День Астарты

— И во что тебе обошлась битая социнспекторская голова? — спросил экс-коммандос.

— Суд вклеил дюжину месяцев, пять осталось.

— Гуманно, — прокомментировал он, — А с социализацией, по-моему, у тебя проблем не будет. В углу Рароиа явный дефицит рабочих рук, так что…

— Ты о чем, бро? — перебила она, — Я «ваго». Я никогда не работала и не собираюсь.

— А сейчас ты что делаешь? — спросила Пума, показав глазами на аэроглиссер-миску.

— Сейчас я на каторге. Альтернатива: тупо сидеть в клетке. А на свободе другое дело.

Пума в некотором недоумении почесала себе между лопаток.

— Ну, и какая альтернатива на свободе?

— Просто жить! — воскликнула Нен-ю, — Прикинь, гло: небо, солнце, море, и волны набегают на песок. Рыба плещется, ветер играет кронами пальм над твоей головой, симпатичный парень ласкает твое тело… Все это, такое неповторимое, происходит с тобой каждую минуту, каждый удар сердца. Тратить волшебные мгновения жизни на какую-то там работу, это дистиллированный кретинизм, вот что я тебе скажу!

— Классно! — воскликнула Пума, — А вот у меня не получается так складно говорить. В колледже тичер по прикладной философии и риторике еле-еле мне поставил зачет. Он объяснял, что я умная, только у меня это… Специальный узкий склад слов. Типа того.

— Узко-специализированный словарный запас, — подсказал Рон.

— Точно! Но я все равно не понимаю: если есть хорошая работа и хорошо платят, то почему бы не поработать? Потом можно купить что-нибудь полезное, да!

— Потому, — вмешался Майо Теллем, — что у «ваго» такая асоциальная философия.

— Какая же у нас философия? — иронично и вызывающе поинтересовалась Нен-ю.

— У большинства из вас — никакая, — ответил преторианец, — Просто планктон. А у некоторых, у тебя, например, философия тотальной безответственности.

Малайка сладко потянулась, а потом, протянув руку, похлопала его по бедру.

— Ты хороший парень, Майо, но простой, как ножницы. Незамутненный продукт архаичной трибы-артели и казармы. А берешься рассуждать про философию.

— Личные оскорбления это не аргумент в споре, — спокойно сказал он.

— Какое еще оскорбление? Я что, сказала неправду?

— Мы обсуждаем не мою биографию, — напомнил лейтенант.

— Сползаешь с вопроса, — заметила она, — Давай честно: я сказала правду, или нет?

— Слушай, что ты вцепилась в мою личность?

— Да мне просто тебя жалко. Я же говорю, ты хороший парень, ты мог бы жить, как человек, а не как вешалка для преторианского мундира с нашивками.

— Откуда ты знаешь, что преторианского?! — взорвался он.

— Оттуда, что у тебя на лбу написано: «Ответственность, ответственность и еще раз ответственность». Сначала, лет с пяти — перед родом, потом — перед всем обществом, перед солдатами твоей команды, перед семьей. У тебя и семья, наверняка, такая же казарма. Пуналуа из выпускников какого-нибудь военного колледжа. Что, не так? По глазам вижу, что так. И детей вы там также воспитываете. Слава ответственности!

Преторианец несколько раз кивнул головой, как заведенный, и ответил:

— Ты своих детей, конечно, воспитываешь лучше.

— У меня нет детей. Будут, когда я этого захочу. А если ты намекаешь, что у меня их отберет суд, то это мимо. Есть такие ребята: Эдо и Сатти. Я с ними договорилась.

— И не стыдно будет взваливать заботу о детях на двух травмированных ветеранов?

— Это ты травмированный, а не они, — отрезала Нен-ю, — А Эдо и Сатти люди будут помнить тысячи лет, и слагать про них песни, как про Мауна-Оро и его спутников.

— Ну, понятно, — лейтенант Теллем снова кивнул, — Они вечны, как звезды, а от меня, дурака, останется только дым из трубы. Только, видишь ли, гло, меня этот расклад устраивает. Я парень не амбициозный. Я не собираюсь попадать в эпос. Я просто хочу оставить наше море следующему поколению в чуть-чуть лучшем состоянии, чем я сам получил его от предыдущего. Надеюсь, я смогу это сделать. А будут ли меня помнить через тысячу лет… Честно говоря, мне на это насрать. Казарменный менталитет, ага.

Нен-ю вздохнула и еще раз похлопала лейтенанта по бедру.

— Извини, бро. Я не хотела тебя обидеть. Просто я вижу мир так, а ты — иначе. Бывает.

— Это точно, — поддержала ее Пума, — а вот я ни разу не видела каторжную тюрьму.

— Должен тебе сказать, Черная кошка, — заметил Рон, — что это далеко не Нан-Мадол.

— Ну, и что? В Нан-Мадол мы с тобой летали, а в каторжную тюрьму — нет. Отсюда до Тепото лететь меньше получаса. Давай посмотрим? Там еще искусственное озеро…

Экс-коммандос внимательно посмотрел на свою vahine и хлопнул в ладоши.

— Hei foa, ничего, если мы вас бросим на пару часов? Типа, слетаем на экскурсию.

— Aita pe-a, — ответила малайка, — Озеро там красивое. А сама тюрьма полное говно. Но, мало ли, вдруг вам понравится? Вопрос вкуса.

* * *

«Растопырка» немного неуклюже развернулась у берега, пробежала по поверхности лагуны полтораста метров и, оторвавшись от воды, ушла в светло-голубое, почти что белое небо. Рон бросил взгляд на оставшийся внизу сплюснутый бублик Факахина, повернул штурвал, ориентируя флайку носом к северу, и поинтересовался.

— Хей, Черная кошка, в тебе проснулся интерес к архитектуре?

— Ты что, не понял? — удивилась она, — Ты, Тигра, наверное, правда, не выспался.

— Тю-ю… — протянул он, — Я прошляпил что-то важное, так?

— Важное, да! — Пума тряхнула головой, — У них время только до вечера. Ей нужен мужчина. Ему нужна женщина. Островок маленький. Мы немного мешали.

— Это я затупил, — признался Рон после некоторой паузы.

— Ты смотрел по-другому, чем я, — ответила Пума. — Наверное, это такая философия.