Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Божьего). Но меня учили. Исподволь, но очень настойчиво, всеми проявлениями советской действительности учили, Бога нет, Рая нет,

Ада нет, нет никакой загробной жизни. И я поверил, да так, что нынешнее учения, которые являются ни чем иным, как настрого запрещенными советской властью законами божьими кажутся мне абсурдом. Да и маломальское знание точных и не очень точных наук говорит мне, что другой жизни нет…

Я подумал вдруг: а так ли мертва моя душа?

Пожалуй, я погорячился. И вывод сделал неправильный.

Моя душа не мертва. Просто в ней нет места новой любви, но старая-то жива. Я не могу сказать: я любил Серафиму когда-то, а сейчас я ее больше не люблю.

Я люблю тебя, Сима! Я буду любить и помнить тебя

до самого моего последнего дня. Доктор Малосмертов назначил мне этот день – двадцать третье июля.

Он тоже погорячился.

Буду жить. А что мне еще остается? Не вешаться же! Если я не повесился в тот день, когда узнал о гибели Симы, то уж теперь и вовсе глупо было бы добровольно уходить из жизни. Никто не поймет этого поступка – ни Шурик, ни Борька Тубаров, ни Егор. Даже Егор.

Одно дело – если от болезни, а коли уж болезнь отступает… Буду жить. Жить и вспоминать дни, когда я был счастлив. Тем более, не так уж плох этот мир. В нем нет любимой, но есть солнце, есть чужое счастье, в нем живут мои друзья…

11. Без названия.

Я очень быстро восстанавливался.

Девятое мая провел дома весь день, а вечером мы с Егором сходили на салют. Сам не знаю, зачем я туда поперся? Вообще-то я не любитель всех этих народных гуляний. Уже давно все не так, как было когда-то.

Меня раздражают толпы пьяной молодежи, все с пивом, многие под дозой, все поголовно матерятся. Фейерверк – это в детстве праздник.

Да еще для пьяных, обкуренных, обдолбанных, дуреющих от грохота и шума, только того и ждущих, чтобы избить кого-то до смерти. Таких было большинство на площади Ленина в этот праздничный вечер. Может быть, я плохо думаю о молодежи, может быть, это просто желчь, накопившаяся за последние годы? Егор, мой молодой друг, он ведь не такой? Может, и для этих тинейджеров и застрявших в детстве переростков с пивом День Победы тоже святой день? Просто их не научили правильно радоваться… Некоторых, особо распоясавшихся хотелось утихомирить, я постоянно себя одергивал. Ведь навалятся гурьбой, запинают. И Егору достанется за компанию. Я не стал вмешиваться в их веселье. Мы недолго с Егором наблюдали салют, едва отгрохотал последний залп, ушли домой. Наша короткая прогулка по центральной площади Новосибирска обошлась без эксцессов.

Два следующих дня я просто гулял по центральному парку, сидел на лавочке, наблюдал за прохожими. За взрослыми и за детьми, играющими на детских площадках, крутящимися на каруселях, качающимися на качелях. Я и сам отважился один раз прокатиться на колесе обозрения

– оно крутится не спеша, как раз для меня аттракцион. На самом верху я немного замерз, но все равно – мне было приятно обозревать мой родной Новосибирск с высоты птичьего полета. Я смотрел на крыши домов, во многих домах я бывал и не единожды. Я знал многих людей, которые живут или когда-то жили в них, помнил, где какие учреждения находятся. Я знал, когда эти дома были построены и что было на их месте до того. Я глядел на улицы и тротуары, по которым проходил тысячи раз, которые помнят мои шаги.

Нет, не хочу я расставаться со все этим…

Возвращаясь домой, я садился за компьютер и читал, читал, читал… письма Серафимы. Читал и думал о ней. Мне было грустно вспоминать о наших с Симой встречах, о днях и ночах, проведенных вместе, но это была грусть, а не боль. Я счастливый человек! Думал я. В моей жизни есть любовь. Не каждый может похвастаться, даже перед самим собой, не для показухи, что в его душе живет любовь.

Дерево Серафимы изредка роняло лепестки своих цветов, которые я тут же съедал, но по-прежнему оно было красивым, даже стало еще красивее. Цветы раскрылись полностью и стали похожими на шары хризантемы, лепестками этих шаров можно было накормить сотню таких, как я, болящих. Я решил все же позвонить доктору Малосмертову и признаться в том, что ем лепестки экзотического дерева,

и это мне помогает. Пусть берет цветы для своих анализов. Может, и получит свою нобелевскую премию… Позвонил, но мне сказали, что Андрей

Александрович на каком-то симпозиуме в Санкт-Петербурге и вернется только через неделю. Хорошо, позвоню позже.

Цветущее дерево радовало мой взгляд, и я чувствовал, как в меня вливаются новые силы. Я ощущал себя практически здоровым человеком.

Слабость еще немного присутствовала, но это – я был уверен – временное явление.

В понедельник я пошел на работу, как и обещал Григорию. Но предварительно в пятницу я созвонился со своим приятелем из налоговой инспекции Кировского района Петей Антипкиным. Собственно говоря, приятелями мы были не особенно близкими. Познакомились естественно в налоговой инспекции, вместе курили на лестничной площадке. Разговорились, оказалось, что у нас имеются общие знакомые. Пару раз встречались вне работы и выпивали. А однажды я ему помог. Деньгами. На тот момент у него не оказалось ни одного кредитоспособного товарища. Петя поведал мне о своих проблемах, я и предложил помощь. Деньги он не мог долго отдать, но я его и не торопил – свой человек в налоговой никогда лишним не бывает. Когда он отдавал деньги, сказал, что о долге помнит и если что… Я к нему ни разу со своими шкурными интересами не обращался, а вот теперь решил, что долг платежом красен. Я задал Пете вопрос – не мелькала ли фамилия Извекова в связи с регистрацией новой фирмы.

– Не обязательно в кировской налоговой, – сказал я ему, – может, где-то еще. Извеков живет в Ленинском районе, может, там? Я знаю, ты же со многими налоговиками связи поддерживаешь. Узнай, пожалуйста, будь другом.

Антипкин пообещал выяснить, что удастся и перезвонить. Пока он занимался этим делом, я сходил до ближайшего журнального киоска и купил свежие номера некоторых рекламных изданий. Пробежался по своим разделам и быстро определил новичков. Их было двое. Мой приятель-нологовик позвонил в конце дня и сообщил название фирмы, которую в конце марта этого года зарегистрировал Гриша Извеков. Ее название я уже знал из рекламной прессы, оно было одним из тех двух новых.

На фирме меня ждали, и как не обманул меня Гриша, с нетерпением.

Я видел это по глазам своих сотрудников. Да, они ждали меня. Все кроме самого Гриши, взгляд его серых с неровными рыжеватыми кляксами глаз был напряженным и холодным, но если вглядеться внимательно, в них можно было заметить беспокойство. Оно пряталось в рыжих кляксах.

На крутящемся кресле главного бухгалтера восседала блондинка лет двадцати с очень небольшим хвостиком (это я о годах). Компьютер был включен, на мониторе высвечивалась одна из форм 1С. При моем появлении девушка встала и показала мне свои ровные зубки. Я поздоровался и критически осмотрел ее с ног до головы. Ничего, довольно симпатичная, и ноги у нее оказались действительно длинными.

Правда, об их стройности можно было только догадываться, девушка была в широких брюках. В принципе, она мне понравилась, но только внешне. Представилась она Альбиной Вячеславовной. Побеседовав с претенденткой на должность главного бухгалтера моей фирмы, я быстро понял, что до уровня Ядвиги ей еще работать, и работать. Я не стал вселять в Альбинину душу напрасных надежд и отправил ее восвояси.

Мне нужна была моя Ядвига, с ней мне было всегда легко и спокойно, от нее я не ждал удара в спину.

Григорий был крайне недоволен отставкой своей протеже.

– Возьми Альбину Вячеславовну себе, – предложил я.

– Как это? – Григорий сделал вид, что не понял.

– Главным бухгалтером в свою новую фирму, – пояснил я. – Или у тебя должность главбуха уже занята? Ну, конечно, с марта месяца работает фирма, без главбуха как? Тогда возьми ее офис-менеджером.

Будет тебе кофе подавать.

– Откуда вы?.. – Глаза у Гриши забегали, но он быстро взял себя в руки и сделал лицо независимым.

Поделиться с друзьями: