Демонтаж народа
Шрифт:
В кампанию по разрушению образа войны втянута и школа. На одном из круглых столов в ходе подготовки к последней годовщине Победы преподаватель истории из Центра образования № 548 «Царицыно» И. Алхазашвили выступила с трибуны: «Дети очень хотят знать правду, и не столько ее парадную, «разрешенную» сторону.
Мы оставляем в стороне тот важный сам по себе факт, что с самого начала реформ были созданы условия для быстрого разрушения материальных хранилищ исторической памяти. Председатель Ассоциации реставраторов России С. Ямщиков писал уже в 1992 г.: «Каждый день средства массовой информации заставляют содрогаться от очередных сообщений о гибели уникальных памятников культуры в различных уголках России.
В отчете по этим исследованиям сказано: «Что касается отрицательных представлений об историческом прошлом, то они в основном связаны с системными изменениями двух последних десятилетий, ослабившими, по оценкам опрошенных, народ, страну и государство». Существенно также изменение отношения к исторической роли Сталина: в 1990 г. высоко оценили его роль 6% опрошенных, а в 2001 г. — 32,9%.
В булле от 6 июля 1241 г. Григорий IX просит и норвежского короля присоединиться к «крестовому походу против язычников».
Насколько важен был этот образ в процессе становления русского народа, говорит церковное предание о том, что накануне Куликовской битвы было видение, что благоверный князь Александр Ярославич восстал из гроба и выступил «на помощь правнуку своему, великому князю Дмитрию, одолеваему сущу от иноплеменников».
В отношении Запада эту мысль развивает A.M. Столяров [98].
Газета добавляет: «К могиле Неизвестного солдата не были допущены даже делегации, получившие официальное разрешение: Совета ветеранов войны и Московской федерации профсоюзов».
Рейтинг следующих да патриархом авторитетных в сфере религии фигур таков: художник И. Глазунов — 6%, певица А. Пугачева — 5%, великий князь Владимир Кириллович — 4%, герой афганской войны генерал Громов — 4%, рок-певец Б. Гребенщиков — 3%, архангельский мужик И. Сивков — 3%, писатель Ф. Искандер — 2%, актер-культурист С. Сталлоне — 2%, старец Троицко-Сергиевской лавры Наум — 2%, сексолог И. Кон — 2%, по 1% — академик-физик Е. Велихов, бизнесмен К. Боровой. Затруднились ответить или не нашли себе авторитета в данном списке — 33% [79].
При этом обнаружена связь между оккультизмом и пессимистической установкой, между оккультизмом и индивидуализмом.
Именно такими были в конце перестройки взгляды «демократов» с их иррациональными представлениями о частной собственности и рынке, с их ненавистью к «совкам».
На республиканских выборах президента А. Хузангаю не хватило для победы 0,7% голосов, на выборах декабря 1993 г. он получил лишь 6,3%, на третьих выборах 1997 г. националисты получили совсем мало голосов. Эта программа лишилась поддержки.
Примечательно, что в этой «конституции» Северный Кавказ в Россию не включен — он входит в «ряд других республик». Это было правовое и идеологическое обоснование развала.
Политическое разделение СССР в «конституции» Сахарова дополнялось и изменением типа хозяйства. В ст. 45 сказано: Основой экономического регулирования в Союзе являются принципы рынка и конкуренции» [38, с. 276].
Старовойтову в разгар войны в Нагорном Карабахе в регионе называли «цинковой леди».
Замечу, что сами-то они не горят и не тонут — горят школьники в Осетии и пассажиры в московском метро.
С трудом верится, но депутат, видимо, не знал о таком остроумном лозунге «народных фронтов»: «Утопим евреев в русской крови».
Кстати, другие соратники Горбачева, наоборот, обвиняли Ленина за то, что он «не принял
идеи автономизации, предложенной Сталиным».Они переправляли через реку Аракс в Иран советские телевизоры и за один телевизор получали автомат Калашникова.
В своем проекте «конституции» 1989 г. Сахаров пишет: «В долгосрочной перспективе Союз стремится к конвергенции социалистической и капиталистической систем… Политическим выражением такого сближения должно стать создание в будущем Мирового правительства».
Как ни странно, мысль о дискриминации русских в советской системе образования стала фирменной у российских интеллектуалов-этнонационалистов. В книге 2005 г. В. Д. Соловей сообщает, как нечто ужасное: «К моменту последней советской переписи населения (1989 г.) доля лиц с высшим образованием, особенно с учеными степенями, среди титульных народов союзных и многих автономных республик была выше среднесоюзного уровня и заметно выше по сравнению с русскими, проживающими в этих республиках. Так, например, в Якутии на 1000 человек в возрасте 15 лет и старше среди якутов приходилось 140 человек с высшим и незаконченным высшим образованием, среди русских - 128 человек» [41, с. 160]. Что из этого следует? Ничего. В местностях с нерусским населением значительная часть интеллигенции массовых профессий, прежде всего учителей и врачей, готовится именно из молодежи местной национальности. Что плохого в том, что якутскому языку якутских детей учат педагоги якуты? Кроме того, среди молодых людей, которые уезжают учиться в вузах европейской части России и там остаются, гораздо больше русских, чем якутов. Даже удивительно, что такая примитивная пропаганда была востребована в течение 20 лет.
Вообще, антисоветская пропаганда в области национальных отношений работала как слаженный механизм сразу на два фронта: одну и ту же советскую установку А.Д. Сахаров мог трактовать как русский шовинизм, а его коллега И.Р. Шафаревич — как марксистскую русофобию.
А.Й. Элез резонно замечает: «Проправительственная печать не называет РФ «самопровозглашенной». Известно, однако, что независимость от Грузии была поддержана большинством населения Абхазии (что в известной мере доказал и ход войны за эту независимость), а сегодня поддерживается практически всем ее населением, в то время как Россия обрела независимость от СССР (что и знаменовало конец СССР) в нарушение воли большинства ее населения, выраженной на всесоюзном референдуме, и не спрашивая согласия руководства СССР [168, с. 45].
И Дудаев, и Масхадов вначале тоже говорили о том, что большинство чеченцев принимало государственность СССР, но власть ельцинской Москвы имела для них сомнительную легитимность. На фоне начавшейся войны эти рассуждения потеряли смысл, но при анализе всего процесса демонтажа страны их полезно учесть.
Применялись и экономические меры — тем регионам, которые ввели ограничения на перемещения товаров (продовольствия), прекратили поставки горюче-смазочных материалов [132].
Например, в силу пространственных, экономических и социальных причин сеть железных дорог складывалась в России совсем иначе, чем в США. В России эта сеть напоминает «скелет рыбы», и отдельные «кости» не конкурировали друг с другом, а были включены в единую систему, в управлении которой очень большую роль играло государство.
В реформаторской прессе можно было встретить почти безумные, квазирелигиозные рыночные заклинания, совершенное несовместимые с культурными устоями народов России. Так, В. Селюнин в статье с многообещающим названием «А будет все равно по-нашему» излагает их символ веры: «Рынок есть священная и неприкосновенная частная собственность. Она, если угодно, самоцель, абсолютная общечеловеческая ценность» («Известия», 23.03.1992).