День да ночь

– А что с этим героем станет?
– спросил Опарин.

– Героя дадут.

– Посмертно, - уточнил Афонин.

– Посмертно не хочу, - отказался от "героя" Опарин.
– Такое кино мне не подходит.

– Если в землю зарыться, может обойтись.
– Афонин задумался...

– Ага, зарыться и не вылезать, - подсказал Опарин.

– Щель хорошую вырыть и замаскировать, - продолжил Афонин.
– И присмотреть пути отхода. Но одной ракетой не обойтись. Значит и щелей надо несколько... Оно, конечно, - как повезет. Но может обойтись.

– Не заметят, так найдут, - напомнил Опарин.

– Танки, наверняка, с десантом пойдут.

– Надо два человека, - предложил Трибунский.
– Второй с ручным пулеметом. Он десант придержит.

– Это еще кто кого придержит, - не нравилось все это Опарину.
– Они после первой очереди с брони скатятся, и на стрелка пойдут. Играй с ними в прятки. Тут такое кино начнется... Ну что вы крутите? Не получиться у нас конфетка. Пехота нужна.

– Пехота в любом случае нужна, - согласился Ракитин.
– Но танки нам встречать, а не пехоте. Значит, и светить нам.

– Если двое в степь уйдут, у орудия три человека останется, - Афонину все это тоже не нравилось.

– И втроем бывали, - напомнил Ракитин.

Правильно говорили. Все правильно. Не знали они, как теперь быть и что делать? Ракитин тоже не знал. "Комбат Лебедевский знал все, - подумал он.
– Тот сразу бы сказал, что надо и как надо. Плохо без комбата. А нового когда еще пришлют, и каким он будет? Самим думать надо".

– Все правильно, - сказал он.
– Только немцы все равно пойдут. И встречать их надо.

– Ну хорошо, ракету пульнули, светло стало, - согласился Опарин.
– Стрелять все равно не можем. Прицел не установишь. Его зажигалкой что ли освещать?!

Об этом как-то никто не подумал... Хоть десять ракет повесь над танками, если прицел не установишь, какая может быть стрельба?!

Неожиданно встрял Лихачев.

– На каком расстоянии лучше всего открывать огонь?
– спросил он.

– Я тебе потом все расскажу, - Ракитину сейчас было не до любознательности шофера.

– Я серьезно, товарищ сержант. Хочу выдать идею.

– Если серьезно, то четыреста метров.

– Значит щель, в которой человек с ракетницей укроется, надо вырыть за четыреста метров от орудия.

Ракитин пожал плечами. До такого додуматься нетрудно...

– Когда танки дойдут до этого места, надо сразу выпускать ракету, - продолжил "выдавать идею" Лихачев.
– У орудия будут знать, что до танков четыреста метров. Прицел заранее установить.

– А ведь верно, - Ракитин с интересом посмотрел на шофера.
– Соображаешь.

– Точно, установить на четыреста, - поддержал "идею" Афонин.
– Потом сбрасываем по делению.

В главном определились, дальше все было просто.

– Роем три щели, - Ракитин уже не советовался, а приказывал.
– Четыреста, триста и двести метров. Ракета на парашютике, секунд двадцать светить будет.

– Надо пристреляться. Репер поставить и по паре снарядов не пожалеть, - предложил Афонин.

– Дело, - согласился Ракитин.

– Пулемет где взять?
– вспомнил Опарин.
– Без пулемета это кино не пойдет.

– Пулемет дали. Правда, только один диск.

– Они что, офонарели: пулемет с одним диском?! Когда его перезаряжать?

– Говорят - больше нет.

– Ну, чмо! Ну, жлобы! Все чего-то выгадывают! На нашем горбу в рай ездить хотят!

– Снабженцы всегда химичили, - напомнил Лихачев.
– Еще Суворов говорил, что работников снабжения, прослуживших год, можно расстреливать без суда и следствия.

Дрозд внимательно прислушивался к разговору. Частностей не улавливал, потому что не разбирался в них, но общий смысл понял. И еще понял, что кому-то надо пускать ракеты. Это его заинтересовало. "Уж лучше, чем снаряды таскать, - решил он.
– Почему бы и не пойти? Пушечки им мои мешают. Пойду и докажу им, что не на такого нарвались".

Не мог Дрозд потом понять, почему его потянуло на подвиг. Опарину хотелось нос утереть? Да провались он, Опарин! Но это было потом. А сейчас он неожиданно для всех заявил:

– Дайте мне ракетницу и штук десять ракет. И никакие щели рыть не надо.

– Чего предлагаешь?
– спросил Ракитин.

– Буду перебегать с места на место. Они не поймут, откуда я ракеты пускаю. Я быстро бегаю.

– Дура!
– Опарин ничего дельного от Дрозда не ожидал, но и такой потрясающей глупости - тоже.
– Дура ты Дрозд! Они тебя первой очередью срежут. Ты перед ними будешь, как дурацкая голая муха на столе.

– Если бы его кто-нибудь другой обозвал Дрозд, может быть, и промолчал. Но от Опарина он натерпелся и больше терпеть не хотел. Тем более, чересчур обидной показалась "дура". Опарин даже не дураком его обозвал, а унизительной для мужского достоинства "дурой".

– А ты клякса!
– огрызнулся он и продолжил рваться к подвигу.
– Молчи, если не понимаешь. Я ракету выпущу и сразу же перебегу на другое место. Когда темно станет, я опять ракету выпущу. А ты, Опарин, можешь сидеть в окопе и спокойно стрелять из пулемета.

Вот так он уел Опарина. Но Опарин ехидства в словах Дрозда не почувствовал и обдирать его не стал. Просто отмахнулся.

– Пустое дело, - не оценил предложение Дрозда и Ракитин.

– У меня такое впечатление, - вмешался Лихачев, - что обо мне совсем забыли. А ведь Афонин говорит, что три человека у орудия не управятся.

– Управимся, - Ракитин представил себе, как будут управляться у орудия три человека.
– А что делать? Управимся.

– Поставьте меня четвертым.

Не имел Ракитин права ставить Лихачева к орудию. Водитель должен оставаться возле машины. Это один из нерушимых пунктов закона, по которому живут танкоистребители. Но с тремя номерами орудие потеряет одно из главных своих достоинств - скорострельность. Разобьют орудие - кому тогда нужен будет Лихачев со своей машиной.

"Придется взять парня, - решил Ракитин.
– Отобьемся - сядет за баранку. И никому никакого дела. А если не устоим, какой тогда с нас спрос".

– Хорошо, - сказал он.
– Будешь четвертым. Но за машину отвечаешь головой.

Четвертый номер танки не подбивает, он снаряды подает. Но если снаряд вовремя не подать, то и танк подбить невозможно. От четвертого тоже многое зависит.

– Есть четвертым номером!
– Как мало, оказывается, нужно человеку для счастья. При определенных, конечно, обстоятельствах.