День да ночь
Шрифт:
– Теперь бросай, - приказал лейтенант, когда солдаты вернулись.
– Теперь угол у нас "тот".
Афонин не стал вступать в разговор. Сквозь полуопущенные веки он посмотрел на полутораметровый обрезок бревна, определяя расстояние. Переступил с ноги на ногу раз, другой. И вдруг, неожиданно для лейтенанта, и даже для своих товарищей, которые знали эти афонинские штучки, рука его взметнулась вверх (никто не заметил, как он вынул нож из чехла), в воздухе что-то блеснуло, и тут же раздался глухой удар. Чурбан упал, будто его сильно толкнули. А Афонин стоял, как и до броска. Вроде бы
– Наповал, - сказал Опарин.
– Как в кино.
Все, вслед за лейтенантом, пошли к чурбану, и с удовольствием смотрели, как тот Хаустов с трудом вытаскивает нож, лезвие которого глубоко вошло в дерево. Потом вернулись к Афонину.
– Силен!
– похвалил корреспондент Бабочкин.
– Напишу! Непременно напишу, как ты нож бросаешь. Оружие! Ты мне потом все расскажешь.
– Расскажу, - согласился Афонин.
Неуютно почувствовал себя лейтенант Хаустов. В руках ведь был нож. Был и сплыл.
– На, держи свое боевое оружие, - отдал он нож Афонину. И понял, что расстается навсегда.
Афонин, как и в прошлый раз, внимательно осмотрел нож и только потом опустил его в чехол.
– Ты где так научился?
– спросил лейтенант.
– Места у нас глухие, - объяснил Афонин.
– Горы, тайга. Глаз надо иметь точный и руку твердую, а то пропадешь.
– Меня научить мог бы?
– Нет, учиться надо с детства, - объяснил Афонин.
– Взрослого уже нельзя научить по-настоящему.
В устной характеристике лейтенанта Хаустова прибавилось еще несколько строчек, не особенно его украшающих.
ВЕЧЕР
Ракитин остановился у дальнего края окопа и стал разглядывать расположение батареи. Свое орудие он так и не нашел, не увидел. Представлял, где оно стоит, и вроде бы на этом месте что-то темнело: не то полоска верхней части щита, не то черточка опущенного к земле длинного ствола. Но чтобы такое увидеть, надо точно знать, что там находится орудие. А если не знаешь, то и не подумаешь. Машину тоже хорошо врыли в землю и замаскировали.
У остальных орудий еще копали, и там, даже на таком расстоянии, выделялась на фоне одноцветной тусклой травы взрытая земля, отливающая в одних местах желтизной глины, а в других - серо-белым цветом щебенки. На этом фоне темнели пушки и автомашины, фигурки работающих людей.
Теперь три орудия перекрывали дорогу. И Ракитин, вроде, бы мог чувствовать себя гораздо уверенней. Но он понимал всю непрочность этой позиции. Чтобы перекрыть дорогу и все подступы к мосту, нужна пехота. Без пехоты орудия здесь, как колья без бредня. Автоматчикам просочиться - дело несложное. Просочатся - считай, нет батареи. А нет батареи, захватят фрицы мост.
Только вряд ли пришлют сюда и пехоту. Для орудий полных расчетов собрать не смогли. Даже штаб подчистили, писарей в строй турнули, но все равно набрать не могут.
Ракитин попытался представить, как пойдут танки. Не психи же фрицы, чтобы в темноте гнать машины по степи. По степи, ночью... таких дров можно наломать... Значит, пойдут по дороге. По дороге можно и в темноте, с малой подсветкой. Но что это за атака, если танки гуськом поползут, один за другим? Значит, когда подойдут поближе, развернутся -
и по степи. Тогда и фары включат. В темноте на танке не очень-то разгонишься. Но и по фарам много не настреляешь... Хорошо бы врезать им до того, как развернутся, пока они все вместе, на дороге.А как им врежешь? Капитан Лебедевский что-нибудь придумал бы. Этот, новый, что он может? Если бы заминировать подходы к орудиям... Видел однажды Ракитин, как немецкие танки зарюхались на минное поле. Половина машин там и осталась. Остальные развернулись и "цум хаузэ". Устроить бы такое.
Он представил себе заминированную дорогу. От дороги, как крылья невода, метров двести вправо и влево, отходят минные поля. А концы их загибаются в сторону противника. Такой мешок может получиться - ни один танк не выберется.
Потом он увидел лейтенанта Хаустова, своего командира. Лейтенант шагал легко и быстро. Так быстро, что новая полевая сумка даже немного отставала от стремительного лейтенанта. И, отмечая каждый шаг, победно пели охватывающие комбата новые ремни.
– О чем задумался, сержант?
– Лейтенант остановился, ремни получили передышку.
– Как отсюда маскировочка?
– Неплохо. Нашего орудия не видно. Остальные расчеты еще копают.
– Я присмотрю за ними, - доверительно сообщил лейтенант.
– Хорошая маскировка, понимаешь, залог успеха.
– И тут же укорил: - А у тебя люди бездельничают. Оборудовал бы запасную позицию.
– Зачем?
– спросил Ракитин.
– Как зачем? Чтобы люди не стояли.
– Лейтенант Хаустов хорошо помнил мысль, которую постоянно вдалбливали ему в училище: "Солдат должен быть постоянно занят!"
– Пусть отдохнут. Потом потянем траншею дальше, - ответил Ракитин.
– Запасной все равно не попользуемся, не успеем.
Сам еще раз подумал: "какой он еще зеленый, этот лейтенант. Таких зеленых, бегающих, в первом бою достает. Жалко, если в первом же бою... А может, обойдется и со временем вырастет из него настоящий командир".
– Здесь мины бы поставить.
– Он понимал, что лейтенант не поможет минами. Так сказал, для разговора.
– Тогда бы мы их встретили. Вот, посмотрите, что может получиться...
Ракитин присел на корточки и пальцем на земле набросал схему минного поля, по которой танки должны оказаться в мешке. Ни вперед им, ни назад, ни в сторону свернуть.
– Красиво, - признал лейтенант.
– Окружение противника при помощи минного поля. Полное уничтожение танковой колонны. А ты, Ракитин, я гляжу, тактик. Тебе в училище надо. Способности у тебя есть, но без училища далеко не пойдешь. Там подготовочку дают - будь здоров!
– Тактик или не тактик, - Ракитин поймал себя на том, что ему приятна похвала зеленого лейтенанта, и удивился этому, - а мин у нас все равно нет. И саперов нет.
– Да, - согласился лейтенант.
– И противотанковый ров неплохо бы вырыть. Я и размеры помню. Только времени у нас для этого нет.
– Хаустов реально оценивал возможности подчиненных и понимал, что противотанковый ров они, как бы ни торопились, до вечера вырыть не успеют...
– Но ты не волнуйся, Ракитин, - успокоил он сержанта.
– Мы их умоем.