Демон тринадцатого месяца
Шрифт:
— Мы тоже не сидели сложа руки и по своим связям с которыми сносились через аптеку возле дворцовых ворот, прознали о школе боевых искусств достойной барышни Ли Ло и воина Цао, — продолжал рассказывать Главный Евнух. Похоже дни тревог и неизвестности, тяжелого ожидания, что Царедворец поднимется вновь, требовали выхода в столь откровенном долгом повествовании, давая рассказчику выговориться.
— Признаться, я было уверился, что все это дело рук дочери казначея, ибо она выдержана, разумна, предана вам и у нее имелся веский повод мстить Царедворцу, как вы знаете. И для нас, сторонников императора, стало трагедией гибель ее и ее мужа в засаде, устроенной лучниками
— Вы думаете, что против Царедворца столь решительно выступила Ся Гэ? — спросил Глава прямо.
— Ну, а кто же тогда столкнул Каменных псов с Сумеречными, как не она? Ли Ло и Цао ктому времени уже трагически погибли.
— Каменных псов и Сумеречных? — потрясенно переспросил Глава.
— Вот именно!
Глава задумался. Слова Главного Евнуха подтверждали уверения Третьего мастера, что именно ей он обязан своим спасением и в то же время еще больше озадачивал. Ся Гэ была сильна в угрозах, но не в действиях. Слишком хорошо знал он свою ученицу, что бы поверить в подобный размах и дерзость, не свойственных ей, действий, хотя бы потому, что она не отличалась богатым воображением, чтобы задумать такое. Выполнить да, но не задумать. Да и благоразумная, здравомыслящая Ли Ло вряд ли действовала столь рискованно, непредсказуемое и опрометчиво, пусть даже на руках у нее нужные изобличающие бумаги. Рассчитать дальнейшие действия и тактику она могла, но без фантазии. Она сама была предсказуема. Царедворец мигом бы вычислил бы ее.
Эти одолевавшие его сомнения, заставили дафу отложить возвращение на гору Доуфань к своему разоренному Поместью и просить его величество разрешить встретиться с поверженным Царедворцем, что было милостиво разрешено ему.
И вновь он стоял перед решеткой тюремного каземата, куда его проводил дворцовый евнух, но уже не как бесправный узник.
По воле ли Небес, что воздает в равной мере по заслугам, или по злой усмешке Судьбы, что любит насмехаться порой над сильными и самоуверенными, но Царедворец был брошен за ту же решетку за которой до недавнего времени томился Глава.
Гремя цепями, вельможный узник с достоинством поднялся с прелой соломы на каменном полу.
— Неужели победа надо мной не радует тебя? — с никуда ни девшимся высокомерием поинтересовался он, близоруко сощурившись на Главу. — Всегда знал, что ты непростой враг, вот и справиться с тобой так и не смог. Спросить желаю: теперь, когда я уже никто перед тобой, можешь ответить мне прямо, не таясь?
— Спрашивайте, — откликнулся Глава, недоумевая: у них обоих были вопросы друг к другу, хотя все уже окончилось.
— Как этой девке удалось сохранить документы из пропавшего архива именно на меня? Знаю, что он огромен, но как сохранили губительные записи только на меня? Пусть ты изъял их, чтобы представить их императору, но никто, я уверен, не смог выбраться из оцепленного Тайной Поместья.
— Ваши люди могли быть не столь добросовестны, — заметил Глава.
— Чушь! — раздраженно воскликнул Царедворец. — Помимо Тайной канцелярии, в Поместье были Каменные псы и доверенные люди, которые должны были особо позаботиться, чтобы обвиняющие меня свитки и записи исчезли без следа. Все они стали свидетелями, как стена потайной комнаты обрушилась в пропасть, в такую глубокую, что ее дна не достигали солнечные лучи, ни дневной свет, а брошенные в нее факелы гасли, не долетев до середины.
Тогда как они оказались в руках твоего человека?— Я тоже задаюсь сим вопросом, — проговорил Глава. — Возможно, бумаги, касающиеся вас, были отбиты моими людьми, в пылу боя? Но вы говорите, что никто из них даже не держал ничего подобного в руках.
— Так и есть! Каменные псы следили за моими личными исполнителями, те за Тайной канцелярией, а она в свою очередь, не упускала из виду никого из них. Будь иначе, кто-нибудь да донес об ослушавшемся. И эта девица… — покачал головой Царедворец в молчаливой досаде. — Не думал, что меня может кто-то обыграть…
— Я передам ваши комплименты Третьему мастеру, — сдержанно пообещал Глава.
— Третий мастер… — цепко взглянул на молодого человека его поверженный враг. — Третий мастер… м-да… Однако, она мастак ругаться, да так, что задела меня за живое своими оскорблениями. Очень действенный способ перейти от изысканной вежливости к уличной грубости. И вот ты уже не понимаешь, как относиться к собеседнику, кто перед тобой и чего ожидать от него.
— Третий мастер отважилась на встречу с вами?
— Захотела встретиться со мной лицом к лицу. Какая наглость! Накануне вашего освобождения из темницы, — ответил низвергнутый Царедворец, закашлявшись, — посмела явиться ко мне и прямо таки «выкрутила руки», требуя вашего освобождения, обойдя мою ловушку «мерцающей пыли».
Замолчав, вельможа чинно поклонился Главе низким поклоном и, загремев цепями, соединил ладони перед собой.
— Будучи моим недругом ты многому научил меня, молодой господин. Прежде полагал, что одолев тебя, сотру клан Северного Ветра с лица земли. Но оказалось, что уничтожив его, я сгубил сам себя.
Хоть и с отчужденным лицом, Глава поклонился в ответ.
— Вы были мне достойным врагом, — сказал он.
Глядя, как за Главой закрылась решетка и на его высокую удаляющуюся фигуру, губы Царедворца тронула улыбка и, вздохнув, удовлетворенно закрыл глаза. Теперь он может без сожалений покинуть этот мир. Кто теперь помешает возникновению хаоса в Северном Ветре и последующем его исчезновению, когда клан развалится изнутри.
Глава 23
Возвращение на Доуфань
По дороге в гостиницу, Глава раздумывал над странным выражением мелькнувшем на лице Царедворца, всегда прекрасно владеющим собой, которое объяснить себе не мог.
В гостинице Глава объявил Ся Гэ, что завтра они отправятся в Поместье, после заявил, что поднял ее до Первого мастера. Окрыленная столь желанной новостью, Ся Гэ, сдерживая восторг, спустилась в обеденный зал, чтобы объявить своим людям о предстоящем отъезде и чтобы начинали сборы, а не бездельничали за выпивкой. Сама она была полна радужных надежд. Она заслужила быть Первым мастером, ведя нелегкую борьбу за клан и Главу, который может гордиться своей ученицей, наконец проявившей свои способности и верность клану.
На следующее утро, люди Ся Гэ, оправившись после ночной попойки, быстро снялись с места, а через два дня пути прибыли в Сяофэнь. В дороге Глава и Ся Гэ обсудили восстановление Поместья, как следует обсудив все это. И все же Главе не давал покоя его последний визит к Царедворцу, которого казнили тем же днем, подав Белую чашу с ядом.
Воспоминаниями он обратился к визиту самого Царедворца, перед тем как сам был освобожден из темницы, и перебил восторги, ехавшей рядом с ним Ся Гэ, что господин, наконец, на свободе, которую она так долго, опасно, добивалась для него, вопросом: