Держи крепче
Шрифт:
Мияко задумалась:
— Может и стоит…
…
Школьный коридор гудел привычной суетой — смехом спешащих к шкафчикам учеников, шорохом учебников, звяканьем замков. Харука шла, глядя прямо перед собой, но её мысли витали совсем в другом месте.
Её шаги были тихими, почти беззвучными, как будто боялась потревожить душевную тишину. Остановившись у своего шкафчика, она открыла дверцу, но так и застыла с рукой на металлической ручке.
Взгляд невольно скользнул вбок. Там, через несколько шкафчиков от её собственного, стоял тот, что принадлежал Казуме.
Пять
Пять дней пустоты.
Его шкафчик выглядел точно так же, как и всегда — закрытый, нетронутый, будто законсервированный во времени. Просто металлическая капсула, хранящая обувь и учебники.
«Казума… где же ты?»
Харука прикрыла глаза, чувствуя, как внутри поднимается странная тяжесть. Она не понимала, почему её так тревожит его отсутствие. Казалось бы, всего-то пять дней. Разве это долго? Но почему-то с каждым днём становилось только тяжелее.
«Кто знал, что будет так сложно не видеть его? Слушать его насмешки, ощущать его колкий юмор, пытаться понять, где заканчиваются его шутки и начинаются настоящие чувства.»
Она вздохнула и снова посмотрела на шкафчик.
«Когда уже пройдёт эта его простуда?»
Харука закрыла свой шкафчик и направилась к лестнице.
«Может, сегодня он всё-таки придёт? Может, я просто увижу его в классе, сидящего на своём месте. И скажу ему, что он ведёт себя как слабак, раз столько болеет. Он отпустит какую-нибудь колкую шутку в ответ. И всё станет как прежде.»
Но в глубине души она знала, что это вряд ли. Она чувствовала это. Что-то изменилось. И это беспокоило её сильнее, чем она могла признаться даже самой себе.
Когда Харука вошла в класс, её взгляд автоматически метнулся к пустому месту Казумы. Сердце болезненно сжалось, но она заставила себя отвернуться, сосредоточившись на предстоящем дне — ещё одном скучном школьном дне без него.
…
Акане шла по школьному коридору с высоко поднятой головой. Длинные чёрные волосы струились по плечам безупречным водопадом, а осанка могла бы служить иллюстрацией в учебнике этикета. Она кожей чувствовала направленные на себя взгляды — её образ безупречной красоты и холодной уверенности всегда притягивал внимание, и никак иначе.
Рядом семенил Кенджи, услужливо неся её сумку и пытаясь рассмешить какой-то историей. Его голос сливался с общим гулом коридора, превращаясь в белый шум, который та легко умела игнорировать.
«Почему Казума не появляется в школе уже пятый день?»
Лёгкая морщинка пролегла между её идеально очерченными бровями, но тут же исчезла, сменившись привычной маской легкой отстранённости.
«После соревнований он выглядел совершенно обычно. Уставший, как все мы, но всё тот же — язвительный, холодный, готовый парировать любую колкость. Что могло случиться, чтобы выбить его из колеи настолько, что он не приходит в школу?»
Кенджи рассмеялся от собственной шутки, а Акане, не оборачиваясь, бросила короткое:
— Ты такой остроумный, Кенджи.
Это, казалось, только воодушевило его, и он заговорил ещё громче. Акане, однако, по-прежнему была мыслями далеко.
«Не может быть,
чтобы он просто заболел. Казума никогда не болел дольше пары дней. Если бы это было что-то простое, он бы уже давно был здесь. У него слишком сильный дух, чтобы из-за какой-то простуды сидеть дома. Что-то случилось. Но что?»Она вспомнила, как он стоял позади всех на соревнованиях, сжимая канат, сосредоточенный, с этим своим характерным взглядом, который всегда говорил, что он видит больше, чем нужно.
«Может быть, я что-то упустила? Но что?»
Голос Кенджи снова отвлёк её от мыслей:
— Акане, ты меня вообще слушаешь?
Она посмотрела на него, одарив своей привычной холодной улыбкой.
— Конечно, Кенджи. Ты всегда такой интересный, — её голос был ровным, как поверхность замёрзшего озера, но под этим льдом бурлило раздражение.
Её шаг стал чуть быстрее, каблуки отбивали по полу нервный ритм.
— Поторопись, Кенджи, — бросила она, не оглядываясь. — Я не хочу опаздывать.
Кенджи что-то пробормотал в ответ, но Акане уже не слушала.
Они дошли до класса «2-Б», и она сказала:
— Иди к своим, дальше я сама, — и забрала у него свою сумку.
— Хорошего дня, Акане-чан! — тот кивнул, довольный своим очередным выполненным «поручением», и скрылся в толпе учеников.
Акане же закатила глаза и направилась в сторону класса 2-А.
«Казума… если не вернёшься, ты даже не узнаешь, что это всё. Всё, что я делаю, это…»
Её взгляд невольно скользнул в сторону — и она замерла.
По лестнице на второй этаж медленно поднимался Казума. Его походка была всё такой же небрежной, немного ленивой, руки в карманах, но во взгляде что-то было… другое.
Её сердце пропустило удар, а потом заколотилось вдвое быстрее.
«Он здесь.»
Ноги будто приросли к полу, но, почувствовав прилив стыда за свою трусость, она быстро отступила за угол. Спина прижалась к прохладной стене, дыхание сбилось.
«Что со мной? Почему я…»
Она крепко зажмурилась, разозлившись на себя.
«Чёрт возьми, соберись, трусиха!»
Медленно выдохнув и восстановив самообладание, она вышла из-за угла, напустив на себя привычное выражение холодного безразличия.
— А, Ямагути-кун, — произнесла она тем особенным тоном, который всегда использовала как щит.
Казума даже не замедлил шаг. Его безразличный взгляд скользнул по ней, как по пустому месту, и он прошёл мимо.
Акане застыла, губы слегка приоткрылись от шока.
— Эй, что с тобой, Казума? — её голос дрогнул.
Казума остановился. Медленно повернулся к ней.
И тут она увидела это.
Тот взгляд.
Холодный, тёмный, как бездна. Это был тот самый взгляд, который она видела когда-то в прошлом. Тот, который он всегда прятал от окружающих.
Её дыхание замерло, слова застряли в горле.
— Акане, милая, — тихо произнёс он, в его голосе была странная, ледяная мягкость. — Моё бывшее ядерное солнце. Прекращай свою игру.
Она сглотнула, чувствуя, как кровь приливает к щекам, окрашивая их предательским румянцем.