Деревянный каземат

Выйдя из спальни, Вадим плотно прикрыл дверь.

– Ну, как? – он остановился у стола, – познакомилась? – и не дожидаясь, пока портрет «оживет», предложил собственный вариант, – в общем-то, приятная девушка.

– Главное, открытая! Все эмоции, прямо, выплескиваются наружу… Она еще здесь?

– Конечно.

– Постарайся, чтоб она бывала у нас чаще… Послушай, может, сделаешь одолжение и перенесешь меня в спальню?

– Чтоб ты глазела, как мы будем заниматься любовью?

– Это ж прекрасно, что вы будете заниматься любовью! А еще вы там разговариваете… я хочу знать о ней все. Никогда не встречала таких милых девушек!.. Я чувствую, как в ее присутствии будто наполняюсь жизнью.

– А ты – вуалеристка, – Вадим усмехнулся, – пойду кормить Сета, потом сделаю ей кофе и мы будем заниматься любовью.

Портрет порывисто вздохнул, но никак не прокомментировал это сообщение.

* * *

Высвободив руку, Вадим мельком взглянул на часы. Это произошло в тот момент, когда Катино тело превратилось в один пульсирующий комок, а остальные ощущения переместились… наверное, эта кувыркающаяся в облаках счастья субстанция, называется душой.

– Не уходи, пожалуйста… – прошептала Катя, не готовая покинуть прекрасную феерию.

– Понимаешь, – Вадим откинувшись на спину, – я никогда не опаздываю на работу, ни при каких обстоятельствах.

В принципе, в этой фразе не было ничего удивительного или противоестественного, если б Вадим не употребил слово «работа». Катя мгновенно представила, чем он будет там заниматься, и моногамная составляющая женской натуры обозначилась во всей красе.

Падение с вершины чревато тяжелыми травмами. Катя не задумывалась об этом, потому что никогда не забиралась высоко. А ведь какое справедливое наблюдение! Какие-то доли секунды отделяют пик Блаженства от пропасти Разбивающихся Надежд, и потом останется только соскребать себя с острых камней…

Эйфория по поводу замечательного, самого лучшего в жизни утра улетучилась мгновенно. Даже кровь, радостно носившаяся по сосудам, вроде, замерла, сковав тупой болью живот. Правда, боль быстро прошла, но и радость не возвращалась. Катя подняла голову, подперла ее рукой.

– Я ведь знаю, чем ты занимаешься на работе, – сказала она, – объясни, только честно, зачем ты привез меня сюда?

– Честно? А зачем ты поехала, если тебе не нравится то, чем я занимаюсь на работе?

Этот, на первый взгляд, простой вопрос загнал Катю в тупик. Не могла же она пересказать ему все свои мысли? В ее лексиконе и слов-то таких не нашлось бы, поэтому осталось последнее оружие, проверенное и вечное, как трехлинейная винтовка Мосина – слезы. Правда, в отношении Вадима, его убойная сила, пожалуй, будет такой же, как у этой самой винтовки в век ракетных комплексов, однако ничего другого Катя не смогла придумать.

Вадим аккуратно слизнул с ее щеки соленую капельку.

– Ты ничего не понимаешь, – сказал он, – но когда-нибудь я все тебе объясню.

Спрашивать, что он может объяснить, чтоб она перестала считать себя униженной и оскорбленной, не имело смысла, потому что никто еще не придумал для таких объяснений веских аргументов. Катя прекрасно знала об этом, и, тем не менее, с удовольствием выслушала бы их, так как очень хотелось во что-то поверить.

– Скажи сейчас, – попросила она, шмыгнув носом.

– Не могу, – Вадим прижал к себе ее лицо (скорее всего, чтоб не видеть наполненных слезами глаз), – не могу, потому что пока и сам не понимаю, но у меня есть в этом физическая потребность – не духовная, а, именно, физическая. Это, как наркотики, мне надо все время увеличивать дозы.

– Понятно, – Катя жалобно вздохнула, – а если я скажу, что не смогу так жить, ты ответишь: – Ну, и катись?.. Она замерла, как взведенная катапульта, готовая перелететь через стену, прямо над рычащим внизу монстром, чтоб навсегда приземлиться возле своего дома. И пока Вадим обдумывал ответ, сдерживать агрессивный механизм становилось все труднее.

– Так я не скажу, – наконец, произнес он, – поэтому давай попробуем жить как-нибудь по-другому, хотя никаких гарантий дать не могу.

– И как мы будем пробовать? – напряжение катапульты ослабло – она была еще способна выстрелить, но уже не так далеко и высоко.

– Переезжай ко мне, – взгляд Вадима сделался по-детски наивным, и Катя растерялась, не понимая, шутит он или нет.

– Ты соображаешь, что говоришь?

– Соображаю, – Вадим кивнул, даже не улыбнувшись, – а в чем проблема? Собираться не надо – все, что захочешь, купим.

Катя с ужасом поняла, что мысленно уже решает, что же все-таки заберет из дома. Нет, не кастрюли со сковородками – это пусть остается матери, а, например, альбом с фотографиями или любимую вазочку, в которой совершенно изумительно смотрятся ромашки, растущие у них вдоль забора. …Я же всегда считала себя здравомыслящей женщиной, не способной на безумства!..

– Так что? – Вадим чуть склонил голову, – ты согласна?

Катя обвела взглядом спальню и поняла, что та сделалась для нее роднее собственной крошечной комнатки. Вне ее она уже вряд ли сможет почувствовать себя счастливой, но против утвердительного ответа восставала гордость, любовно взращиваемая на протяжении всей жизни.

– Я не знаю, – сказала она, – я не готова… к тому же, мы почти незнакомы…

– Пойми, – Вадим вздохнул так, словно в сотый раз объяснял одну и ту же избитую истину, – людям бывает хорошо, либо сразу, либо никогда. Все, что происходит потом, называется – «выход из создавшегося положения».

– Все не так! – Катя испугалась его холодного аналитического подхода, – мне очень хорошо с тобой! Но я…

– Разве этого недостаточно? – перебил Вадим, – что еще требуется? Главное, нам хорошо, а остальное купим.

И Катя вдруг, к собственному стыду, поняла, что вся ее жизненная позиция ложна, и больше ей, действительно, ничего не требуется.

– Катюш, – Вадим отстранил ее, чтоб взглянуть в лицо, и как она не пыталась спрятать заплаканные глаза, это не удалось, – Катюш, скажи мне адрес, и вечером я за тобой заеду. А сейчас давай собираться. Мне ж все-таки надо попасть на работу.

Катя подумала, что слово «работа» уже не вызывает прежнего протеста. …Либо я становлюсь похожей на Ирку и остальных, либо действительно люблю его… – в ее голове творился такой хаос, что продолжать рассуждать о чем-либо серьезном уже не представлялось возможным. Она чувствовала, что делает совсем не то, что надо, и при этом безумно счастлива.

– Ты хоть отвезешь меня? – спросила она, прикидывая, что почувствует, если услышит «нет». …А ничего ужасного не произойдет – доберусь сама, а ему она придумаю оправдание, как свойственно всем любящим женщинам…

– Естественно, отвезу! – воскликнул Вадим, – правда, только до центра. Нормально будет?

– Конечно, нормально!

Он попытался встать, но Катя удержала его руку. Ей показалось, что стоит им покинуть постель, как все изменится, и самое страшное – не возвратится никогда. Она не знала, что собирается сказать или сделать… просто надо, чтоб все это не прекращалось, и тогда он всегда останется рядом.