Держава (том второй)

Митрополит Антоний открыл гроб, и все опустились на колени.

Царь земной горячо молился Предстателю за Отечество своё у Престола Царя Небесного.

Наступила минута прославления преподобного Серафима.

Торжественно и до слёз трогательно зазвучало величание «Ублажаем тя преподобне отче Серафим».

После чтения Святого Евангелия митрополит и церковные пастыри приложились к святым мощам. Затем, ощутив исходящее от них благоухание, приложились к святым мощам Николай, мать и Александра. Следом — все великие князья и духовенство.

На следующий день была совершена Божественная Литургия. Святые мощи обнесли вокруг престола и уложили в уготованную мраморную раку, что преподнёс в дар Саровской обители император.

Торжество церковного прославления состоялось.

— Сбылось пророчество отца Серафима о том, что среди лета запоют Пасху, — шепнул Николаю митрополит Антоний, когда по окончании Литургии совершали праздничный крёстный ход со святыми мощами вокруг монастырских храмов.

Народ живою стеной стоял по пути хода, молился и плакал от радости, видя как царь, вместе с великими князьями, несут на плечах святые мощи дивного угодника Божия.

«Неужели этот народ когда–нибудь восстанет против меня? Восстанет на того, кому кланяется и на кого молится, — думал Николай, оглядывая тысячи людей, пришедших сюда со всей необъятной России. — И как же тогда понять пророчество преподобного Серафима, по семейной легенде, сказанное императору Александру Первому: «Будет некогда царь, который меня прославит, после него будет великая смута на Руси, много крови потечёт за то, что восстанут против этого царя и самодержавия, но Бог царя возвеличит».

20 июля, по окончании торжеств прославления Серафима Саровского, вереница экипажей, во главе с царской четой, двинулась из Сарова в Дивеево.

— Ники, как всё было чудесно, — прижалась к плечу мужа царица. — Я дотронулась до камня, на котором молился преподобный Серафим, и он показался мне тёплым… Оттого–то у меня и на сердце тепло, — радостно засмеялась она. — Я с таким удовольствием вышивала Покров на гробницу и коврик с дорожками в подарок Саровской обители, что исколола пальцы. Представляешь, Ники, на Покрове преподобного Серафима есть моя кровь.

На минуту в сердце Николая закралось какое–то беспокойство, и он спросил супругу:

— Санни, за что ты молилась перед преподобным, что ты у него просила?

— Ну конечно, сына… У нас четыре прекрасных дочери, но нужен наследник, — вновь нежно прижалась к мужнину плечу.

— Я тоже просил у святого Серафима дать нам сына, — ласково поцеловал в щёку жену Николай. — Молитва старца перед Богом сильна… Говорят, что он даже воспарял над землёй во время молитвы. Человек величайшего духа и силы воли. Тысячу дней и ночей молился на камне, питался одной травой. Умерщвлял плоть, дабы возвысить дух. От этого и стал прозорливцем, который знал будущее… Так говорят предания… А сейчас мы посетим и послушаем живущую в Дивеевском монастыре, известную на всю Россию Прасковью Ивановну или Пашу Саровскую, как величают её в народе. Сам Иоанн Кронштадский просил посетить её и Елену Ивановну Мотовилову. Отец Иоанн сказал, что Мотовилова хранит письмо, написанное преподобным Серафимом и адресованное четвёртому государю, который приедет в Саров. А я и есть четвёртый государь, — заметил, как напряглась Александра, как побелело её лицо и затряслась рука с зонтиком. — Вот и приехали, — выйдя из экипажа, протянул ей руку. — Санни, да не волнуйся ты так. Матушку игуменью предупредили о нашем приезде, — направился вслед за служкой к келье блаженной Паши Саровской.

За ними, переговариваясь и посмеиваясь, пошли великие князья и свита.

В келье места всем не хватило, хотя из неё вынесли стулья, постелив на пол ковёр.

Прасковья Ивановна сидела на кровати, одетая как крестьянка в цветастый сарафан и белую рубаху. Внимательно оглядев великих князей, она произнесла:

— Пусть только царь с царицей останутся.

Дождавшись, пока все вышли, пожилая женщина ласково, по–доброму оглядела Николая и Александру, тяжело вздохнула и, взмахнув рукой, тихо произнесла:

— Садитесь.

Николай смутился, беспомощно оглянувшись по сторонам.

— На пол садитесь…

Государь с государыней смиренно опустились на истоптанный ковёр.

