Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Деревянные космолеты (Мир и Верхний Мир - 2)
Шрифт:

Блаженные грезы развеялись под натиском сердитых голосов. Не так уж редко на борту летающей крепости разгорались споры, но сейчас в перепалке участвовала женщина - Бериза Нэрриндер, сразу предположил Толлер. Он не совсем понимал, почему неравнодушен к ней. Сексуальное влечение? Нет, конечно. Когда Джесалла ясно дала понять, что интимная близость между ними осталась в прошлом, в нем вдруг угасло физическое влечение к женщинам. Угасло на удивление быстро и безболезненно. Он и раньше был из породы мужчин, которые умеют обходиться без секса, никогда о нем не думают и не жалеют о вынужденном воздержании. Толлер вовсе не старался наблюдать за Беризой, однако знал, когда у них

совпадают вахтенные часы, и в любой момент мог бы сказать, где она находится и чем занимается.

Он открыл глаза. От вахты впередсмотрящего в крепости не освобождали никого, и сейчас ее несла Бериза, привязанная к одному из больших биноклей, постоянно направленных на Мир. Рядом с ней маячила высокая угловатая фигура Импса Картводира, делопроизводителя Группы Внутренней Обороны. В командной рубке у него была своя "контора", как он называл сумрачный закуток за плетеной ширмой. Картводир редко выходил оттуда без особой необходимости.

– Или картинки рисовать, или вахту держать, - брюзжал он.
– Нельзя одновременно делать два дела.

– Может, вам это и не по силам, а я не вижу тут ничего сложного. Четко очерченные брови Беризы сошлись к переносице.

– Я о другом говорю.
– На вытянутой физиономии Картводира легко угадывалось застарелое недовольство: ну почему в этом нелепом мире у какого-то пилотишки в ранге капитана власти больше, чем у важного тыловика?
– На посту положено следить за неприятельскими кораблями и не отвлекаться.

– Когда пойдут неприятельские корабли... если пойдут, мы их увидим за много часов до того, как они будут здесь.

– Суть в том, что мы на военном объекте и должны соблюдать военный распорядок. Тебе тут не за рисование платят.
– Картводир скривился, взглянув на прямоугольник плотной бумаги в руке Беризы.
– Да и вообще художник из тебя никакой.

– Почем ты знаешь?
– Бериза заметно разозлилась. В глубине тесного цилиндра раздались смешки обслуги мехов.

– Эй, может, хватит препираться? Дайте отдохнуть, - негромко попросил Толлер.

Картводир ужом извернулся в воздухе и оказался к нему лицом.

– Сир, я весьма огорчен, если нарушил ваш сон. Видите ли, мне пришлось срочно готовить к ближайшему мешку по меньшей мере дюжину докладов и списков необходимого. Но разве можно работать под скрип угля капитана Нэрриндер?

Толлер с недоумением заметил на лице пятидесятилетнего служаки неестественную бледность. Так злиться из-за какого-то пустяка?!

– Возвращайтесь в "контору" и займитесь докладами, - велел он, снимая гамак.
– Больше вас не будут отвлекать.

У Картводира затряслись губы, но он не сказал ни слова, лишь кивнул и неуклюже двинулся в свое обиталище. Толлер пустился в медлительный полет и закончил его возле Беризы, ухватившись за скобу. Ее зеленые глаза встретили его со спокойным вызовом.

– У нас с вами положение куда лучше, чем у таких, как Картводир, заметил он.

– В каком смысле, милорд?
– Из всех летчиков Толлера она одна все еще обращалась к нему по-уставному.

– Мы здесь - по своей охоте. Мы вольны каждый день покидать эти темные, тесные деревянные коробки и парить в небесах, подобно орлам. Всем нам нелегко дается ожидание, но вообразите, каково приходится тем, кто вовсе сюда не просился и не имеет возможности бежать?

– Я не знала, что уголь так скрипит, - сказала Бериза.
– Найду карандаш... конечно, если вы не против.

