Демон

Он уставился на меня.

— О чём ты говоришь?

— Сын Сэма¹, — коротко ответила я. — Ну, знаешь, серийный убийца? Полагаю, ты изучал его дело.

Он покачал головой.

— Я не серийный убийца. Считай меня палачом.

— О, это очень утешает.

Я сжала руки, так крепко, что их свело судорогой. Я ничего не добилась своим нытьём, мне стоило начинать мыслить логически.

— Послушай, если предположить, что по какой-то дикой случайности я действительно была этой самой Лилит, зачем тебе убивать меня? Она ведь была первой женой Адама, не так ли? Поверь мне, я и близко не чувствую себя такой старой. Если уж на то пошло, я не думаю, что верю в Адама и Еву. Это хорошая история, но не более того. И даже если бы я была Лилит, разве это причина, чтобы убивать меня?

— Мне нужно тебе всё это рассказывать?— сказал он, не обращая внимания на мои протесты. — Ты была первой женой Адама и отказалась возлечь с ним. Ты убежала, а когда он умолял тебя вернуться, ты отказалась. Ты решила вступить в союз с дьяволами и забирать души младенцев, ты такая же кровавая и ужасная, как Кали Разрушительница или любой другой демон, который бродил по вселенной. Ты прелюбодействуешь с монстрами, ты соблазняешь людей в их снах, и ты убиваешь новорождённых.

Я уставилась на него, ошеломлённая, и сумела вытянуть одну последнюю унцию протеста из моей усталой души, не совсем готовая сдаться.

— Милый, — протянула я, — я никого не соблазняю, ни во сне, ни наяву. Не сплю со зверьми, не убиваю детей.

— Я сказал с монстрами. Другие демоны, ни животные, ни люди. И ты можешь спорить сколько угодно, я знаю, кто ты и что ты, а ты призналась, что не знаешь кто ты.

— В таком случае, тебе не кажется, что ты должен дважды подумать, прежде чем убить меня?

— Нет.

Было что-то неумолимое в этом коротком, равнодушном слове, и я сдалась, уставившись на чахлый, пустынный валежник. Всё это не имело никакого смысла — с таким же успехом он мог говорить о незнакомке.

За исключением части о новорождённых. Почему я испытывала отчаянную потребность удалиться как можно дальше от новорождённой крестницы? Это был всего лишь инстинкт, достаточно сильный, чтобы заставить меня бросить всё и исчезнуть.

И что именно я бросила? Ни памяти, ни истории, ни семьи. Может ли он быть прав? Я откинула голову назад и закрыла глаза, забывая всё, сомнения, блуждающие мысли и страх. Я закрыла глаза и стала ждать, что будет дальше.

Должно быть, прошло несколько часов прежде, чем машина остановилась. Я села, ошеломлённо оглядываясь вокруг. Солнце уже клонилось к горизонту, и мы подъехали к заброшенному зданию, которое когда-то могло быть чем-то вроде фермы. Окна, двери и большая часть крыши давно исчезли, и казалось, что уже много десятилетий к нему никто не приближался.

Азазель посмотрел на меня. Должно быть, он почувствовал, что я больше не буду сопротивляться. Я отстегнула ремень безопасности, который я пристегнула, хотя это было и глупо, учитывая, что я всё равно умру, а затем выскользнула с переднего сиденья и вышла на палящий зной позднего дня, ожидая, когда он обойдет машину.

— Внутрь, — сказал он.

Я пошла. У меня уже не было романтических иллюзий, как у Марии Антуанетты на эшафоте. Насколько бы невероятным это ни казалось, то, что он сказал, несло в себе жуткий смысл. Я знала, что должно было быть какое-то разумное объяснение, но я не могла найти его, и я устала бежать. Если в его безумных утверждениях была хоть капля правды, а я начинала верить, что она могла там быть, то... тогда я не собиралась с этим бороться. Если я каким-то образом была причастна к смерти младенцев, невинных новорождённых, я скорее умру, чем рискну сделать это снова.

