Демон скучающий

Он догадался, куда она его увлекает, и удивился:

– Ты же не любишь показывать незаконченные работы.

– Я закончила.

– Так быстро?

– Это была длинная ночь, – сказала она просто. – Самая длинная в моей жизни.

Они зашли в мастерскую. Девушка впереди, продолжая держать его за руку, но остановилась, потому что остановился он – едва ступив за порог. Остановился и замер. Потрясённый до глубины души.

Картина была повёрнута от окон, и он увидел её сразу. Во всей красе. Во всём величии. С невысохшей краской, но абсолютно законченную. Бьющую наотмашь и его, так уж получилось, первого. В самое сердце.

– Ты… видишь меня таким… – Ему не нужно было спрашивать, над чьим портретом она трудилась самую длинную в жизни ночь. – Ты видишь меня насквозь.

– Кто, если не я? – Она встала рядом, положила голову ему на плечо и вздохнула: – Я назвала её «Демон скучающий». 25 апреля, вторник

– Не представляю, что буду делать, когда ты уедешь, – пошутил Никита, забирая у Вербина стакан кофе. – К хорошему быстро привыкаешь.

– Сначала у тебя начнётся ломка, – пообещал Феликс. – Каждое утро, заходя в управление, ты будешь озираться в поисках меня и вздыхать, не находя. На пике, возможно, станешь выкрикивать моё имя по ночам…

– Заткнись.

– Смущая жену…

– Заткнись.

– Извини, ты сам спросил.

– Просто заткнись, – рассмеялся Гордеев. – И скажи, для чего ты меня ждал?

– Мы встретились совершенно случайно. – Вербин округлил глаза.

– У входа в управление? И ты явно тут не пять минут ошиваешься. – Гордеев покачал головой: – Не ври мне.

– Последняя фраза кажется знакомой.

– Ты был женат.

– Ладно, ладно… – Феликс улыбнулся и протянул Никите сложенный лист бумаги. – Поищи, пожалуйста, человека с этими данными.

Гордеев прочитал короткий, написанный от руки текст и удивлённо посмотрел на Вербина.

– Ты серьёзно?

– Да.

– И кто это будет?

– Мне самому интересно.

– Опять загадки?

– Куда без них?

– Ладно, прикажу поискать. – Никита убрал бумагу в карман, сделал глоток кофе, почти втолкнул Феликса в подъехавший лифт и спросил: – Об этом пока не говорим?

– Пока нет. Нам есть о чём рассказать.

– И чем похвастаться.

– И чем похвастаться.

На традиционном совещании, которое сегодня проходило на Суворовском, потому что сразу после него Васильев и Голубев отправлялись к заместителю начальника управления. Радости им это обстоятельство не прибавляло, а вот оперативники выбором места остались довольны – на своей территории им было комфортнее.

– Насколько я понимаю, у нас наконец-то появились реальные результаты, – произнёс Голубев и выразительно посмотрел на Феликса, давая понять, что результаты появились не у того, кто больше всех умничает, а у скромных петербургских офицеров. Феликс невозмутимо промолчал. – Рассказывай, Гордеев, и заранее извини, что я буду задавать вопросы.

Оперативные мероприятия в доме Ферапонтова закончились поздно, поэтому следователь в присланные материалы ещё не заглядывал. Ну, разве что краем глаза, пока добирался до управления.

– Конечно. – Никита заглянул в планшет. – Насчёт результатов я пока не хочу говорить, чтобы не забегать вперёд, но подвижки в расследовании произошли весьма серьёзные. Итак, вчера, вскоре после нашего совещания, поступила оперативная информация о том, что несколько опрошенных граждан опознали помещение, в котором велась видеосъёмка Орлика и Кости Кочергина. Благодаря вам, Виктор Эдуардович…

Голубев важно кивнул.

– Мы быстро получили ордер, выехали на место, в Верхнюю Ижору, и действительно обнаружили в указанном особняке помещение, в котором, предположительно, велась та самая съёмка.

– Предположительно? – поднял брови следователь. – Если я правильно понял, обстановка полностью совпала с той, что на видео?

– Жду подтверждения экспертов.

– Разумно, – согласился Голубев. – Учитывая, кому принадлежал дом, нужно всё делать в точном соответствии с протоколом.

Вербин, который после ужина с Вероникой вернулся в управление и сидел там с Гордеевым до двух часов ночи, уже слышал имя: Илья Семёнович Ферапонтов, знал, о ком идёт речь, но решил сыграть «дикого» москвича.

– Большой человек?

– Скажем так: весомый, – вздохнул Васильев.

– Будь он жив, не уверен, что мы получили бы ордер на основании одних лишь показаний осведомителя, – с неожиданной искренностью добавил следователь.

– Когда он умер?

– Примерно год назад. Рак.

– Ага. – Вербин сделал пометку в записной книжке.

– Что ты хочешь сказать своим «ага»? – нахмурился Голубев.

– Орлик мёртв. Ферапонтов мёртв. – Феликс выдержал короткую паузу и едва заметно развёл руками: – Это в деле Кости Кочергина. В других делах то же самое: Иманов мёртв, Барби мертва. У нас на руках куча преступлений, но люди, с которыми имело смысл их обсудить, мертвы.

– Но по каждому преступлению есть неопровержимые улики, указывающие на этих людей, – теперь в голосе следователя не было и грана искренности, только жёсткость. – Разве не так?

– Так.

– Запомни свой ответ. – Голубев вновь повернулся к Гордееву: – А ты продолжай.

Судя по всему, Вербин вновь испортил ему настроение.

– Обнаружение помещения стало нашей единственной удачей, – признался Никита. – Больше в особняке ничего интересного, имеющего отношение к расследованию, не найдено. Личный телефон и компьютер Ферапонтова-старшего наследники исследовали после его смерти, говорят, ничего сомнительного в них не видели. Устройства уничтожены, поэтому проверить их заявление возможности нет. Из городской квартиры Ферапонтова после его смерти были вынесены все документы и электронные устройства, в самой квартире сделан косметический ремонт и в ней уже полгода живут посторонние люди – наследники квартиру сдают.

– Никаких следов, – протянул Васильев. – Если у Ферапонтова были компрометирующие материалы, он мог заранее их уничтожить – умирал он долго, не в одночасье.

– Или ими завладел кто-то из наследников, – добавил Голубев.

– На мой взгляд, Николай Ферапонтов был искренне удивлён и расстроен, – произнёс Никита. – Даже больше: мне показалось, что наши подозрения повергли его в шок. Он не ожидал, что его отец занимался… В общем, делал то, что, как мы считаем, он делал.

На некоторое время в кабинете повисла тишина, а затем следователь негромко спросил: