Демон Максвелла
Шрифт:
– Том, знаешь, как устроена ловушка для енотов?
– Я… Нет, не сказал бы.
– Очень умное приспособление, – она не отрывала глаз от фото и записки. – Берешь маленькую клетку, очень маленькую – размером с чайник. Крепишь ее к земле и внутрь кладешь что-нибудь блестящее.
– Что, например?
– Неважно, главное, чтобы сверкало – страз или бриллиант. Что хочешь. Главное, чтобы этот блестящий предмет нельзя было достать через прутья клетки.
Софи бросила на меня быстрый взгляд.
– Ага, – отозвался я.
– После этого ловушка готова. Оставляешь ее и идешь домой. А потом появляется енот. Он видит блестяшку и
– Тогда его и надо ловить.
– Именно. Открепляешь клетку, поднимаешь ее вместе с енотом и бросаешь в мешок.
– Так ты думаешь, это ловушка от Эндрю?
– Как знать, – сказала Софи, все еще разглядывая оба предмета.
Прошло несколько секунд. Софи погрузилась в свои мысли и не двигалась.
– Софи?
– После этого завязываешь мешок и бросаешь его в реку.
– Что, прости? – спросил я, а когда она не ответила, добавил: – Ты шутишь, да?
Она подняла глаза; на лице ее было серьезное выражение.
– Могу я тебе кое-что показать?
– Э-э, да. Конечно.
Софи на секунду отвернулась, а потом положила на стол маленькую черную сумочку. Оттуда она достала кошелек, открыла его и вытащила из кармашка крошечный квадрат сероватой бумаги.
– Прочти, пожалуйста, – сказала она, передав его мне.
Квадратик оказался аккуратно сложенным куском газеты. Он раскрылся в длинную, узкую колонку текста. Старая газетная рецензия на «Двигатель Купидона».
Я принялся читать. «Непревзойденная игра с ожиданиями читателя, бесчисленные, безупречно реализованные сюжетные повороты» – и все в таком духе. Слова «шедевр» и «гений», встречались чуть ли не через каждое слово, похвала и восхищение возрастали в геометрической прогрессии, исключая всякую возможность беспристрастной критической оценки того, что, в конце концов, являлось всего лишь детективным романом.
– Вау, – я сложил вырезку и протянул ее обратно Софи.
– И не говори.
– Что-то мне подсказывает, книга ей понравилась.
– Ага. Я тогда вырезала эту статью и сохранила только потому, что раньше никогда не видела ничего подобного. И еще мне было приятно: я почувствовала себя причастной к чему-то особенному. Понимаешь? Теперь я храню эту рецензию как напоминание.
– О чем?
– О том, что если роман вроде «Двигателя Купидона» однажды снова попадет мне на стол, надо держаться от него подальше. Это невозможно, – она подняла рецензию. – Не может человек, выпустивший подобную книгу, быть хоть сколько-нибудь вменяемым и нормальным. Ты хоть представляешь, сколько в нее вложено работы, сколько ради нее пожертвовано?
– Представляю.
– Тогда ты знаешь, что любой, кто способен достичь того, чего добился Блэк, – потенциально очень опасный человек.
– Что? Нет, не думаю…
– Да ладно тебе, Томас, – сказала она. – Ты же читал его книгу. Сколько там – тысяча страниц? И ни единого лишнего слова. Он достиг небывалого уровня манипуляции. Заставляет читателя верить, что верх – это низ, а черное – это белое. –
Она подвинула фотографию черной сферы ко мне. – Несомненно, это приманка. Но не просто хорошая. А гениальная. И, уверяю тебя, очень хорошо продуманная. Только сумасшедший решится на нее клюнуть.Я откинулся на спинку стула, не зная, что ответить.
– Такое вот мое мнение, – сказала Софи. – Советую тебе держаться подальше от Эндрю. Человек с такими мозгами способен на все. Он заставит тебя делать и думать что угодно, заставит тебя быть кем угодно.
– Да ладно тебе, – сказал я, поднимаясь на ноги. – Не отрицаю, со словами он обращается мастерски, но…
– Что есть мир, Томас? Не отвечай сразу. Я хочу, чтобы ты сначала хорошенько подумал. Из чего состоит мир, в котором ты живешь? Из камней, травы и деревьев или из статей, сертификатов, записей, файлов и писем? Из почвы, рек и песка или из мыслей, идей, верований и мнений? Позволь задать еще один вопрос: что это за мир, в котором всего семь слов, – она постучала костяшками пальцев по записке Эндрю, – семь слов, сложенных в определенной последовательности, могут заставить уравновешенного человека слепо броситься в неизвестность; туда, где он ни разу в жизни не бывал?
– Я не говорил, что собираюсь к нему ехать.
– Кого ты обманываешь? Это я и пытаюсь до тебя донести: ты считаешь Блэка своим другом, коллегой, а он все это время играл с тобой, как с чертовой марионеткой, подводя все ближе к краю обрыва.
– …
– Вот только не надо на меня так смотреть. – Щеки Софи вспыхнули. – Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Иначе уже бы ответил ему, а не пришел бы ко мне как к мамочке за разрешением.
Я хотел ей ответить, но слова не шли с языка. Повисла неловкая тишина.
– Про край обрыва ты это загнула, – неубедительно выдал я.
– Что?
– Он только сказал мне, что я ужасный писатель. Думаю, край обрыва – это про тебя.
Софи уставилась на меня большими голубыми птичьими глазами, пытаясь отыскать смысл сказанного, словно тот был мышью, убегающей через вереск. А затем… Она расхохоталась. Усталым смехом, после которого говорят: «Твою мать» – и облегченно обмякают в кресле.
– Извини.
– О, Том. Слушай, давай больше не будем об этом. Пожалуйста. Мне будет намного спокойнее, если он так и останется… пропавшим.
Я посмотрел на фото и записку. Кивнул.
– Это значит «да»?
– Это значит «я постараюсь».
Софи Алмондс испустила долгий, глубокий вздох. Взяла записку.
– Не удивлюсь, если это единственное, что он написал после «Купидона». Ты ведь понимаешь, что формально, согласно контракту, эта записка принадлежит издательству?
– Конечно.
– Отлично, – сказала она, затем подняла листок бумаги, словно взвешивая его. – Что думаешь? Долгожданное продолжение романа Эндрю Блэка?
Я уставился на маленький листок бумаги с семью словами, который она зажала между указательным и большим пальцами.
– Для черновика сиквела маловат.
– Отчего-то мне кажется, что издательство и на такое согласится. – Она сложила записку и положила ее обратно в конверт. – Так что давай убережем их от лишних хлопот.
– Да, думаю, так будет лучше.
Следом она сунула фото в конверт, закрыла его и толкнула ко мне.
– Тебе тоже лишние хлопоты не нужны. Я серьезно.
Я поднял конверт и сунул его в карман куртки.