Держи меня крепче

Мелодия песни становится более быстрой, плавное начало сменяется драматичным ритмом, и я чувствую, как ладонь Максима на моей спине становится жёстче. Я знаю, что это значит — сейчас он поведёт. И это будет не медленный танец на торжественном приёме. Он резче толкается на меня бёдрами, делая ведущий шаг.

— Максим, не надо, — шепчу, привстав на носочки. — Не усложняй и так непростые отношения с отцом.

— Ему пора принять меня тем, кто я есть, — отвечает на ухо, уводя на шаг в сторону. — Я не стану строить из себя того, кем не являюсь.

– Я не буду.

Пытаюсь возразить, притормаживая. Сейчас он думает так, но ведь это его отец, а вокруг посторонние люди. К чему эта демонстрация? Но в паре с Ларинцевым трудно пытаться диктовать свои условия. У него очень властный стиль ведения танца, я это на первой же репетиции поняла. А сейчас он ещё и на эмоциях.

— Тебе придётся, Пёрышко, — дрожь проходит разрядом по позвоночнику, когда он выдыхает это мне прямо в ухо, задевая губами. — Подчиняйся партнёру — это главное правило в парных танцах.

Глава 34

Музыка вокруг течёт густой патокой, заставляя плавиться в ритме, который задаёт Максим. Он разворачивает меня к себе спиной, сцепляет наши пальцы и поднимает руки вверх, не переставая плавно покачивать бёдрами, прижатыми к моим.

У Стинга очень бархатный голос, а у его партнёра по песне более высокий и мелодичный. Восточные мотивы песни заставляют представить жар плавящегося песка и терпкий аромат сладостей, если закрыть глаза. Я чувствую, как гулко стучит в груди сердце, когда спустя мгновения нерешительности всё же поддаюсь своему партнёру. Сумасшествие? Наверное. Но это его жизнь и его решения. Я же со всеми этими людьми сильно по касательной. Неужто всегда правильная Нина Руденко не может позволить себе самую малость хулиганства, тем более, что вся ответственность сейчас не на мне?

Правая ладонь Ларинцева скользить по моей поднятой руке вниз и ложится на живот, а левая охватывает шею, запрокидывая голову назад ему на плечо. Слишком смело. И я трусливо закрываю глаза, понимая, что на нас обращено уже внимание почти всех присутствующих.

Расслабляюсь в его руках, когда он уводит меня в уже знакомую поддержку. Скромную и простую. Но сейчас она выходит какой-то уж слишком чувственной. Максим ставит меня на ноги и разворачивает к себе, прижимает неприлично близко, делает шаг, проталкивая своё колено между моих.

— Хочешь сказать, ты ещё и румбу танцуешь? — выдыхаю между плавными плотными шагами.

— Я начинал с латинских. Первое место федерации в юниорах.

Ну конечно, кто бы удивился. Эта кривая улыбочки и бахвальство в глазах вызывает желание назвать его позёром, но ведь я ни капли не сомневаюсь, что сказанное — правда. Так что никакое это не позёрство, скорее нескромная констатация фактов.

Ритм скользящих шагов, обоюдное дыхание в такт. Я расслабляюсь, поддаюсь и начинаю предугадывать мысли Максима, движения, которые он сделает следующими, хотя поначалу это казалось невозможным.

Я замечаю, что внимание гостей торжества приковано к нам. Выхватываю из толпы бледное напряжённое лицо Ларинцева-старшего, восторженное Алевтины и снисходительную, мягкую улыбку Александры Владимировны. Отвернувшись от скучающего лица Евы, Роман ловит мой скользящий взгляд и подмигивает.

Максим резко выталкивает меня в серию поворотов, и через несколько винтов ловит за кончики пальцев, резко привлекает к себе. Подбивает на прыжок и усаживает себе на талию, мягким хлопком по бедру приказывая скрестить лодыжки на его пояснице. Фиксируя мои бёдра на своей талии, он резко роняет меня назад, заставляя прогнуться, но тут же возвращает лицом к лицу, а потом проделывает это куда медленнее, и я протягиваю руки, смотрю на свои пальцы, выгибаясь в мост. Это движение казалось мне неприлично откровенным даже для контемпа на сцене, чего уж говорить о данном моменте.

Сильнее сжимаю бёдра, когда чувствую, как он убирает ладони с них. Теперь я держусь только силой собственных мышц, вспыхиваю, ощущая движение косых мускулов на талии Максима внутренней частью своих бёдер. Ладони Максима скользят по моим ногам, пока музыка затихает медленными аккордами перед взрывом проигрыша, и вдруг сталкивают у него за спиной с моих ступней туфли, которые со стуком падают на пол.

Цепляюсь взглядом за его, со страхом пытаясь понять, что же такого он задумал. И когда песня взрывается припевом, понимаю. Ларинцев выводит серию высоких поддержек, и только спустя несколько тактов опускает меня, ставя босыми пальцами на свои туфли.

— Это слишком, Максим, — шепчу, уткнувшись лбом в его грудь и переводя дыхание. Кажется, я теперь никогда не смогу посмотреть в глаза семье Ларинцевых, если случай вдруг снова сведёт нас.

— Ну и пусть, — тихо отвечает мне, двигаясь медленно. — Посмотри на них всех, Пёрышко. Они хотят нас: кто-то меня, кто-то тебя. А кто-то двоих сразу. А вот тот у бара до сих пор бледный с момента, как увидел твои сверкнувшие чулки.

Воздух в лёгких резко заканчивается. Я зажмуриваюсь, так и продолжая упираться лбом в ставшую влажной рубашку на груди Ларинцева. Давлю рваный вздох. Чёртовы чулки.

— Да ладно тебе, — я едва различаю сквозь музыку его шёпот, в котором он прячет улыбку. — Я их ещё в машине заметил. Старался, чтобы это осталось нашей маленькой тайной, но ты слишком резко вошла в поворот, так что тот долговязый у бара тоже теперь в курсе.

Наверное, он делает это специально — заставляет сгорать со стыда дотла. А ещё… разве посторонний парень должен позволять себе такие вольные высказывая в адрес не своей девушки? Я не барышня пушкинских времён, конечно, но это уж как-то слишком.

— Ты же знаешь, Нина, — Максим будто чувствует мои мысли, читает их. — Между партнёрами не может быть секретов. И твои сексуальные чулочки — не исключение.

Он продолжает плавные движения по простому квадрату, плотно удерживая меня в жёсткой позиции рук, чтобы мои ступни не со скользнули с его туфель.

— Давай сбежим отсюда?

— Думала, ты никогда не предложишь.

Ларинцев забрасывает меня на плечо, прижав под коленями платье, чтобы не явить остальным присутствующим «нашу маленькую тайну», присаживается, чтобы подцепить мои туфли и уносит прочь из банкетного зала под аплодисменты. В коридоре Рита вручает ему моё пальто. На полминуты тело охватывает прохлада осеннего вечера, а потом Ларинцев опускает меня на переднее пассажирское сиденье как куклу, придержав голову, чтобы не стукнулась макушкой.

Пока он обходит машину и выкрикивает что-то вышедшему на улицу Должанову, я поджимаю босые ноги под себя и прячу горящее лицо в ладонях. Жгучий стыд колет раскалёнными иглами по всему телу. Что же мы сейчас натворили? Как я могла позволить втянуть себя в это сумасшествие?

— Пёрышко, ты чего? — Максим плюхается на своё сидение и заводит мотор. — Расслабься, всё нормально.

Он сдаёт назад, а потом выворачивает на трассу. Включает музыку и делает сильнее обогрев в салоне.

— Ты это заранее задумал?