— Вы сделали для России и её православного народа великое дело, — обратилась к ним Прасковья Ивановна. — Прославление преподобного Серафима на века оставит след в памяти и душе народной. Мне ведомо, что многие неверующие за эти дни обрели веру, нашли утешение в скорбях, разрешение тяжких недоумений и сомнений духа. Многие встали на добрый, истинный путь, ибо тёплого молитвенника и великого Предстателя явил Господь людям Своим — преподобного Серафима Саровского. А тебя, государь и Царство Русское ждут кровь и испытания… Грянут великие потрясения в Царстве Русского Народа. Люди забудут, что первый долг русский, после Православия, и главное основание истинного христианского благочестия — в усердии и ревности к своему Царю—Богопомазаннику… Так говорил преподобный отец Серафим, — перекрестилась она. — Господь Бог попустит на время восторжествовать в России беззаконным людям, даже и не русским от рождения. Ясно видел грядущее святой прозорливец Серафим. Всё это случится по предопределению Христа Бога нашего, за упадок веры святой и благочестия людского. Святой Серафим хочет поддержать тебя, дабы в трудные минуты тяжких испытаний ты не пал духом и донёс до конца Свой Тяжёлый, Христу в уподобление, Крест Искупления Своих подданных, изменивших присяге и предавших Тебя. Русские люди должны оглянуться на себя и опомниться, пока ещё не поздно, пока не услыхали ещё грозных слов Божиих: «Се оставляется вам дом ваш пуст!». Взывай к людскому благочестию, государь. Прославляй святых и может тогда народ твой обратится к Богу и Церкви Его…

— Матушка Параскева, я вам не верю, этого не может быть… Гибель России. Династии. Церкви… Я видела наш народ. Он спокоен и тих, — заикаясь, произнесла царица.

Тогда пожилая женщина пошарила рукой и вытащила из–под одеяла кусок красной материи:

— Это твоему сынишке на штанишки… И когда он родится, тогда поверишь моим словам… Молитесь за себя и народ свой, и Бог не оставит вас милостью своей…

И когда Николай с Александрой стояли уже в проёме двери, они услышали:

— Государь, ты сойдёшь с престола сам и станешь выше всех царей…

— Ники, я не хочу больше никуда ехать, — дрожала в коляске Александра, прижимаясь к плечу мужа. — Я боюсь!.. Я очень боюсь, Ники… Нам надо найти молитвенника, подобного Святому Серафиму, чтоб он отмолил нас и Россию…

Николай не ответил ей, задумчиво глядя на деревья по сторонам дороги.

Так же молча, он принял письмо от Мотовиловой, положив его в нагрудный карман.

Елена Ивановна всё поняла.

— Сядьте и успокойтесь, — властно сказала она. — Господь не попустит разрушиться земле Русской. Пройдя испытания Россия возродится и возвеличится… Так говорил мой супруг, а ему пророчествовал сам Серафим Саровский: «Ты не доживёшь, — говорил преподобный Серафим, — а жена твоя доживёт, когда в Дивеево приедет вся Царская Фамилия, и Царь придёт к ней. Пусть она ему передаст». — И вот вы пришли… Всё сбылось… А письмо написано старцем по откровению Божию… Я не читала его, но в нём вся правда…

Николай прочёл письмо, вернувшись в игуменский корпус.

Слёзы текли из его глаз, когда закончил чтение.

О чём написал ему святой Серафим, Николай не рассказал никому, даже другу детства великому князю Александру Михайловичу.

Лишь одна Александра знала содержание письма.

— Ники, нам надо найти МОЛИТВЕННИКА, — произнесла она. — Ведь есть же в России хоть один праведник, чтоб отмолил нас от несчастий и бед. Надо найти его…

— Надеюсь, Николай не станет слушать этих безумных старух, что бы они ему не говорили, — поделился своими мыслями с великим князем Сергеем, друг детства русского самодержца Александр Михайлович, пока ехали в экипаже, на что тот лишь осуждающе покачал головой. — Лучше, когда приедем в Петербург, вызовем дух Александра Третьего и узнаем нашу судьбу и судьбу России.

____________________________________________

Через месяц после начала торжеств в Сарове, семьи Рубанова–генерала и Рубанова–профессора, собрались в генеральском доме отметить окончание Глебом Николаевского кавалерийского училища.

Отец и два сына–офицера сидели за столом в белых мундирах. Погоны Рубанова–старшего украшал генерал–адьютантский вензель, а погоны сыновей — две офицерские звёздочки.

— Подпоручик и корнет, — похвалился Максим Акимович сыновьями перед семейством младшего брата.