День щекотуна

– То-то гляжу: массовка не по-солдатски упитанна. Где же новую набрали?

– Где только ни рыскали. А чтобы сразу в одно место кучу мужиков доставить... Проблематично. Сам поди должен понимать.

– Понимаю, - заверил я.

– Ну вотушки и ладушки.

– И кто ж все-таки напозировал?
– поинтересовался автор сих строк.

– А случись вскоре (как на притчу и нам на радость!) сразу два съезда диаметрально противоположных общественных движений: "Могильщики гомосексуализма" и "Гей-хлопцы"!., - с оптимизмом проинформировала Мороженка, - Первые обошлись нам в двести рублей и поллитру водки на нос, а вторые...

А вторы-ы-ые! Весе-елые(!) мужичата. Они как в суть художественного замысла вникли, без финансовых обиняков, на ходу огололяясь, к автобусной колонне с шутками-прибаутками да охальными частушками про "дядечка с дядечкой" вприпрыжку лавиной поперли... Ага...

А потом (в подкассиопеином-то постаменте) совсе-ем невероя-ятно(!) бойко себя повели. Не по-фотомодельски. Ну акробаты и акробаты. Живчики!.. За час, пока ожидали припозднившуюся авиационную декорацию, мы на таки-ие(!) гомоглобальные выкрутасы с участием представителей обоих движений налюбовались, что по сю пору... Веришь ли(?), потряса-ающее(!!!) зрелище. С чем сравнить?.. Ума не приложу... Апокалипсис консервативных сексуальных догм!

В конце концов самолет все-таки пролетел, и фотосессия состоялась, плод коей перед твоими глазами... Извини, перед глазом...

– Да ла-а-адно, - безобидно вздохнув, протянул я, - Вообще-то, по поводу зрения можно было бы и не уточнять.

– Извини, - потупив взгляд, пробормотала Мороженка.

– Да ла-а-адно(!) тебе по пустякам извиняться. Если честно, мне по барабану.

– Ну-у-у, если тебе по барабану, мо-ожно я тебя буду Циклопом дразнить?

– Дразни.

– Ну что ж, поскольку ты не возражаешь, прямо сейчас и начну: Цикло-о-опчи-ик! Цыпа-цыпа-цыпа. Циклопу-у-уленька-а! Циклотро-ончи-и-ик!..

– Интересно, а какая-разэтакая ухарская бригада этим самым гомо и антигомо головы поотсекала?
– полюбопытничал я.

– Да ты что-о(?!), Ци-икля, - опешила Мороженка, - Полторы-ы-ы тысячи обезгла-авить?! Очни-ись(!), цыпленок, ты в похлебке...

– Однако ж, на так называемом вами фото все-е(!) персонажи (за исключением Кассиопеи) подвергнуты процедуре абсолютного отсепарирования головы от телесной федерации.

И как прикажете понимать сей фотодокумент(?), неопровержимо уличающий Кассу в массовом убийстве с особым изуверством либо в соучастии в сем тягчайшем преступлении. И са-амое(!) мелкое ее противоправное действие (исходя из ситуации) - позирование на бренных останках невинно загубленных. И даже это действие влечет за собой уголовную ответственность.., - импровизационно читая нотацию, я вкладывал в голос и мимику у-уймищу(!) фальш-скорби, в душе ухохатываясь и опасаясь рассмеяться в мороженкино лицо.

– Думаю, что.., - запнулась словесно собеседница, - А как тебя все-таки звать-навеличивать?

– Коль нравится, зови Циклопом.

– Ну нет - кроме шуток. Скажи.

– Папирос Портсигарович, - брякнул я первую взбредшую на ум нелепицу, потому как один из множества моих оперативных псевдонимов, озвученный Кассе в знак знакомства у мусорных баков, на тот момент, к моему неописуемому изумлению, напрочь выпал из памяти.

– Юродствуешь?
– усмехнулась Мороженка, - Ничего. В соответствии с нормами гостеприимства, не возбраняется.

А я попросила разрешение на обзывание тебя Циклопом только ради того, чтобы прозондировать твою загадочную натуру на обидчивость. И не более.

– И как?
– поинтересовался я.

– Если не обладаешь агентурной профподготовкой, ты не обидчив и будто на ладони.

– А если это... А если обладаю этой самой... проф-подготовкой?
– скорчил я недотепу.

– Тогда ты отменный шпион!

– состроив заумную физиономию, пафосно скомплиментировала Мороженка, - Однако, перепутать свой псевдони-им... Ты все-таки, Митрофанушка, лох!

– О да-да!
– просвелев памятийно, взвыл я восторженно, - Митрофан-Митрофан я! Сей факт - алмаз-камень!

– Лох, - сочувственно глядя на меня, вымолвила Мороженка, - Лох ты отпетый. Но... жу-утко(!) забавный.

Ан речь прежде не о том... Как я уже чуть ранее заикнулась, вижу, что, вроде бы негодуя, подоплечно-то скоморошничаешь... Да ла-адно(!) - несущественно...

Что касаемо же ампутации бестолковок массовки... Туфта. Наша старшая подруга своим дорогостоящим мечом ни капелюшечки кофе... Ой, прости. Ни капелюшки кровушки Кассиопеюшка не пролила. Все совершил Сенька-фотограф.

– И-изве-ерг!
– прочувствованно прокомментировал я.

– Отнюдь. И какой же ты глупышка. Семен единолично произвел массовое отсекновение посредством тривиальной компьютерной графики.

– И на кой ляд тогда этакая крупномасштабная заваруха даже и с привлечением гражданской авиации(?), если Сенька мог все смозаичить лежа на диване с ноутбуком.

– А леший то знает... У них - у элитных-то - таки-ие(!) прихоти... курям на смех. Никако-ой(!) логики. С жиру бесятся...

А мазки-то на полотне ты скрупуле-езно(!) смикроскопировал.

Кстати, сотворить мазню на гладком для вящего изыска... Плевая пустяшность... В оранжевом эмалированном тазике серебряной расческой тщательно смешиваются слизь лягушачьей икры, рыбий жир, кактусовый уксус, помет сиреневого петуха и еще какие-то компоненты (я особо-то не вникала)... Выполненный на тканевой основе фотоотпечаток от полдня до полуночи вымачивается в баобабовом корыте с этим чудодейственным коктейлем, а потом - под старинный угольный утюг. И никаких художеств. Любой искусствовед за шедевр примет. Хоть в Третьяковку вывешивай!

– Ну а это-то эпохальное фото какой трансформатор в живопись перевымочил-переутюжил?
– попытался я перейти на личности.

– Да был один бездельник, - переминаясь с ноги на ногу, с некой грустинкой на лице и в голосе сказала Мороженка, - Валеркою, не к ночи помянутый, земля ему пухом и царствие небесное, звался.

– И отчего же уникально мастеровитый кудесник обозван бездельником?

– А кто ж он(?), коли сторожем на фармацевтической фабрике денно-ночно прозябал...

Еще в тридцатых годах прошлого века была основана эта "Красная пилюля". Таблетки для партийной номенклатуры на ней лепились. А экспериментальные образцы испытывались на местных кошках, собаках, бомжах и алкоголиках, передовиках производства и участниках художественной самодеятельности, а то и вовсе на ничего не подозревающих и ничем не выделяющихся добропорядочных гражданах...

Преимущественно тайно эксперименты-то проводились... И через пункты общественного питания (пельменные, шашлычные, рядовые столовые, буфеты и рюмочные), и через новогодние подарки, и через иные всяко-разные каналы испытатели-нелегалы ухищрялись скормить человеку пилюлю. Главным же образом через аптеки и поликлиники народ пичкали. А потом за изменениями состояния здоровья посредством регулярных профосмотров наблюдали...

А в итоге население Громкоструинска, кой тулился на окраине градообразующей "Красной пилюли", стало жить подозрительно долго, почти безболезненно и счастьем насыщенно... Где-то к середине восьмидесятых совсе-ем(!) веселехоньким сделался городишко: денно-ночно все улыбаются да хохочут, да в круглосуточные аптеки за добавкой спешат.