Дело второе: Браватта

“Еще бы горло ему перерезать и совсем бы хорошо было!” — плотоядно облизнулся ненадолго спущенный зверь. — И последствий никаких! А я мог бы лично взяться за расследование этого загадочного убийства! Прямо в Инверино! Какой ужас!”

Но Бенедикт уже вернул контроль над зверем. Он и так здорово подставился, спуская пар.

“Но хорошо-то как!”

Сослуживцы баронета — раз. Гвардия не прощает такого, тем более штатским дворцовым шаркунам, каковым они считают и да Гора. Когда этот осел придет в себя, вызовы посыпятся на барона как переспелые абрикосы. Их можно игнорировать, но спину придеться беречь вдвое внимательнее.

Три обиженных семьи — два. Да Урсу, да Корси и, собственно, сам да Пала. Эти, скорее всего, дело постараются замять, тем более что свидетелей не было, но выждав удачного момента — ударят.

Выволочка от Фрейланга — три. Вряд ли серьезная, но маркиз не одобрял импульсивных поступков. Список можно продолжить, но для неспокойной жизни хватит и первых трех пунктов. И, несмотря на все это, барон да Гора чувствовал себя прекрасно!

А жизнь его и так была далекой от спокойной.

Стон снизу возвестил, что забияка да Пала приходит в себя. Что ж, попробуем минимизировать ущерб от своего всплеска. Бенедикт присел на корточки и за длинные волосы поднял голову баронета, чтобы видеть его глаза. Вскоре в них появилось осмысленное выражение, быстро перетекающее в ярость. Не давая ей разгореться слишком сильно, да Гора заговорил.

— Слушай внимательно. Сделай вид, что ничего этого не было. Да Урсу тебе не приказывал вызвать меня на дуэль, а ты не встречался со мной в коридоре. Последуешь моему совету — доживешь до смерти отца и спокойно унаследуешь титул.

Заломил баронету руку, когда тот попытался вырваться.

— Слушай! Будешь охотиться в своих лесах, портить селянок и жить как настоящий тан. Если нет — умрешь. Я не буду с тобой играться в дуэли и прочую чушь. Я даже подходить к тебе не буду. Ты просто получишь кинжалом в бок на улице. Или упадешь с коня и сломаешь шею. Или еще что-нибудь. Я ведь умею играть нечестно. И у меня в этом богатый опыт. Слушай, я сказал! Микеле да Мартино помнишь?

Судорожный кивок и шипение, когда от этого движения натянулись волосы.

— Вот и хорошо, что помнишь! Он попытался со мной играть как ты. Как кончил — тебе известно.

Пару раз за этот монолог, Бенедикту пришлось удерживать баронета от попытки ударить обидчика. Очень в этом помогала заломленная за спину рука. Когда же был упомянут погибший в сгоревшей придорожной таверне баронет да Мартино, дуэлянт притих и остаток речи дослушал без попыток вырваться.

К смерти да Мартино Бенедикт никакого отношения не имел. Последний из древнего танского рода был классическим прожигателем жизни: богатство, стремительно утекающее на частых пирушках, дуэли, из которых он, прекрасный фехтовальщик, выходил лишь с царапинами, любовные романы, частенько с замужними дамами. Просто образец для подражания! Погиб глупо, год назад, по дороге домой. Остановился в придорожной таверне, хорошенько выпил с друзьями-прихлебателями, а в разгар пирушки — подпалил таверну. Зачем — непонятно! Не выжил никто, ни владелец таверны с домочадцами, ни баронет с дружками. Бенедикт расследовал дело (на всякий случай — вдруг не случайность?), поэтому и знал об этом так много. А вот в высшем обществе о нелепой смерти баронета ходили другие слухи. Что, дескать, баронет был убит кем-то из недоброжелателей. Последних у благородного тана было, как вшей у нищего, так что Бенедикту оставалось только удачно использовать эту историю.

