Деньги на ветер

— А почему вы сами не хотите?

— Буду с карабином в лесу, прикрою тебя, — сказал он. — Не беспокойся, я и одной рукой смогу выстрелить. Вот так. Не бери в голову вчерашнее, поверь мне, я не так уж плох.

— Погодите-ка минутку, мать вашу. Я встречаюсь с вашими ди…

Эстебан нацелил карабин мне в грудь.

— Предлагаю отнестись к этому спокойно. Они сейчас приедут. Я прикрою тебя из-за деревьев, — пообещал он и, глядя на меня, стал пятиться в лес.

Мысли у меня разбегались. Что он будет делать, если я выйду из машины и побегу? Выстрелит? Нет. Но почему же нет? При всех его разговорах о Великой Мексике, какой она была сто пятьдесят лет назад, что я для него? Очередная нелегальная иммигрантка, расходный материал, да к тому же chiqutea — куколка.

Когда он уже почти скрылся за ветвями большой сосны, я крикнула:

— Неудивительно, что все свалили от тебя в Лос-Анджелес!

Он не ответил, и через две секунды я его уже не видела.

Ждала, сидя в машине.

Десять минут. Двадцать. Тридцать.

Тут появились люди.

Точнее — мальчишки. Светловолосые канадцы в толстых шубах. Мешки под глазами их немного старили — можно было дать лет по двадцать с небольшим, хотя водительские удостоверения, наверно, это не подтвердили бы.

Их голубой «додж-рэм» остановился рядом с «ренджровером».

Я вышла из машины. Вышли и мальчишки. Ехали всю ночь, от них пахло усталостью и страхом — так пахнет от людей в здании Министерства внутренних дел на Plaza de la Revoluci'on.

Я им — деньги, они мне — две сумки: большую прозрачную с белым порошком и еще большего размера с марихуаной.

— А что это белое? — спросила я.

— Лед-девять из Японии, доставлен через Гавайи, — сказал один.

Они были рады. Не ожидали увидеть здесь женщину. Им хотелось поговорить о том, как доехали, о деньгах, обо всем. Но меня не оставляло неприятное ощущение в затылке. Я беспокоилась за них. Злой и униженный, Эстебан вполне мог бы убить их обоих и оставить себе и наличные, и наркотики. Убил бы нас троих, снял с руки повязку, нацепленную для вида, и поехал бы обратно, хохоча всю дорогу.

— …а Дейл обосрался, совсем обосрался, слышь, я говорю ему, это не конная полиция, это начальник пожарной охраны… — тараторил один из них.

— Валите отсюда, — оборвала я его.

— Что?

— Валите, пока не поздно. Мой босс с карабином — вон за тем деревом. Я ему не доверяю. Уезжайте отсюда. Сматывайтесь.

Они и смотались.

Через пять минут к машине подошел Эстебан. Отвел затворную раму карабина, внимательно осмотрел патронник. Боевой патрон. Он действительно был готов стрелять.

— Молодец, Мария.

— Спасибо.

На обратном пути мы молчали. Уже когда подъезжали к Фэрвью, Эстебан сел за руль, теперь, по-видимому, рука позволяла вести машину. Он высадил меня у подножия горы Малибу.

— Что дальше? — спросила я.

— А ты как думаешь? Совершаешь обычный обход.

— Что, ни бонуса, ни отгула за мою помощь, ни чаевых?

— Чаевые такие: заткнись и берись за работу.

— У меня рабочей одежды нет.

— Забудь о ней. Иди давай и лучше пошевеливайся, ты и так на час опаздываешь. Да, и завязывай мешки с мусором хорошенько, а то на тебя уже жалуются, — сказал он, передавая мне кольцо с ключами — к ним были прикреплены бирки с кодами отключения сигнализации.

— Завязывать мешки для мусора, — пробормотала я.

— Ты что-то сказала?

— Сказала, что ты и в самом деле урод, Эстебан. Хуже шерифа. Из своих сок жмешь.

Он сжал кулак и угрожающе произнес:

— Выбирай выражения, Мария. В Мексику захотела? Это легко. Один звонок по телефону — и готово. Перед тобой здесь открыты большие возможности, не профукай их.

Я кивнула и опустила глаза.

— Посмотри на меня, — велел он.

Мы встретились взглядами. Он зевнул и проговорил примирительным тоном:

— Слушай, ты мне здорово помогла сегодня. Есть в тебе что-то… Ты человек ответственный. Мне это нравится. Вот что я тебе скажу: мы с Родриго поедем в Денвер продавать лед, а ты можешь взять эту машину. На работу, в автосервис, еще в пару мест для меня съездишь.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Я стояла, отводя глаза в сторону.

— Чего ты еще ждешь? Закрывай рот, поднимайся на гору, нам больше жалобы не нужны.

— Ладно.

Он поднял стекло и уже было поехал, но вдруг взвизгнули тормоза и «ренджровер» резко затормозил.

— Эй, Мария, погоди-ка, — сказал Эстебан.

Я стояла на обочине, а он возился с чем-то на переднем сиденье. Мимо, в гору, направляясь к дому Круза, проехал длиннющий лимузин. Кто сидел внутри, мне рассмотреть не удалось, стекла были тонированные, как у машины Jefe.

— Подойди сюда, Мария, — позвал Эстебан. Он дал мне три маленьких пакетика с белым порошком.

— Это еще зачем? — спросила я.

Эстебан погладил бороду и ответил:

— А то не понимаешь! Номера двадцать два, двадцать четыре и тридцать по Олд-Боулдер-роуд. Это Рику Хансену, Юрию Аматову и Полу Юкилису. Запомнила?

— Что в пакетиках?

— Мет из Азии. Слушай, ты не волнуйся, свою долю получишь. Через пару дней, когда реализуем. Для того и еду в Денвер.

Он внимательно смотрел на меня. Я взяла пакетики и засунула в карман рюкзачка.

— Куда положить? Как у вас принято? — решила уточнить я.

— Не перепутай. Это важно. Уберешься и перед уходом положишь пакетик в аптечку на первом этаже.

— А что это такое?

— Маленький шкафчик с зеркалом на дверце, такой есть в каждом доме. Не вздумай с кем-нибудь поделиться, молчи, даже если спросят, просто положи пакетик в аптечку и уходи.

— У Хансена нет ванной на первом этаже.

Эстебан сплюнул.

— Ну так пошевели мозгами-то, твою мать! Значит, наверху. Если что будет не так, они мне позвонят! — раздраженно сказал он. — Все, хватит дерьмо в ступе толочь, отправляйся на работу.

Взвизгнули шины, оставив черный след на асфальте, и он уехал. Я смотрела вслед машине, думая о том, с какой скоростью он гоняет по этой дороге и может ли при этом различить в темноте человека или оленя.

Было холодно, я пошла вверх по склону к первому дому, в котором предстояло убираться.

Нашла ключ. Инструкции мне были даны до того подробные, что тут бы и идиот справился. Сначала позвонить, потом, если хозяев нет дома или они спят, можно открывать ключом. Полминуты на отключение сигнализации. Перед уходом снова включить.

Я позвонила у двери.

— Кто там? — спросил мистер Хансен по переговорному устройству.

— Уборщица.

— Мать твою! — проворчал Хансен.

Загудел зуммер, дверь открылась, но я не входила. Надо успокоиться. Эмоции разыгрались. Я устала, меня всю трясло от ярости.