День расплаты

Прикидывая, сколько времени потребуется, чтобы уговорить Кларка не волноваться, Зандер почувствовал, как у него заломило затылок.

— Я убежден, Макс, что повода для беспокойства нет, — бодро произнес он. — Обыкновенный маневр, чтобы удержать акционеров.

Кларк раздраженно поморщился:

— Тогда зачем нам его компания? Мы, черт возьми, теряем время, разве не так?

Зандер мягко улыбнулся:

— Если мы сейчас снимем свою заявку на покупку, это вызовет подозрение. Затея со Стоуном обходится нам недорого, так что имеет смысл продолжать игру, иначе кто-нибудь начнет задавать вопросы.

Скривившись, президент принялся ножом для разрезания бумаги вычищать грязь из-под ногтей.

— О’кей, но при условии, что мы получим этот гребаный материал!

— Получим, — кивнув, заверил Зандер и умолк, увидев, что плечи Кларка затряслись от смеха.

— Между прочим, черномазые в пригороде Монлорея ужасно взбеленились! — заметил он со злобной ухмылкой. — Нам ничего не оставалось, кроме как стоять в сторонке и позволить им убивать друг друга. Как себя чувствует наш парень?

— С Брюсом все будет в порядке. Ничего серьезного, никакие важные органы не задеты, хотя на всю жизнь у него останется потрясающий шрам.

Кларк продолжал заниматься своими ногтями, но веселое выражение исчезло с его лица.

— Тогда постарайся, чтобы такого дерьма больше не было!

— Все под контролем, — поспешно заверил его Зандер. — Наши люди сейчас занимаются этим, и ситуация скоро стабилизируется. — Он пытался не обращать внимания на то, как Макс презрительно поджал губы.

Когда Дэвида Стоуна наконец отпустили долгой, было уже почти одиннадцать вечера. Адвокат подбросил его до особняка Уэсторп-Холл, но от предложения выпить отказался — к облегчению своего клиента. Дэвид хотел остаться один. Открыв входную дверь, он сразу прошел в кухню и взял бутылку вина. Он бродил по комнатам, делая большие глотки и пытаясь избавиться от воспоминаний о полицейском участке. Его инквизиторы явно подозревали, что он устроил поджог из-за страховки, но доказательств у них не было и предъявить ему обвинение они не могли. Черт с ними! Его тошнило, поэтому есть он не стал. Он чувствовал себя несчастным и разбитым. Дэвид залпом выпил второй стакан и отправился спать.

Добираясь до своей квартиры на Глочестер-роуд, Шарлотта засыпала на ходу. За последние семьдесят часов она проспала едва ли больше пяти. В самолете заснуть ей не удалось, и она в полудреме смотрела какой-то фильм, восхищаясь красотой Харрисона Форда.

В аэропорту она забрала свой чемодан и с трудом добралась до Лондона. Она так устала и была так потрясена случившимся, что не испытывала страха. Выбравшись из подземки, она поплелась к дому, даже ни разу не оглянувшись. «Пропади все пропадом, — думала она, волоча по лестнице чемодан. — Если они хотят до меня добраться, они до меня доберутся. — Это была не бравада, это было признание в поражении. — Я осталась без работы, мне никто не верит и мне негде спрятаться. Легче сдаться, и пусть все идет к черту», — думала она, стиснув зубы.

Шарлотта щелкнула выключателем и на миг задержалась в дверях, с удивлением разглядывая свою гостиную. Там все оставалось на месте: счет из магазина «Маркс и Спенсер» на кофейном столике, компакт-диск «Иглс», ожидавший, когда его положат в коробку. Кролик Альфред валялся на полу в спальне, там, где она его бросила, и с упреком смотрел в потолок. Безумие последних дней совсем не ощущалось в этой ее более чем спокойной жизни, и Шарлотта на мгновение засомневалась, не приснилось ли ей все?

