Дерево ангелов
Шрифт:
— Одно из природных чудес света! — воскликнул он. — И только что я заметил, как у нас над головой пролетела какая-то большущая птица. Без сомнения, это счастливое предзнаменование. Гляди, мальчуган, твой новый дом!
Кирилл ухватился за жемчужное ожерелье Анны, и, когда она попыталась высвободить жемчуг из его пальчиков, нитка порвалась. Малыш сморщил личико и заревел. Анне хотелось зарыдать вслед за ним — из-за рассыпавшегося жемчуга, оттого, что не было больше сил выносить вечное хныканье Кирилла, оттого, что Австралия — не дом и никогда им не будет.
На берегу все стало только хуже. Преподобный Джереми Грегори многим принес разочарование. Из-за войны было пруд пруди девиц на выданье, и сиднейские матроны, полагая, что Джереми холост, на радостях устроили ему пышную встречу. Миссис
Они провели месяц в Сиднее, и за это время приход в зеленом сиднейском пригороде, который должен был получить Джереми, каким-то образом уплыл у него из рук, и архиепископ решил, что от него будет больше пользы в Квинсленде.
— Вы состаритесь раньше времени, — кричала Анне глухая миссис Хейстингс. — Тамошний климат уродует кожу белой женщины. Никогда не выходите на улицу без вуали и перчаток. Единственное, что еще может отчасти спасти ваше лицо, это мазь «Мерколайзд». И не забудьте о «Санатогене» и тонизирующем бальзаме «Клементс», без него вы подорвете себе нервы. Еще вам понадобятся пилюли «Индийский корень доктора Морса», потому что жара плохо сказывается на пищеварении, и медицинское мыло «Рексона» — хорошее средство от тропических язв. Там можно запросто заразиться холерой, тифом или малярией. Мой вам совет: проводите большую часть дня дома, хотя от жары все равно не будет спасенья, а ведь от зноя как раз и появляются красные прожилки на лице, особенно у человека с такой светлой кожей. Позаботьтесь, чтобы вам подыскали пару заслуживающих доверия девушек — из туземок иногда получаются сносные горничные. А лучше всего для этого подойдут канаки. И не бойтесь, что они уйдут бродяжничать — им некуда уходить, потому-то их и привезли с островов.
— В Порт-Дугласе будет очень и очень нелегко, — говорил Джереми с нескрываемым воодушевлением, и Анна ловила себя на мысли, что ненавидит старого лицемера-архиепископа, которому удалось убедить мужа в том, что ему предоставляют счастливую возможность, тогда как в действительности от него просто хотели избавиться. — Я знаю, ты ожидала совсем другого, дорогая, но я уверен, что архиепископ абсолютно прав — это мое призвание. И я не могу сдержать восторга при мысли о тропиках. Там нас ждет удивительная флора! А если мы останемся здесь, в Сиднее, это будет все равно, как если бы мы вообще не уезжали из Челтнема.
Нет, Анна считала Сидней вульгарным, варварским городом, совершенно лишенным утонченности и лоска Челтнема, но Сидней — это были только цветочки.
Северный Квинсленд оказался хуже всего, что Анна только могла себе вообразить.
Летом жара была просто нечеловеческой, и сезон дождей не приносил никакого облегчения, будучи лишь еще одной пыткой. Каждый день с моря надвигалась серая стена дождя и обрушивалась на их жалкий деревянный дом. Железная крыша так грохотала, будто по ней несся табун лошадей. От влажности коробились доски стен и оконные рамы, сквозь щели внутрь просачивалась вода, так что через две-три недели их кожаные туфли и переплеты книг Джереми покрывались плесенью. Дом стоял на деревянных сваях, покрытых жестяными листами, чтобы уберечься от термитов и ядовитых змей, но для тараканов и мух это была не помеха — дом кишел ими. Нужно было постоянно опасаться пауков, а по стенам шныряли юркие белесые ящерицы.
С фасада открывался вид на океан; Джереми восхищался его величием, а Анна видеть его не могла — этот океан отделял ее от родной Англии.
Несколько апатичных туземных девушек работали по дому — готовили в дворовой кухне, на печи, топившейся дровами, стирали белье в сарае из жестяных листов. Мылись в ванне, стоявшей в кухне; горячую воду из котла нужно было натаскать в дом ведрами. Уборная представляла собой сараюшко над выкопанной в земле ямой, где вполне реально было столкнуться с ядовитым пауком или змеей. Вторая такая же уборная, для прислуги, располагалась чуть дальше, и однажды утром одна из девушек выскочила оттуда с воплем, что там «очень нехорошая змея».
Помимо готовки, стирки и уборки, девушки-служанки присматривали за Кириллом, который, как и Джереми, хорошо переносил жару. А вот Анна очень страдала от нее; ее организм
легко обезвоживался, и она мучилась страшными головными болями. Но в затворницу она не превратилась, не желая огорчать Джереми и давать сиднейским матронам повод позлорадствовать. В иные минуты она думала, что сойдет с ума, но каким бы сильным ни было искушение рвать на себе волосы и молотить кулаками по грубым деревянным стенам, она не поддалась ему — ни разу. Вместо этого она выполняла все, что от нее требовалось, и даже больше того. Она всегда следила за своей внешностью и заботилась о том, чтобы служить примером для сереньких жен белых прихожан, к которым ездила в кабриолете. Основные продукты и предметы первой необходимости продавались в единственном магазине, и если Анна хотела купить одежду или мебель, приходилось ждать ежегодной поездки в Брисбен или делать заказы по каталогам. Ее опыт работы в Красном Кресте во время войны оказался здесь бесценным — она организовала воскресную школу, дежурства по уходу за больными, благотворительные обеды.Каждое утро и вечер, стоя на коленях на деревянном полу, Анна молила Бога, чтобы с очередной почтой, приходившей раз в две недели, они получили долгожданное известие о переводе Джереми в какой-нибудь приход на юге штата.
— Нет ли чего-нибудь о переводе? — спрашивала она всякий раз, как Джереми просматривал письма.
И он всегда качал головой.
Канцелярия архиепископа хранила молчание, зато приходили научные журналы и труды, а после того как Королевское ботаническое общество опубликовало в Лондоне первый из докладов Джереми о флоре северного Квинсленда, на них обрушился шквал писем от ботаников со всего света. По вечерам Джереми засиживался допоздна при свете керосиновой лампы, читая и отвечая на письма из Лондона, Рима, Лиссабона.
И так жизнь медленно тянулась три года, до тех пор, как им не нанес визит преподобный мистер Джеймисон с супругой из Кернса. Все вчетвером они отправились в церковь, и, когда вылезли из коляски, откуда ни возьмись появилась кучка чернокожих туземцев и приблизилась к Джереми. Анна уже знала, что муж интересуется языком аборигенов. Джереми начал составлять перечень туземных названий местных растений. Аборигены подошли к ним, и Джереми, вместо того чтобы отогнать их, махнув рукой, и пригласить гостей в церковь, улыбнулся и обратился к ним на их языке.
Одна из туземок, дородная Этель, непринужденно приблизилась, поднимая босыми ногами облачка пыли, и с наглой ухмылкой произнесла на ломаном английском:
— Ваш муж, миссис Грегори, великий ум. — Она сплюнула сжеванный табак через церковный частокол. — Он говорит наш язык очень хорошо. Очень умного мужа вы достали у себя там.
Анна была слишком потрясена, чтобы сказать что-то в ответ, но заметила, как в ужасе переглянулись Джеймисоны. С минуту царило молчание, а затем мистер Джеймисон небрежно провел пальцами по лацкану своего пиджака:
— Так-так… Неудивительно, что ваш уважаемый супруг вполне счастлив в Порт-Дугласе, миссис Грегори. Края, которые большинству людей покажутся адом, могут стать настоящим раем для человека, страстно увлеченного ботаникой и местными диалектами.
Вечером Анна прямо спросила у мужа:
— Зачем ты учишь туземный язык?
Джереми удивленно поднял брови.
— Дорогая, я же говорил тебе, аборигены хранят в себе кладезь знаний, накопленных за тысячи лет. Старый Боб — ходячая ботаническая энциклопедия, но, к несчастью для меня, эта энциклопедия записана у него в памяти, и не на английском языке, а на куку-яланджи. — Он внезапно схватил Анну за руку. — Анна, я не в силах описать тебе, какое это восхитительное чувство! Я всюду нахожу новые растения, еще никем не открытые, неизвестные науке. Мне предоставляется возможность сделать себе имя в науке. Мою кандидатуру уже выдвинули в члены Королевского научного общества. А в будущем, кто знает, возможно, я буду удостоен медали общества… — Он смущенно улыбнулся. — Знаю, я могу показаться тебе тщеславным, но я искренне верю, что Бог неспроста разжег во мне страсть к ботанике и привел меня сюда. Я не самый лучший священник на свете, но, оставаясь здесь, я смогу помочь открыть миру чудеса Божьего творения. — Он опустил глаза. — Анна, спасибо тебе за твое терпение! Я знаю, как ты скучаешь по подругам и магазинам.