Последовательно он отпустил сперва волосы баронета, затем его руку, убедился, что твердолобый забияка не собирается бросаться на обидчика. Сделал пару шагов назад. Посмотрел на глаза баронета, горящие ненавистью и обещанием скорой мести, вздохнул и зашагал прочь.

Столкновение с подручным да Урсу заняло не более трех минут, однако Бенедикту казалось, что прошло не меньше часа. За спиной кряхтя поднимался на ноги неудачливый дуэлянт, а да Гора, избавившись от мешающей здраво рассуждать ярости, уже вновь обдумывал произошедшее на Совете. Проникаясь все большим убеждением, что увиденное им сегодня, лишь разрозненные части чего-то большего.

“Нужно больше фактов! И, по крайней мере, на пару дней, охрана! Преисподним ведомо, на что они еще решаться после такого!”

Красная папка

14 ноября 783 года от п.п.

Поступило сегодня утром голубиной почтой от агента Кноппа из Норен Хельда, герцогство Товизирон. К письму также были приложены обоснования расходов за последние три месяца. Я уже все проверил и особых расхождений с нашими данными не обнаружил.

Простолюдины города открыто говорят хулу на своего правителя, не получая за то никакого наказания. Более того, сам я не один раз видел стражников, которые присоединялись к таким крамольным беседам, вместо того, чтобы бить палками смутьянов. В трактирах обсуждают, что герцог Конрад из Клагенфуртов более не управляет делами страны, запершись вместо этого в своем замке и не ведя приема. Говорят также, что прячется он от собственных вельмож, коих подозревает в попытках убить его и завладеть его землями.

Купечество и прочий торговый люд тоже недоволен происходящим, а особенно — бездействием короны. Поскольку, с их слов, разбойники на дорогах распоясались сверх всяких приличий, и нападают на торговые караваны едва ли не сразу за городскими стенами.

Еще мне стало известно, что из товизиронских военачальников выделился один с именем Корвиари. И многие в сей среде прислушиваются к его речам. А говорит он о том, что род Клагенфуртов ослаб и мальчишка Конрад после развала империи тянет их герцогство в пропасть своим неумелым управлением!

Глава 5

В которой говорится о кланах морского народа, их традициях и о значении имени Бельк. Здесь же ведутся семейные разговоры, чуть разбавленные слухами о большой войне и невысказанной тоской по уплывающей мирной жизни.

Бельк получил приглашение на встречу после обеда, когда с кружкой горячего отвара в руках стоял в дверях остерии. У него было важное дело — мужчина наблюдал за тем, как бледное солнце пытается согреть город. Блестел под неуверенными лучами светила первый снег, выпавший этой ночью, и который, скорее всего, к обеду уже растает. Воздух был пропитан чистыми запахами легкого морозца, ароматами стряпни, вылетающими из приоткрытой двери остерии и так и не замерзшими сточными канавами.

Мальчишка лет десяти, укутанный в слишком большой ему полушубок и какие-то нелепые платки, подкатился к нему колобком и сунул в руки клочок бумаги. И не говоря ни слова — покатился дальше. Не уличный оборванец, вполне домашний мальчуган, которого родители отправили с важным поручением. Снабдив точным описанием человека, которому ему нужно передать записку. Тоже послание, как и сама записка. Семейный разговор, не деловой.

Северянин посмотрел на короткий текст записки, в которой было указано только время и место, двумя глотками допил травяной отвар, до которого, с легкой руки Мерино, стал большим охотником, и выплеснув из кружки остатки на снег, пошел внутрь.

Хозяин остерии был на кухне и занимался тем, что увлеченно фасовал по маленьким холщовым мешочкам черные сухие горошины пинканеллы, отрывая их тонких стебельков. Лицо у него было увлеченное, наверняка уже пересчитывал барыши, которые получит при перепродаже пряности. Заслышав шаги Белька, он поднял голову и с легким беспокойством спросил:

— У тебя что-то случилось?

Как ему удавалось что-то разглядеть на его лице, Бельк до сих пор недоумевал. Для всех остальных оно было не выразительней скальной стены, однако Мерино читал его легко, словно открытую книгу.