Она приготовила ванну, налила туда огромное количество ароматного масла, подумав, что ни одна женщина в Англии сегодня вечером не заслуживает этой маленькой роскоши так, как она. Но прежде чем стянуть с себя одежду, которую не снимала несколько дней, Шарлотта уселась возле автоответчика, чтобы избавить от страданий мигающую красную лампочку. Первое сообщение оставил Пол, и это привело ее в замешательство. Второе сообщение было от Скотта из телекомпании Эй-би-си, и Шарлотта встрепенулась, услышав, что Большая Шишка из Нью-Йорка намерена провести с ней официальное собеседование по поводу найма на работу в качестве ведущей новой программы международных бизнес-новостей.

— Это просто, твою мать, фантастика, Шарлотта! — восторженно кричал Скотт. — Я ведь тебе говорил, что ты им понравилась. Как бы то ни было, не могла бы ты прилететь в понедельник? Я знаю, все слишком неожиданно и остается мало времени, так что в выходные передохни и скажи в Эн-эн-эн, что тебе надо обратно в Нью-Йорк, потому что ты забыла там свою сумочку. О’кей? Я разговаривал с Эдом Стэнфилдом, и тот затрясся от возбуждения, узнав, что ты переберешься на Манхэттен в Эй-би-си, и хочет, чтобы ты ему позвонила. Как ты его окрутила, дорогая? И еще я должен передать тебе сообщение, которое кто-то оставил для тебя на коммутаторе Эй-би-си. Тебя просят позвонить по номеру: 215 229 2999, добавочный 543. Больше ничего. В любом случае, свяжись с Большой Шишкой и подтверди свое согласие встретиться с ней в понедельник. Салли шлет тебе сердечный привет и спрашивает, не остановишься ли ты у нас на пару дней, пока не станет известен результат собеседования. Неплохая идея, а? Позвони нам. Пока!

Нахмурившись, Шарлотта смотрела на автоответчик. Потом подняла тяжелую, словно свинцом налитую руку и остановила пленку. Вернуться в Нью-Йорк? Это определенно сбило бы с толку ее преследователей. Она перемотала пленку, записала номер, оставленный неизвестным в Эй-би-си, и зевнула. Сначала в ванну, потом — в постель. Ни о чем другом она больше не могла думать.

Глава семнадцатая

— Веди себя спокойно, тогда больно не будет! — приказал он, схватил ее и одним ловким движением повалил на землю.

Теперь она лежала в траве неподвижно, а он навис над ней с ножом в руке. Прерывисто дыша, она испуганно смотрела на него. Он увидел, как широко раскрылись ее глаза, когда он мягко опустился на нее. Он взял в руку правое переднее копыто животного и начал ножом срезать разросшееся роговое покрытие.

— Ну вот, не так уж это было и страшно! — заметил Дэвид.

Коза бойко вскочила и отбежала в сторону, но вскоре вернулась и принялась прыгать вокруг Дэвида, стараясь добраться до моркови, которую тот вытащил из кармана.

Дэвид побрел к дому, вспоминая, как визжал от восторга его сын, когда они вместе с ним каждую весну стригли эту козу. Билли держал ее за рога, пока Дэвид, зажав ее между коленей, стриг шерсть электрической машинкой. А потом Билли покатывался со смеху, когда козу отпускали и та, ошарашенная, неслась прочь.

«Дня не проходит, чтобы я не думал о нем», — с грустью осознал Дэвид. Он пытался вспоминать только хорошее, сохранить образ пышущего здоровьем маленького мальчика, играющего с козой. Но в его памяти, точно выжженное клеймо, была картина худенького, отрешенного от мира ребенка, лежавшего в постели и с отважной улыбкой дожидавшегося смерти.

Дэвид открыл холодильник и оглядел полки. Он чувствовал себя совершенно разбитым, что в последнее время случалось с ним довольно часто. У него скрутило желудок, когда он вспомнил Билли. Дэвид налил себе стакан вина: не самый разумный поступок. Хотя была суббота, но до вечера еще оставалось много времени. Он прошел в оранжерею, уселся в плетеное ивовое кресло и стал смотреть в сад. Сад, конечно, прекрасен, но рядом не было никого, кто любовался бы вместе с ним, и Дэвиду вдруг показалось эгоизмом содержать сад для себя одного. Здесь должна жить счастливая семья.