Дьенбьенфу. Сражение, завершившее колониальную войну

Перебежчики сообщали, что его и других агитаторов теперь слышно лучше, потому что патронов к пулеметам осталось так мало, то огонь ведется только по хорошо видимым целям. Но большинство французов все равно боится Вьетминя. Они думают, что их тут запытают до смерти, из мести за бесчисленные карательные экспедиции против мирного населения, которые французские войска проводили во Вьетнаме с первых дней войны.

Однажды де Кастри выяснил, что подразделения Народной армии спокойно занимаются теперь подготовкой к дальнейшим атакам на территории между левым берегом Нам — Юма и бывшими укреплениями «Доминик», потому что оставшиеся в «Доминик» очаги сопротивления могут лишь обороняться и неспособны на контратаки. Он настоял на том, чтобы перерезать путь к отходу пробившимся вплоть до речного берега подразделениям Вьетминя.

— Нас может спасти только атака! — заклинал он скептически настроенных офицеров своего штаба. Подполковник Ланглэ был единственным, кто выразил сомнения, когда услышал, что для контратаки нужно собрать войска, в частности, с последних еще существующих фортов «Югетт». Он заметил, что это означает практическую сдачу оборонительной системы и позволяет Вьетминю с севера — с направления уже лишенной в этом случае защиты ВПП — прорваться в центр крепости. Но де Кастри высокомерно стал его поучать, говоря, что на севере, мол, у противника нет достаточно сил, потому атака оттуда исключена. Так как Ланглэ не хотел открыто возражать своему начальнику, и он, в конце концов, поддержал идею контратаки.

Ночью на 9 апреля жесткие звуки сигнальных рожков подняли французских солдат из окопов. Атака их напоролась на сопротивление противника, который хоть и был удивлен внезапностью, но не потерял голову. Главнокомандующий Народной армией приказал обороняться гибко с основной целью — вывести из строя как можно больше вражеских солдат. Удержание или захват территории были лишь на втором месте. Четыре дня и ночи бои шли с переменным успехом. Каждый отход вьетнамцев возбуждал у французов новые надежды. Но лишь до новой контратаки Вьетминя. Эта операция стоила жизни около тысячи французских солдат. А результатом для них был лишь шанс сидеть на части холма С-1, все время нагибая голову. Действия Народной армии западнее вершины, со стороны реки, продолжались без помех. Здесь уже готовился последний этап наступления — прыжок к центру.

Все это время продолжался беспрерывный обстрел центральных укреплений. Там уже можно было все в большей степени использовать и минометы. Крепость, занимавшая раньше всю долину, ужалась до клочка площадью не больше двух квадратных километров, полностью изолированного от баз снабжения, недостаточно укрепленного, занятого все еще десятью тысячами солдат, из которых уже больше половины было небоеспособны из за ранений. Оставшаяся часть в значительной мере была деморализована. Свирепствовали болезни — от простуд из за переохлаждения до поноса и лихорадки. На наступательные действия этот гарнизон уже не был способен. Ни де Кастри, ни его заместитель Ланглэ, ни все еще склонные к показной решительности командиры новоприбывших парашютистов не сомневались в приближении конца. Курсировали слухи об отправке войск из Лаоса для прорыва блокады, поговаривали и о вмешательстве американцев, даже об атомной бомбе. Но все это не могло поднять боевой дух.

В этой ситуации Наварр из Сайгона обратился в Париж, в министерство обороны, с просьбой повысить де Кастри до звания бригадного генерала.

Это вызвало бурные споры в министерстве, в ходе которых многие, рассматривавшие положение в Дьенбьенфу как безвыходное, выступили против этого предложения. Какой смысл оказывать такую услугу противнику, который в ближайшем времени захватит остатки крепости — подарить ему пленного генерала? Триумф вьетнамцев из за этого будет еще большим. Но с этим не согласились те, кто против голоса рассудка поддерживали миф о непобедимости французской армии и считали повышение де Кастри моральным стимулом для сражающихся солдат, защищавших честь Франции до победы. Они настояли на своем, и Коньи пришлось разыграть эту комичную пьеску.

15 апреля командующий войсками в Тонкине связался с комендантом крепости, который лишь частично очнулся от своей летаргии. Он сообщил де Кастри о его повышении и со с трудом скрываемой иронией добавил: — Вам доставит дополнительную радость тот факт, что вы и ваши войска в сегодняшнем приказе по французской армии названы ярким примером мужества и героизма…

Два погона с двумя звездами были вместе с напитками и сигаретами упакованы в контейнер и ночью сброшены над крепостью. Они попали на территорию, контролируемую Вьетминем. Потому французским штабным офицерам пришлось самим изготовить в командном бункере погоны из покрашенной ткани, жести и картона, которые торжественно вручили коменданту. Празднование прошло без особой радости. Коньяка больше не было и пришлось довольствоваться разбавленным «виногелем». Курили давно покрывшиеся плесенью сигареты сайгонского производства, фирм «Котаб» и «Мелия», которых тоже оставалось совсем мало. Когда неподалеку от командного пункта взрывался снаряд Народной армии, господа офицеры непроизвольно пригибались. С потолка блиндажа в жестяные кружки с кислым праздничным напитком сыпались кусочки земли.

— Ты еще можешь стоять, моя девочка? — спросил в операционной полевого лазарета профессор Тунг у медсестры Ба, стоявшей рядом с пинцетом и марлей. Он видел, как она кивнула, но он все еще сомневался, потому что они стояли тут уже шесть часов и прооперировали за это время три тяжелых ранения в голову.

Тунг давно заметил, как серьезна и надежна медсестра Ба. У нее было умение и, самое главное, спокойные руки. Потом, думал он, ей стоит пойти учиться. Из нее вышел бы хороший врач. Потом — когда «потом»? Работа в полевом лазарете была одной из самых сложных, которую мог бы себе представить Тунг.

За последние дни потеплело. Приближалось лето, здесь в горах, где весна всегда остается коротким эпизодом между дождями и жарой. Если в сезон дождей помехой были тараканы и пауки, заползавшие в операционную в поисках сухого местечка — иногда их удаляли прямо с раны, то теперь и медикам и раненым доставляли адские муки комары и мошки. Стоило врачу во время операции сделать инстинктивное движение ногой, чтобы отогнать надоедливого комара, как из руки у него мог выскользнуть скальпель, он мог потерять артерию, а в тех условиях, в которых доводилось оперировать, от этого могла зависеть судьба пациента. В наступившей после дождей влажной жаре расплодившиеся насекомые буквально бесились от желания ужалить, которое еще более возбуждали запахи крови и гноя, висящие над лазаретом подобно облаку.

Но укусы были не единственной проблемой. Насекомые вызывали долговременные воспаления, нагноения, потому что мухи с удовольствием откладывали яйца в еще не обработанные раны или под неплотные перевязки из креповой бумаги, которой пользовались ввиду нехватки других перевязочных материалов. Профессор Тунг экспериментировал с разными травами и мазями, чтобы справиться с проблемой насекомых.

Он был человеком, мастерски владевшим искусством современной хирургии и изучавший ее до этой битвы в институте в районе Туйен — Кванг, который давно был освобожден. Но очень подвижный и физически и духовно мужчина за изучением современной медицины не забывал, что во многих областях страны есть знатоки традиционной медицины, умевшие успешно лечить многие болезни с помощью экстрактов трав, травяных чаев и самодельных мазей. Тунг не разделял презрение многих образованных докторов к этим старинным рецептам. многие из них превосходно подходили для дополнения обычных современных методов, особенно в той ситуации, в которой находился Вьетнам, где еще не хватало ни образованных врачей, ни фармацевтических фабрик, производивших сульфамид или антибиотики. Потому здесь еще долгое время можно было опираться на старинные методы лечения.

Пока профессор обрабатывал прострелянную кость бедра раненого сапера, высасывал осколки и сшивал вены, он пробурчал под марлевой повязкой: — Я точно знаю, что люди в этой местности знают растение, отгоняющее москитов. Они засовывают его под свои матрацы, там, где спят. Это один из папоротников, но папоротников тут десятки тысяч видов. Какой именно? Я буду искать до конца жизни и не найду!

В ярости он притопывал левой ногой. Но на москита, присосавшегося к его голой ноге, это не действовало. Ругаясь, Тунг продолжал работать.

Могу ли я потребовать посадить под стол девушку с мухобойкой? Ей нужно будет бить лишь тогда, если одно из этих созданий усядется на мою кожу. Непроизвольно он засмеялся. Ба удивленно взглянула на него. Он только что был в ярости. Я сделала что то не так? Она быстро научилась помогать профессору при операциях, хотя в самом начале ей было трудно понять, что он имел в виду, когда, к примеру, просил подать ему какой то инструмент. Здесь не было нормального курса обучения, как в больницах в других, мирных странах. Здесь знания получали из первых рук, перенимая опыт во время борьбы за человеческую жизнь вместе с профессором или одним из других, более молодых врачей.