Внутри дома ничего не было, кроме единственного стула, привинченного к полу в центре главной комнаты. Рядом аккуратной стопкой лежали цепи и верёвки, и меня охватила запоздалая паника.

— Нет, — ответила я. — Ты не сожжёшь меня заживо.

— Нет. Сядь.

Как будто у меня был выбор. Он мог двигаться быстрее, чем я, он был сильнее, и если я была демоном, как он говорил, все мои способности исчезли вместе с моими воспоминаниями.

— Я могу что-нибудь сказать, чтобы заставить тебя передумать? — по крайней мере, мой голос звучал не так жалко, как я себя чувствовала.

Хотя почему смерть с достоинством несла в себе весьма спорный характер. Если я буду кричать, плакать и умолять, никто не узнает, кроме этого сукина сына. Никто не будет судить.

Я села. Он опустился на колени у моих ног и начал связывать мои лодыжки вместе, а я смотрела на него сверху вниз, на широкие плечи, на шелковистые чёрные волосы, упавшие вперёд, скрывая его холодное лицо, пока он готовил меня к казни, и я понятия не имела, почему подняла руку.

Я запустила пальцы в его волосы и погладила его жёсткое лицо, как любовница, мои пальцы ласкали его кожу и танцевали на его губах. Он замер и посмотрел на меня, его тёмно-синие глаза впились в мои с таким жаром, что всё мое тело охватило возбуждение, и я качнулась к нему, желая его губы.

Он отшатнулся от меня, выругавшись, и холодная реальность ударила меня ещё раз. Я опустила руку и отвернулась, отказываясь смотреть на него.

— Если ты ещё раз это сделаешь, — сказал он резким голосом, — я сам тебя придушу. Хотя ты, вероятно, предпочла бы это, не так ли?

Он вернулся, схватил меня за запястья и связал их быстрыми, отрывистыми движениями. Я проигнорировала боль — она больше не имела значения. Меня тошнило от того, что я сделала, от нахлынувших эмоций и тоски по моему будущему убийце.

Я умудрилась вымолвить:

— Предпочла бы удушение чему? Ты сказал, что не собираешься меня сжигать. Ты просто оставишь меня здесь умирать с голоду?

Он покачал головой, натягивая тяжёлую цепь вокруг моих связанных запястий и лодыжек и прижимая её к полу. Он действительно не хотел рисковать. Он отодвинулся, и потрясённое выражение исчезло с его лица, оставив его суровым, холодным и прекрасным в угасающем свете дня.

— Я оставлю тебя для Нефилимов.

— И они?..

Его недоверчивое фырканье рассердило бы при любых других обстоятельствах.

— Они отвратительны. Как и ты. Тебя нельзя убить человеческим способом, а я предпочитаю не прикасаться к тебе. Нефилимы подходящий конец для тебя.

— А кто такие Нефилимы? — снова спросила я, не уверенная, что хочу услышать ответ.

— Они охотятся на неземное. Тебя. И мой вид, — сказал он. — Мы убили большинство из тех, кто бродит по миру, но несколько из них ещё пока осталось здесь, в Австралии. Я оставляю тебя для них, — он стряхнул грязь со своей тёмной одежды, словно стряхивая с себя вину за то, что убьёт меня. — Будет больно, — сказал он. — Но это быстро закончится. И тебе не придётся слишком долго ждать.

В его голосе прозвучала чуть ли не доброта. Милость палача. Я смотрела, как он двинулся к двери, его фигура была очерчена заходящим солнцем, и мой голос остановил его лишь на мгновение.

— Не надо, — на этот раз мой голос сорвался. — Пожалуйста.

Но он ушёл, не оглянувшись, и через мгновение я услышала, как завелась машина, услышала шорох шин по пересечённой местности. Я прислушивалась, пока не наступила полная тишина, и темнота начала смыкаться вокруг меня.

И я ждала смерти.