Деревня. Ужасы на ночь
Шрифт:
Кора поднялась в лабаз и приготовилась стрелять. Из дома вышло какое-то существо на четвереньках, юркнуло с крыльца в заросли смородины, кусты зашевелились, потом копать начало землю, но будто головой. Кора спустилась с укрытия на дереве. Луна чуть посеребрила силуэт копателя, – Кора увидела, что это кабан.
Закопать осколки зеркала, в котором явилось отражение злой сущности, можно было под храмом, оттуда ему выбраться тяжелее. Кора так и сделала. Правда, храм был заброшенный, и на три километра теперь окружен был мрачной пустыней, но возвышался над тайгой горделиво,
Кора смутно помнила тот день молебна. Ей было лет то – всего ничего. Люди, как всегда, собрались на службу. Но кто-то вышел навстречу к ним другой, да, на священника похожий, но другой. И службу начал спиной к верующим. А потом как озверел, встал на четвереньки и кинулся к людям, народ рванул во все стороны, падали, кричали, а священник прыгал со звериным оскалом. Кусал, хватал, тащил куда-то. Бесовство, не иначе, охватило его. Как же сразу не разглядели, и борода у попа была не та, и ростом он был выше.
Кору не тронул. Но были и погибшие люди, и даже попавшие. Тех, кто не пришел, искали, – не нашли. Священника, ясное дело, больше не увидели, да и существо, что накинулось на них, пропало.
Думали, как в храм зайти, чтобы крест и образа вынести, – да передумали, когда оттуда вылетнели вороны, да поднялся огонь, да дым, да пепел. После того случая, не то, что лес, деревья, перед храмом трава не росла. Стоит теперь, страж зловещего прошлого.
Кора вырыла яму, закопала осколки зеркал, одежду, в которой принимала мужиков, и оглянулась, не видел ли кто? Холодок пробежал по спине, пот на лбу пробился, словно непроглядная душа пронеслась мимо, заставив женщину ощутить неведомое предчувствие. Отбросила свою неловкость и вошла в мрачные коридоры церкви, уловив запах старых страхов, лежавших тяжким бременем на этом месте.
Жуткая картина открылась ей. Но больше всего удивило другое – горели свечи, отражаясь дрожащими тенями на стенах, а стены были не в копоти, стало быть, пожара-то там никогда не было.
Жуткие тени тянулись от света свечей, кто-то их запалил. За раскрытыми дверями алтарной преграды начинались лабиринты узких коридоров, да каждый шаг туда грозит невозвращением обратно, – проклято это место. Тот зверь после разгона людей, в храме скрылся навсегда.
Кора сделала еще несколько робких шагов. Ее настиг тот самый слабый шепот, что прозвучал недавно в ее доме. Призрачная сущность из прошлого призывала женщину к себе. Кора, вся в амулетах, прикрыла шею двумя ладонями, после того, как холодным дыханием повеяло прямо за плечом.
Зло плотно обволакивало ее руки и ноги, зло дернуло ее наверх, и она оторвалась ногами от пола, прижалась к стене, и съехала обратно на пол.
– Недарова я пришла?
Только успела сказать слова, вновь подлетела, теперь повыше и влипла в потолочный плафон, украшенный лепкой и посыпался гипс, а злобный шепот из темного прохода продолжался.
Внезапно свечи погасли от то, что невидимая тварь на них дунула, окутав зал зловещей тьмой. Кора увидела, как по потолку ползет комок шерсти, выставив перед собой метелку усов. В ее положении разглядеть преследователя было не просто. Нет, она не боялась никого, – было предчувствие, что сейчас близка к разгадке, как никогда.
Кора закричала:
– Отец! Отец!
И сделала знак рукой, которому учил он, который знали только они вдвоем на охоте. Он означал: «Покажи, где птица». Как она сейчас пришла к этому, почему она его
показала?Встречный гортанный крик пронзил воздух, и в той темной сущности, что ползла к ней, она угадала черты и отца и мужа и сына, и темный комок исчез, оставив измученное тело женщины под плафоном, и она, удерживаемая неведомой силой, стала переворачиваться, как выяснилось, зря, ее швырнуло, как кусок газеты на ветру, она прилипала к стене, отлипала, чтобы снова прилипнуть. Под вой и стенания нечисти она обнаружила себя стоящей на четвереньках, на полу перед одной стеной, где проявились фрагменты стертой фрески.
Она увидела очертания старца, который рукой удерживает кого-то перед собой, но рука старца так низко, что перед ним явно ребенок. Увидела фрагмент другой руки старца, в которой скорее всего был изображен нож, который поднят над ребенком, от которого только фрагмент маленькой стопы и головы под рукой старца. Имя старца по стертым буквам угадывалось по первой букве «А».
Она, как безумная, закачала головой. Перед ней была сцена из Библии «Жертвоприношение Исаака Авраамом». И не было ни единого сомнения в том, что означала эта сцена для нее, потерявшей сына.
Кора прижалась к стене. Кора гладила стену. Кора узнала правду о сыне. И теперь гладила пол, как мать гладит ребенка. Ей предстояло узнать правду о себе.
Когда приходит домовой. История старой избы
– Женщина вроде культурная, а идет мимо и отворачивается. Загодя видит нас на лавке, отворачивается и не здоровается, – так начал свой рассказ Василий Егорыч, старожил села Марфинка, бывший токарь высшего разряда, имеющий шукшинский прищур и склонность к выпивке.
– Жила эта женщина с двумя дочками, – так и большенькая, и меньшая здоровались, – девочки воспитанные, ничего не скажешь, а мать Ольга «ни в какую! – Ее дом был напротив, вернее наискосок… Отец ее там жил, да помер недавно. Ну, ясное дело, – смотришь на человека, когда он следует мимо тебя, но здороваться-то надо ему первому, а эта идет, гордая пава такая, типа, знать вас не знаю, хотя помню мы еще ее отцу, деду Маслачу помогали обустраиваться. Но один раз она решила прервать свою политику «игнора». Уж не знаю, что ей взбрендило в голову, но подсаживается, ага, вот тут вот, и выдает свою историю.
…Отец был военный. Служил на Дальнем Востоке. Уволился из армии, – купил дом в деревне…
Исполнил, так сказать, свою мечту. Мы возили сюда внучек на все лето. Как-то вечером я управляюсь, курам дала, поросенку насыпала, зелень нарвала на огороде, – и вот не оставляет ощущение, кто-то все это время на меня смотрит. Ага. Да, еще обратила внимание, воду пролила мимо и все в калошу, корм пересыпала, ногу поцарапала, руку потянула, крючок со стены сорвала, – как-то разом события приключились.
Думаю, не с той ноги встала, пойду пораньше спать. Так ночью ко мне домовой и пришел. Стоит рядом, переваливается с ноги на ногу, запах такой неприятный, шкурой звериной отдает, – у меня муж бывший охотник был, так запах я запомнила на всю жизнь, а этот еще и дышит, как дед, натужно, с хрипом, – я то его не вижу, не поворачиваюсь, все занемело, да и повернуться страшно.
Он меня изучает, а я ему мысленно говорю: «Ничего плохого мы не сделаем, ничего из старья не выбросили, не спалили, все бережем, все починили, дети бегают, радуются». С тем и уснула.