Денис Артемьевич Владимиров

Несмотря на пертурбации, у меня сохранился кустик белого коралла, привезенный от Файншмидтов – подаренный мне тезкой, которого и в те годы продолжали звать матмеховским ником «Файн».

Ездили и к другому интересному человеку, довоенному другу моей бабушки Ивану Петровичу Корнилову – скрипачу из оркестра театра им. С.М.Кирова, владевшего инструментом уже не помню кого из итальянцев, Амати или Гварнери.

Да и сам великий город, обрушивавший со всех сторон то Пушкина, то МонтФерранда, то Музей Ракетных войск и Артиллерии, оказался (и остался до сих пор) одним из величайших впечатлений.

Денис Артемьевич был сильно занят: работал в предметной комиссии, а те дни пришлись на самый разгар приемных экзаменов, которые в 1973 году были строже, нежели нынешняя натурализация в США – поэтому встреча произошла на ходу: он то ли шел на работу, то ли с нее возвращался.

Взрослые разговаривали о каких-то своих, чисто педагогических делах (моя бедная мама, фанатически увлеченная, всю жизнь могла бесконечно говорить о студентах, аудиторных часах, учебных программах…), а я был поглощен действительно интересным зрелищем – пожаром Горного института.

Здание горело глубоко внутри, языки пламени вырывались из окон слабо, но черная куполообразная кровля была раскалена до такой степени, что над ней стояли столбы пара, в который мгновенно превращалась вода, изливаемая из десятка пожарных шлангов.

Я смотрел и надеялся, что вот-вот произойдет что-то радикальное: рухнет крыша или появится серьезный огонь. А мама и ее старый друг обсуждали, какая судьба ждет абитуриентов, чьи личные дела и написанные работы сгорят дотла (вступительные экзамены в ВУЗах СССР шли одновременно и начинались в один день, привычного ныне поступления сразу в 10 «академий» разных городов не было).

Но тем не менее та, первая встреча, полностью проявила Дениса Артемьевича Владимирова как человека: он принес мне трансформатор для железной дороги.

(Непонимающим поясню.

Стандартный «базовый» набор любого типоразмера содержал простейший пульт управления на плоских «КБС-Л». Помимо неудобства (система работала по принципу «вкл-выкл» с 2 ступенями скорости) он требовал непрерывной замены батареек – дефицитных в те времена.

Разумные немцы, конечно, все предусмотрели; в ассортименте фирмы «PIKO» имелся универсальный источник питания – сетевой трансформатор с бесступенчатой регулировкой выходного напряжения и отдельными клеммами на 16V для автоматических стрелок, семафоров и прочего оборудования.

Трансформаторы пользовались большим спросом: увлечение моделями железных дорог в Ленинграде носило почти повальный характер, при поступлении в детский универмаг «ДЛТ» их разбирали за несколько минут, зайти и взять сразу было делом почти невозможным.)

Будучи загруженным делами, Денис Артемьевич нашел время «уловить» драгоценное изделие, купить его и назначить встречу с нами.

Тем самым показал свое отношение и к памяти матмеха и к моей маме и ко мне – еще неизвестному ее сыну.

Кому-то такой факт может показаться мелочью, мне же рисует человеческую сущность героя.

9

Следующая встреча с Владимировым произошла без малого через год, я уточнил это по тому же = дневнику № 2:

20 июня 1974 г.

Вечером ходили к Денису Артемьевичу. Там видели 8-кг кота.

(Ничего удивительного, что я отмечаю этапы знакомства в такой точной последовательности; просто хочу показать, как замечательный человек входил в мою жизнь.)

Итак, в 1974 мы пришли в гости к Владимировым. В их ужасную со всех точек зрения квартиру среди проходных дворов Васильевского острова.

Именно ужасную; люди, знающие Ленинград-Петербург по рекламным сайтам, не представляют, сколь кошмарен на самом деле этот город. По сути – гроб повапленный, парадный с фасада и гнилой со двора.

Даже блистательный Невский проспект меркнет, стоит нырнуть в любую из его подворотен и пройти во двор-колодец. Замкнутый с 4 сторон, не пропускающий солнца ниже последнего этажа, черный от грязи, обросший мхом, засыпанный мусором и воняющий экскрементами всех млекопитающих существ.

Васильевский остров – самая низменная часть города, где до появления Петра осмеливался прозябать лишь неразумный чухонец Паси, в русском варианте «Василий» – красивый своими проспектами (Малым, Средним и Большим), в жилых кварталах для жизни почти непригоден.

Комната Владимировых (уже не помню, при каких-то родственниках или в коммуналке) оказалась страшнее самого страшного страха.

Двор был настолько узок, что высокое окно (задернутое тюлем, как и все окна ленинградских «колодцев», задевающие друг друга открытыми форточками) не знало «инсоляции». Чтобы хоть как-то озарить существование 5-летнему сыну, доцент Владимиров раздобыл лист полированного алюминия и укрепил его снаружи под окном: блуждающее в равнодушных небесах солнце дневными часами падало на него сверху, пятно отраженного света медленно ползло по потолку и дарило иллюзию жизни.

(Сейчас, когда массовые автомобили имеют системы автоматической парковки по «евростандарту

Конец ознакомительного фрагмента.