– Нет, конечно, я не против. Вы совершенно правы: врасплох нас не застать.
– Толлер вытянул шею и увидел на листке крепость, показанную изнутри в воздушном

стиле - в сиянии резко очерченных параллельных солнечных лучей, падающих из ряда иллюминаторов. Люди и механизмы уступали лучам в четкости. Рисунок Толлеру понравился, хотя он и не взялся бы судить о нем по существу.

– Зачем это вам?
– поинтересовался он. Она криво улыбнулась.

– Старый Импс упрекает меня в пренебрежении долгом, но я уверена, что у каждого из жителей Верхнего Мира - иной, высший долг. Человек обязан находить в себе и развивать природные таланты... Не знаю, выйдет ли из меня художник, - посмотрим. Не выйдет - попробую себя в стихосложении, музыке, танцах... Буду искать, пока не найду, а уж тогда трудов не пожалею.

– А почему это долг?

– Ну как же! Из-за Переселения! Неужели такое могло сойти с рук? Ведь на Старом Мире осталась душа нашего народа. Да знаете ли вы, что на кораблях Переселения не было ни одной картины? А книги, скульптура, музыка? Где это все? Брошено...

– Разве вы забыли, что это была отнюдь не увеселительная воздушная прогулка?
– спросил Толлер.
– Мы бежали и увозили самое необходимое для выживания.

– Да, ювелирные украшения и бесполезные деньги! Тонны оружия! Для выживания народа необходим костяк культуры, только на нем могут удержаться все прочие элементы бытия. Но как раз его-то у нас и нет. Король не отвел ему местечка в великих планах сотворения нового Колкоррона. Убегая, мы бросили самое главное свое сокровище, вот почему на Верхнем Мире сейчас так пусто. Не оттого, что нас мало и мы рассеяны по всему миру. Нет, мы страдаем из-за духовной пустоты.

Идеи Беризы показались Толлеру странными, и все-таки ее слова задели что-то в самой глубине его души. Особенно - слова о пустоте. В молодые годы он часто любовался ро-атабрийским солнцем, медленно тонущим в вечернем сумраке, - где вы, истома юного сердца, нисходящее с небес умиротворение? Скучен и холоден закат, даже когда рядом - Джесалла... Да что закат... Вспоминая перед сном успехи минувшего дня, он не испытывал удовлетворения и не ждал с нетерпением утра. Если б он задался вопросом, какое чувство теперь навевает заход светила, то ответил бы сразу: острую печаль. Кажется, будто небо на западе Верхнего Мира, меняющее цвета с алого и золотого на павлинью зелень и синеву, обрамлено пустотой...

Какое точное слово, и как странно слышать его от чужого, в сущности, человека... До сих пор Толлер считал причиной своей тоски некую скрытую хворь, но разве только что услышанное объяснение - не лучше? Что, если в душе он - эстет, и с каждым днем его все острее гложет тревога за народ, лишенный культурных корней?

В следующее мгновение прагматичная сторона его естества очнулась и поспешила с ответом: "Нет. Червю, что точит сердцевину моей жизни, нет дела до поэзии и живописи. Как нет до них дела и мне".

Он едва заметно улыбнулся. Стоит чуть забыться, и как далеко тебя уносит в царство досужих мыслей! В следующий миг Толлер почувствовал пристальный взгляд Беризы.

– Вы не подумайте, - сказал он, - я не над вами смеюсь.

– Да, - отозвалась она задумчиво, не сводя с его лица изучающих глаз. Похоже, не надо мной.

* * *

Среди мириада событий, что вновь и вновь разворачивались в памяти Толлера, самым ярким и отчетливым было начало настоящей войны...

После вывода в зону невесомости первых двух крепостей минуло семьдесят три дня - не столь уж долгий срок для мужчин и женщин, чью безмятежную жизнь на Верхнем Мире ничто не омрачало, но в чуждой людям стихии - срединной синеве - они казались годами.

Поделиться с друзьями: