День
Шрифт:
— Ты будь уверен, Алексей Михайлович, я с тобой до конца пойду. Я ведь мучился, умирал, а теперь цель в жизни обрел, настоящую. И здоровым стал — нога как новая, да и сам преисполнен силой. Оружие у меня есть — я их всех кончу, по одному или скопом, только скажи.
Видимо, Александр воспринял его молчание как сомнение, говорил просто, и отнюдь не «красовался», а предлагал, причем конкретно «мокруху». И пойдет на нее без всяких сомнений, совершенно уверенный в собственной правоте. Но так оно и есть — если крокодилы жрут людей, то им не зубы вышибать нужно, а поступать согласно рекомендации одной мудрой обезьяны из анекдота — «рубить хвост по самую шею».
— Не нужно, увидишь, как они себя сами погубят. И туда им дорога — каждый выбирает свою судьбу…
Алексей осекся — в голове взвыли сирены, и он моментально
Глава 23
— Ты можешь хоть что-то сделать, Михалыч. Ведь там тысячи людей от лучевой болезни загибаться станут — смерть в муках принимать. Нет, какие сволочи — по АЭС специально ракетами бить!
— А им ничего другого не остается, как провоцировать ответный удар по тому же Киеву. И пусть унтерменши уничтожают друг друга до полного истребления, а они все осудят, призовут к миру, а потом в очередной раз заявят что мы сами во всем виноваты. Они нацистов к власти не для того привели, чтобы им укорот сделать. Вспомни майдан, как там скакали и чего требовали — смерти нашей жаждали и первым законом под запрет русский язык подвели. Им всем плевать, что русские эти земли осваивали, защищали — они нас гнобить готовы, уничтожить, — Алексей сдерживал гнев, ведь в голове мелькали апокалиптические картинки, от которых кровь в жилах буквально стыла. И пожав плечами, устало произнес:
— «Дед», людей можно спасти, если их немедленно сюда привезут — в нашей «окружности» любая радиация уже будет дезактивирована, как и поражение человеческого организма. Вот источник — пусть воду пьют, да в купальне полежат, потихоньку оправятся. Поживут у скальника недельку, на поправку пойдут — тут их сразу под защиту возьмут, излучение мощным будет. Вот только тело излечить можно, но как людей из того кошмарного состояния вывезти, пока не знаю. И сильно одного боюсь, что наши, наконец, ударят по «центрам принятия решений», но сейчас это совсем некстати. А вот через три-четыре дня вполне можно…
— А если завтра настанет тот самый день, когда жахнут всеми боеголовками сразу? Ты представляешь, сколько людей погибнут?
— Мы с тобой расчеты уже делали, и приблизительное количество жертв подсчитали. Но планета уже не погибнет, уровень радиации резко снизится — излучение уже пошло, и в режим войдет через семьдесят два часа, для вящей страховки можно еще сутки добавить. И все — никаких последствий ядерной бомбардировки связанных с радиоактивным заражением. Понятное дело, что жертв этой трагедии уже никак не вернешь, зато разрушенное бомбардировкой можно со временем восстановить. И вообще — дай закурить — маята сплошная на душе, а туманить мозг алкоголем не хочу — его душа категорически не принимает. Хотя это гадость, но ты ведь два с лишним века куришь, и еще не помер. Видимо, курение есть явный признак наличия здоровья, а не его отсутствия. Давай своего самосада, не хочу химией травиться, а к дыму твоих изделий вроде как давно привык — смолишь как паровоз.
— Да возьми, жалко что ли, — дед протянул портсигар, из которого Алексей извлек сигарету. Прикурил от огонька зажигалки, затянулся и тут же отдал сигарету старику, а сам с минуту откашливался, утирая выступившие слезы. Затем надсадно произнес:
— Не, сильно крепок, одуреть можно, чуть глаза не вылезли.
— А ты не взатяг, Михалыч, по чуть-чуть, оно полегче пойдет. Должны же мы иметь дурные привычки и слабости, а курение как раз из этого разряда. И зло меньшее, чем вдыхание выхлопа автомобильных двигателей, один ведь тысячу
курильщиков заменяет. Но с этим стократно опасным злом почему-то не желают бороться, зато нас давят нещадно. А какой мне вред, если регенерация организма идет постоянно, это как безалкогольное пиво пить со стремлением нажраться в стельку.— Хорошо, учту — буду сам табак выращивать…
— Ты лучше кубинские сигары покупай, они отличного качества, и химии в них не засыпают, и табак хороший, не ГМП. Хотя тебе сейчас даже яд не страшен, Михалыч, если с хода не определишь, то не отравишься. Тебя уже нельзя так просто отравить.
— А с чего ты взял, что смогу определить?
— Не ты сам, я ведь монады порой вижу, и твою ауру различаю, когда ты задумаешься. Лицо сразу стареет на полвека, а глаза у тебя уже того… ты уж прости — но коню возраст по зубам смотрят, а человеку по глазам. А у тебя они блеклые стали, мудрые, мне порой самому страшно становится, как представлю что тебе выпало, и какую ношу ты на себя взвалил. Предотвратить ядерную войну не шутка…
— Дифирамбы мне не нужны, хотя лести у тебя не вижу и понимаю, почему ты меня по отчеству называть стал. Старый солдат блюдет субординацию, которую сам для себя определил?
— И это тоже, но сие не главное, тут иные соображения, — кивнул старик, но очень серьезно произнес:
— У тебя другой статус стал, был я тебе «дядька», а сейчас вроде рекрута, ну пусть заслуженного капрала перед фельдмаршалом. И не смотри на меня так удивленно — за тобой опыт и технологии сильнейшей цивилизации, что сама уступила людям первенство. А они этого не оценили, создали ядерное оружие по наводке рептилоидов, и применили. И сейчас готовы планету испепелить, хоть сами этого панически боятся. Но ты пойми — глобалистов немного, они к всемирной власти шли тысячелетие, со времени первых банкирских домов, да тех же венецианцев. Именно через деньги и их посредством, добились этой самой власти, а тут в одночасье лишиться всего могут. Им такое не по нраву — всех кто выступал против, всегда губили, лидеров убивали. Страны давили санкциями, а нас особенно стремятся уничтожить, всех союзников уже удавили. Любят они «анакондой» давить, с периферии всегда начинают. Им наше «сердце» нужно, наследие Гипербореи, которое они «хартлендом» именуют. И пока их руки не дотянутся, не угомонятся. А сейчас у них вполне реальный шанс, вот и давят на нас по всякому, на доморощенных предателей надеются, каковых скопище.
— Не уговаривай, сам знаю. Ладно, не хотел ввязываться, посчитал что преждевременно. Но часики тикают, смерть в затылок дышит, а потому пора показать силу…
Глава 24
— Это бандиты, Михалыч, они будут стрелять, если мы не остановимся. Вон, уже автоматы достали…
— Так тормози здесь, Иван, пойду с ними поговорю. О, да — разговора не будет. Все четверо «фиолетовые», как кардиналы инквизиции, клейма ставить негде — у них руки по локоть в крови.
— «Фиолетовые»?! Да они вроде в камуфляже…
— Я вижу ауру человека, Саша — а она о многом говорит. Этот цвет свойственен только бездушным тварям в человеческом облике, которые просто потеряли право называться людьми. А начинается такое с младых ногтей — вначале вседозволенность, потом безнаказанность, и все. Для такого чело… индивида, так будет лучше, есть только собственные интересы, ради которых он готов принести в жертву все и вся. А потому это не человек в прямом смысле, а бездушная тварь, «рептилия». Их истреблять нужно без всякой жалости, иначе самого прикончат. Но сейчас есть одно «но» — я должен каждому предоставить шанс снова стать человеком, а потому притормози.
— Убьют, Михалыч…
— Да полноте, не стоит беспокоиться, — засмеялся Алексей на предупреждение младшего брата. Привыкшие к вседозволенности твари не представляли для него в нынешнем состоянии ни малейшей опасности, правда, об этом пока никто не знал, а он только начал догадываться. Теперь предстояло только проверить, насколько эффективна установленная над ним «защита». Но в тоже время нужно было соблюдать «условия» — нельзя было убивать, пока те не проявят своей сущности. Но тут, как говорится, смотрите примечания мелким шрифтом внизу страницы.