверкнула ярость, он шагнул к отцу.
— Не доводите меня до крайности, — угрожающе проговорил он. — Люди, которым, подобно мне, нечего терять, становятся опасны. Я еще могу сдаться властям.
Тем не менее он нагнулся и поднял деньги.
— Даете ли вы слово, что выдадите мне остальные? — осведомился он.
— Да.
— В таком случае я ухожу. Не бойтесь, я не отступлю от нашего уговора. Живой я не дамся. Прощайте, отец! Вы истинный виновник всего, что случилось, но вам наказание не грозит. Небо не знает справедливости. Я проклинаю вас!
Через час, войдя в кабинет г-на де Коммарена, слуги обнаружили графа на полу: он лежал, уткнувшись лицом в ковер, и почти не подавал признаков жизни.
Тем временем Ноэль вышел из особняка Коммаренов и, пошатываясь от головокружения, миновал Университетскую улицу.