День между пятницей и воскресеньем

— Да, именно с ней. Ты меня раскусила. Ее зовут Зоя Ефимовна, и ей шестьдесят два года. Ее никак не могут спровадить на пенсию и вот, подослали меня, чтобы я ее до смерти за… Ну, ты поняла. Я рад, что ты сама обо всем догадалась.

— Юра! — Она смотрела на него глазами, полными слез. Ей было ужасно стыдно. Стыдно вообще говорить о таком, стыдно оттого, что она напридумывала себе его измен, а он отшучивался. Но она по-прежнему ничего не понимала. Так был у него кто-то другой или нет?

— У тебя кто-то есть? — прямо спросила она.

— У меня есть только ты, — сказал он, сел на край ванны и притянул ее к себе. — Послушай, ты очень красивая. Ты такая красивая… Я хотел тебя с самого первого дня, когда ты приперлась ко мне в кабинет в жутком халате и чуть не упала в ведро. От тебя пахло чем-то таким. Не знаю. Вот этим, — он уткнулся носом ей в волосы, потом в плечо, — тобой. Я не переспал с тобой до сих пор только по одной причине. Я был у тебя дома. Я видел твою мать, я слышал, как она кричала на тебя. Кроме того, моя дорогая, в твоем родном поселке кругом были сплошные длинные уши и длинные языки, мне много всего рассказали. А потом я узнал про твою медаль, и я знаю, что работать уборщицей ты никак не собиралась. Все это время ты жила в клетке. В секте. В рабстве. Назови как хочешь, смысл не меняется. Вот такая у тебя была жизнь. Я попробовал поставить себя на твое место и не смог. Честно — стало жутковато. Зато я понял, что ты пришла тогда ко мне в кабинет и бухнулась на колени вовсе не потому, что ты, Лидия, чокнутая. И я подумал, что после того, как мы поженились, у тебя мог остаться один большой страх — что ты снова попадешь в такую же клетку. Ты сказала тогда, «Я буду делать все, что вы скажете». Но я не хочу играть по таким правилам. Я хочу, чтобы мы оба были счастливы. Я знаю тебя совсем недолго, но мне с тобой хорошо. Я, наверное, даже счастлив, Лидия. Вот только по ночам ты ложишься на самый дальний краешек дивана. Как можно дальше от меня. Ты стараешься не дышать, ты ждешь, когда я засну.

Она попыталась что-то возразить, но он закрыл ей рот ладонью.

— У меня нет любовницы. Я хочу быть близок только со своей женой. И у нас все непременно будет. Просто ты еще не готова, я это чувствую. Тебе нужно еще немного времени. А мне теперь нужно мчаться на работу без завтрака, потому что ты надумала себе не пойми каких глупостей! И не могла сказать сразу!

Он вскочил, быстро поцеловал ее в уголок губ и умчался на работу, а она так и осталась сидеть в ванной с полотенцем в руках. Она должна была что-то придумать. Ей нужно было стать самой лучшей женой. Но она совсем не хотела этой «близости». Ей с детства внушали, что заниматься «близостью» — стыдно, больно и позорно. Так говорили взрослые, чаще всего мама и ее подруги. Правда, после вступления в официальный брак эта позорная пытка почему-то моментально становилась чуть ли не почетной обязанностью, превращаясь в волшебную палочку с безграничными возможностями помыкания мужьями (которые все напропалую дураки и только своими «волшебными палочками» и думают). Хотя вот тут мнения экспертов, с которыми общалась Лида, довольно сильно различались. Ее подружки хихикали, что для мужика «там медом намазано», мама в свои счастливые времена доказывала в спорах с Симой, что «если он твой муж, а ты хорошая жена, то ты обязана ему дать всегда, как он захочет», а Сима отстаивала позицию «кнута» и категорически не «пряника» — секс должен выдаваться мужу строго по чуть-чуть и только за особые заслуги. Лида подслушивала эти беседы за дверью, удивлялась, ужасалась и не знала, кому верить: Сима сроду не была замужем, а у мамы с папой тоже все разладилось. Сейчас, оказавшись далеко от дома, она совсем растерялась и советоваться ей было не с кем. Обзавестись новыми подружками она еще не успела, а спрашивать у матери ни за что не стала бы, даже если та жила бы за углом. И что было делать? Ну не идти же, в самом деле, за советом по соблазнению к столетней соседке Жанне Эмильевне, хотя как знать, может, та и припомнила бы какие-нибудь пикантные французские штучки. Лида вздохнула и пожала плечами.

Несколько дней она маялась, думала, вспоминала эротические сцены из фильмов и даже отправилась в районную библиотеку, но спросить у библиотекарши книгу об интимной жизни не решилась, вся залилась краской и взяла сборник научной фантастики и самоучитель по вязанию на спицах. Потом отправилась бродить между высоких стеллажей и нашла какую-то древнюю, чуть ли не дореволюционную энциклопедию молодой семьи, в которой отыскался раздел о половых отношениях. Однако, наткнувшись на фразу «надушивание влагалища не отменяет нужности его мытья», Лида с омерзением захлопнула книгу и умчалась домой с фантастикой и вязанием.

Она шла по бульварам, смотрела на огромные здания и вдруг поймала себя на том, что мысленно все время с кем-то разговаривает. По привычке. Потому что, несмотря ни на что, именно этот человек помогал ей выживать все то время в болоте, в рабстве, в секте, он давал ей надежду — на себя самого, на то, что вернется за ней, она всегда советовалась с ним, только ему она могла пожаловаться, в письмах или в мыслях, только с ним делилась маленькими мечтами и радостями, только он каждую ночь во сне подхватывал ее на руки и уносил от дождя. Она приняла решение, она попрощалась и выбрала новую жизнь, выбрала стать другим человеком, но в мыслях по-прежнему говорила с Леней. Ведь это всегда помогало. Но сейчас ей стало ужасно неловко, как будто она собиралась ему изменить. «Стоп!» — сказала она себе. Нельзя изменить тому, с кем навсегда расстались. Она ведь попрощалась. У нее была новая жизнь. Но если Леня хоть в чем-то мог ей помочь… То почему бы и нет? И она разрешила ему остаться у себя в голове.

Спустя несколько насыщенных дней — у Юры все время были важные конференции и встречи на работе, и Лида надеялась, что тот разговор в ванной успел немного забыться, — они, как обычно, ужинали на своей маленькой, зато собственной кухне, Юра рассказывал, что у них на кафедре поговаривают о том, что скоро назначат нового заведующего, и он пока не знал, что могли сулить ему эти изменения. Лида вытаскивала из духовки сливовый пирог и пыталась отвлечь мужа от работы, пересказывая ему захватывающие приключения из той самой научно-фантастической книжки, которую взяла в библиотеке. Чай допили, пирог съели, Лида вымыла посуду, потом еще немного посидела на кухне, а потом решительно поднялась и отправилась в ванную. Весь день она продумывала эротический соблазнительный наряд и в конце концов пришла в полное отчаяние. В ее скромном приданом были только ночные рубашки из фланели длиной в пол и на пуговицах до самого носа. Сшить она ничего не могла, они только недавно переехали, у нее еще не было ни машинки, ни подходящих тканей. Она посмотрела на себя в зеркало — на ней был ее милый ситцевый халатик. Лида развязала пояс, медленно расстегнула пуговицы, сняла халат, потом сняла все, что было надето под ним, еще раз хорошенько рассмотрела себя в зеркале, потом как будто улыбнулась кому-то, снова быстро надела халат и отправилась в спальню.

Ее супруг уже лежал под одеялом на разложенном огромном диване. На своей стороне. Верхний свет был выключен, горел только светильник возле Юриной головы — он читал какой-то жутко толстый медицинский справочник. Лида зашла в комнату, сделала глубокий вдох и, почти не дыша, подошла к нему.

— А ты чего до сих пор в халате, Лидия? — спросил Юра, выглянув из-за книжищи. — Я думал, ты в ванной — пошла чистить зубы и переодеваться.

— Я переоделась, — сказала Лида и сняла халат.

Толстый медицинский справочник свалился прямо на Юру и больно стукнул его по носу и по подбородку.

— Я вижу, — хрипло сказал он, опустил злобную книгу на пол, замолчал и не шевелился, не отрывая от нее взгляда.

И тогда Лидочка откинула в сторону одеяло, закрыла глаза и бросилась к нему в руки, окончательно превращаясь в другую, новую взрослую Лиду. Она разрешила себе в эту ночь делать все, кроме одного — открывать глаза. И еще — ни в коем случае не произносить вслух имя.

Леонид и Николай. Сейчас

— Коля, пожалуйста, я тебя очень прошу, не нужно этого делать.

— Леня, мы опаздываем! Скорей! Вон, смотри, они там уже все собрались, только нас ждут.

— Угу, да-да, только нас они и ждут. Коля, солнце высоко, жарко, давай лучше поплаваем или на массаж. Ты забыл кепку! Тебе напечет голову.

— У тебя совершенно атрофировался командный дух, Леонид Сергеич! Мне стыдно за тебя, честное слово, стыдно. Кудахчешь как наседка! Только попробуй что-нибудь такое еще мне выкрикивать во время игры! Не смей меня дискредитировать!

И Леониду пришлось послушно плестись за своим решительным другом, который намеревался влиться в команду отеля по пляжному волейболу и любой ценой вырвать победу у команды соседей. Он тащился за ним и тащил с собой целый пакет всевозможных таблеток, которые он прихватил на всякий случай: от повышенного давления, тахикардии, валидол, нашатырь, настойку пустырника, несколько бинтов и целый ворох пластырей. Николай уверенно шел вперед, оторвавшись уже на несколько шагов, и не желал прислушиваться ни к голосу логики, ни к Лениным уговорам.

Команды выстроились на песке, игроки пожали друг другу руки, судья забрался на свое место, раздался свисток, игра началась. Конечно, это не был финал чемпионата мира, но эмоций и переживаний было не меньше. Солнце, шелест моря, молодые веселые игроки, ликующие болельщики — Николай вдруг и в самом деле почувствовал себя как раньше, как будто вернулся в молодость. Он не мог не заметить, как бережно относились к нему ребята из его команды и соперники защищали от опасных ситуаций, какие овации устраивали ему после каждого удара — это было так приятно, так трогательно, и даже тело как будто не подводило его — Николая охватила настоящая эйфория. Он чувствовал себя легким, ловким и сильным. Да и Леонид, надо же, вел себя просто образцово — не пытался каждые пять минут напоить его валокордином и надеть панамку. Он пару раз слышал, как тот кричал ему: «Коля, гаси!» — это, наверное, было единственное, что тот знал о волейболе, а потом он только успел заметить, как Леонид притащил откуда-то стул и вскарабкался на каменную стенку, которая отделяла пляж от основной территории, — наверное, чтобы было лучше видно игру. Вот и правильно. Так и должен вести себя настоящий друг-авантюрист! Ведь ради этого они сюда и ехали. Ради приключений, ради авантюры! Долой возраст! Долой предрассудки! Интересно, Леня догадается снять видео, чтобы потом похвастаться дома? Или хотя бы сфотографирует его в удачном ракурсе, а не как мешок с картошкой в позорном падении? Мяч летал под ярким солнцем, мягкий песок приятно пружинил под ногами. Он даже особо не следил за счетом, ему ужасно нравился сам процесс. И почему он боялся приходить играть раньше? Никакой безумной нагрузки тут не было, и солнце не палило, зато какие эмоции, как будто крылья выросли. Говорят же психологи, что находиться в компании молодых людей полезно, это заряжает энергией, силами и хорошим настроением. Еще один пас! Ай да молодец, Николай Иваныч, да ты просто орел и никакая не обуза для команды! Вот пусть Ленька посмотрит! Пусть берет с него пример. Р-раз! Отлично! А вот так! Оп-па! Он был совершенно увлечен игрой, они сыграли уже два сета, и вдруг… Сначала он ничего не понял. Все шло просто прекрасно, но тут раздался какой-то шум, треск веток, как будто с высоты упало что-то тяжелое, потом чей-то крик, оглушительно засвистел судья, и все остановилось. Поднялась суматоха, паника, все куда-то побежали. Николай повертел головой по сторонам и тоже побежал вместе со всеми.

Леонид дал себе слово вести себя как настоящий друг и образцовый болельщик. Он совершенно не разбирался в волейболе, помнил только, что там нужно «гасить» удары, и пару раз крикнул Коле поддерживающие слова — как на настоящем матче. Он совершенно не следил ни за ходом игры, ни за счетом, зато сердце у него каждый раз уходило в пятки, когда ему казалось, что в Колю слишком быстро летит опасный мяч или что тот слишком высоко подпрыгивает. Нет, это просто невозможно, подумал он, это не спорт, а сплошные нервы. А если инфаркт? А вдруг инсульт? Что он скажет Тамаре? Как он объяснит это детям? Он сунул руку в пакет и на всякий случай стал искать валидол — не для Николая, для себя. И отвернулся, чтобы немного прийти в себя от напряженного зрелища, — сразу за площадкой начинался пляж, а за ним серебрилось ярко-синее море. Он улыбнулся, подставил лицо солнечным лучам (ну и пусть обгорит, смерть от ультрафиолета — не самое ужасное, что могло с ним случиться) и закрыл глаза. А когда открыл, то… нет, ему не могло показаться дважды. Он снова увидел ту самую девушку, которую видел тогда в аэропорту. Это была его Лидочка! Точь-в-точь она! Такая же юная и ничуть не изменившаяся. Он снова крепко зажмурил глаза и помотал головой — может, это видения или галлюцинации? Открыл глаза — девушки не было. Стоп! Исчезнуть она не могла. Куда же она подевалась? Куда она могла так быстро уйти? Ему, в конце концов, привиделся не караван верблюдов и не дворец Шахерезады, а вполне конкретный человек. Волейбольный матч привлек много болельщиков, и они закрывали Леониду обзор. Он попытался встать на носки, вытянуть шею, крутил головой, но нет, девушка словно растворилась в воздухе. Он быстро посмотрел по сторонам и увидел пластиковый стул, который кто-то оставил без присмотра. Он быстро подтащил хлипкий стул к широкой каменной стенке между пляжем и зеленым парком и вскарабкался на нее. Теперь ему было видно весь пляж. Сердце стучало, дыхание сбилось, он вытащил из кармана солнцезащитные очки и надел поверх своих очков для дали. Точно! Вон же она! Леонид сделал пару шагов вправо по горячим камням. Это точно была та же самая девушка, а с ней пожилая женщина, они медленно шли вдоль моря, девушка время от времени забегала в воду, опускала в волны ладони, потом возвращалась, что-то говорила своей спутнице и смеялась, а пожилая женщина шла очень спокойно, но не потому, что ей было тяжело идти, ее походку нельзя было назвать старческой, она как будто наслаждалась каждым шагом, смаковала море и песок под ногами. Она шла босиком, в одной руке несла босоножки, на ней был длинный светлый сарафан, он развевался на ветру, на голове — шляпа с большими полями. Ее походка и фигура не показались ему знакомыми, но вдруг женщина остановилась, на минуту повернула голову и показала девушке что-то, вытянув вперед руку. И вот этот жест! Он был как будто вспышкой, как будто солнце вспыхнуло в сто раз ярче. Леонид знал его, этот жест. Он узнал эту руку. Он кинулся бежать, забыв обо всем на свете, но тут же оступился и рухнул с каменной стенки вниз.