День Дьявола

– Но мы же с тобой почти ровесники! – протестующе заявил я. – Про какие десятилетия ты говоришь? Или ты отмечен особой гениальностью?

– Я стар, – сказал Демид. – Я невероятно стар. Ты даже представить не можешь, сколько мне лет. Не лезь лучше в эти подробности, Мигель. Это сложно объяснить.

– Что же мне делать? – пробормотал я. – Как совершенствовать свой дух? Может быть, оставите какие-либо инструкции на этот счет?

– Есть Путь, ведущий к познанию, – произнес Ван. – Ты сделал первые шаги по нему. Продолжай идти по этому пути, и учись смотреть вокруг себя, смотреть внутрь себя. И, когда ты станешь зрячим, многие тайны мира станут для тебя ясными. Только так можно обрести свою силу.

– Ничего не понял из ваших слов, мистер Ван! – заявил я. – Извините, но вы, как профессор, могли бы изъясняться не только общими фразами. Могли бы сказать и что-нибудь конкретное.

– Все уже давно придумано, – Ван приложил палец ко лбу. – Бесчисленное количество людей прошло по Пути Воина. Ты слышал об этом искусстве, оно называется У-шу. Вначале оно кажется лишь изощренной гимнастикой для тела. Но, делая шаги по этому пути, непременно заглянешь ты и в душу свою, и захочешь изменить дух свой, познать его и сделать совершеннее. Ты перейдешь от наружных стилей к внутренним. Ты научишься управлять своей ци– вначале малым кругом, а потом и большим. Но на это нужны долгие годы. К тому же, в одиночестве ты не сможешь достичь совершенства. Тебе нужно будет найти хорошего учителя. Настоящего учителя. Хороший наставник может дать тебе столько, о чем ты и помыслить не можешь.

– У меня уже есть учитель. Это Ань Цзян. – Я протянул руку через стол. – Цзян, ты слышала? Нам придется много заниматься. Но я готов к этому, я буду хорошим учеником…

– Мигель, извини… – Пальчики Анютки нежно дотронулись до моей руки. – Я не смогу больше с тобой заниматься. Я сама – ученик. Тебе нужен настоящий шифу [154] . А я уеду. Уеду с ними, к сэньшэну Вану, в Англию. Теперь он будет моим учителем. Мне нужно двигаться дальше.

– Ты – уедешь? – Я не поверил тому, что услышал. – Ты переменишь всю свою жизнь и бросишь все, что обрела здесь, в этой стране, о которой ты так долго мечтала?

154

Учитель (кит.).

– Да.

– Такова твоя судьба? – спросил я горько.

– Да. Это – больше, чем судьба. Это – Дао.

– Понятно. – Я налил полстакана виски, медленно осушил его, вытер губы. – А что ты сама думаешь обо всем этом, Анютка? Ты сама хочешь этого?

– Ты слишком много пьешь, Мигель, – улыбнулась Цзян. – Так ты скоро станешь алкоголиком. Плохо, что теперь я не смогу присматривать за тобой. За тобой нужен контроль. Я надеюсь, ты найдешь хорошего учителя. Я пришлю тебе его адрес. Он – китаец…

– Ты не о том говоришь! – Я сжал ее пальцы. – Я говорю о нас с тобой. О том, что было между нами. О том, что есть между нами. Неужели ты можешь просто так встать и сказать: "Все, мне пора, у меня теперь своя жизнь". Просто так уйти? Я не знаю, увижу ли я тебя еще хоть раз в жизни. А ты говоришь о каком-то учителе, об У-шу. Какое все это имеет теперь значение?

– Я люблю тебя, Мигель, ты знаешь это. – Губы Цзян дрогнули. – Ты – моя первая любовь, Мигель. Но, говорят, что первая любовь не бывает счастливой. У тебя есть Лурдес, вам будет хорошо вместе. Я завидую вам и рада за вас. Я лишняя, я буду мешать вам. Я не могу не мешать тебе, не могу сохранять спокойствие. Ты хорошо знаешь, на что я способна. Все это может кончиться плохо, ведь я такая глупая. Мне надо поумнеть…

– Ты не глупая, Цзян, – я упрямо покачал головой. – Ты самая умная девочка на свете. Прости, иногда я плохо с тобой обходился…

– Иван… – произнесла вдруг хрипло Лурдес. – То есть, Демид. У меня есть дурное предчувствие. Предчувствие, что ты еще появишься в нашей жизни. И снова все полетит к чертям, и непонятно будет, выживем мы или отправимся на тот свет. Об одном прошу тебя: если ты еще хоть раз вздумаешь появиться в моей жизни, пришли мне накануне телеграмму. Или позвони. Потому что, если ты еще хоть раз неожиданно вырастешь на моем горизонте, у меня будет сердечный приступ. Здоровье мое не такое крепкое, чтобы переносить твое присутствие. Ты идешь по земле, и ураганы бегут за тобой, как ручные псы. Ты невероятный тип! Ты – разрушитель спокойствия. И, мне кажется, тебя не очень-то интересует мнение других на этот счет.

Лурдес наконец-то заговорила. И она больше не была похожа на сумасшедшую. Хотя… У нее был такой вид, словно она собиралась заехать Демиду по морде. Они поцапались с Демидом там, на платформе El Diablo, и, похоже, восторженное отношение Лурдес в отношении Демида изрядно поугасло.

– Я позвоню тебе, Лурдес. – Демид криво ухмыльнулся. – Если только ты позвонишь мне накануне и сообщишь свой телефон. Веди себя хорошо, детка. Не приставай больше к пожилым теткам. И не занимайся мелким мошенничеством – для этого у тебя нет способностей. Займись лучше историей лингвистики.

– Чем?!

– Историей лингвистики. Очень интересная штука.

– Опять ты со своими дурацкими шутками, Демид…

– У каждого человека есть свое призвание, – заявил Демид. – Только часто сам человек не представляет, в чем оно состоит. К примеру, он думает, что его предназначение, данное Богом – тусоваться в ночных клубах, просыпаться только к ужину, пить текилу с лимоном и колоться наркотиками. А на самом деле Бог предназначил этому человеку жить в лесу и ухаживать за березами. И только там этот человек может найти свое счастье и гармоничное существование. Или, другой пример: какой-нибудь человек, к примеру некая Лурдес, всю жизнь активно занималась тем, что ни черта не делала. Проще говоря, тунеядствовала. Она пыталась изобразить из себя лесбиянку, хотя истинной склонности к этому у нее не было. Таким способом она зарабатывала деньги. И все же счастья в ее жизни, несмотря на такую замечательную работу, не наблюдалось. Теперь же эта Лурдес находится на перепутье. Ей необходим совет мудрого человека, ей надоело быть тунеядкой. И вот этот мудрый человек появляется и говорит ей: "А тебе, девица, предрекаю быть специалистом по истории лингвистики! Проще говоря, займись-ка ты, радость моя, древними языками! Может быть, какой-нибудь толк из тебя и выйдет. К тому же, древние языки – настоящий кладезь мудрости. Их, например, используют при составлении заклинаний. Я бы и сам ими занялся, – говорит этот мудрый человек, – да только времени нету. Полно другой работы"…

– Это ты, что ли, мудрый человек? – вспылила Лурдес.

– А что, не похож? – Демид внимательно осмотрел себя. – Да нет, вроде бы, все на месте. Все, что полагается мудрому человеку, у меня наличествует. Даже голова есть. Миша, вот ты скажи этой темпераментной девочке – похож я на мудрого человека?

– Похож, – сказал я. – Только расскажи мне, как вы выбрались из этой песчаной ямы. И как ты умудрился вернуть свои часы? Я умираю от любопытства…

– Некогда. – сурово сказал Демид. – Нам пора двигаться, наш самолет вылетает из Барселоны через три часа, и нам еще нужно добраться до него. Предлагаю налить по последней – на посошок, так сказать. По русскому обычаю.

– Счастливого вам пути, – сказал я и поднял свой стакан. – Счастливого пути вам троим. Пусть путь ваш будет легким.

Мы чокнулись и выпили. В последний раз.

День Дьявола закончился.

EL FINAL

Я заканчиваю свои записи. Не думал, что это будет стоить мне такого труда, стольких бессонных ночей, когда я комкал листы, густо исписанные корявым почерком, и с остервенением кидал их на пол. Не могу сказать, что меня не устраивало то, как все это было написано – стиль, манера изложения и все прочее. Я вовсе не собирался стать писателем. Более того, вначале я собирался сухо изложить факты. Только факты. Не упустить ничего важного, и в то же время описать картину ясно, логично, чтобы любому стало ясно, что же, собственно говоря, случилось.

У меня получилось совсем не так. Наверное, я плохо подчиняюсь логике. Я живу чувствами. Я не мог описать то, что произошло. Я описывал совсем другое – то, как я себя при этом чувствовал. Для меня было крайне важным, о чем я думал, когда крался по сырым коридорам Дома Инквизиции и бежал под ломающимися подпорками аттракциона Дьявола, каков был вкус овощей в китайском ресторанчике "Баодин", какое отвращение я испытывал от смрада старого земляного демона и как волновался, дотрагиваясь до гладкой кожи Цзян. Я зацикливался на своих ощущениях. Я ругал себя за это, но не мог по-другому. Я снова переживал все это – вздрагивал от страха, и скрипел зубами от ненависти, и сжимал кулаки, готовясь броситься в драку, и готов был плакать от любви.