Destroyed. Падшие ангелы

– Аня, ты ведь понимаешь, что я здесь против воли… Он не нужен мне. Отпусти, и больше ты обо мне никогда не услышишь, – слезы катятся ручьем, приходится то и дело смахивать их с глаз.

Аня молчит. Окидывает меня надменным взглядом. В ее глазах столько незаслуженной ревности и злости по отношению ко мне… Мне кажется, все это время я даже не дышу. Когда с ее губ слетает тихий ответ, я не сразу понимаю суть того, что она сказала.

– Я тебя не видела. Если поймают, и сдашь меня, я пристрелю тебя, поняла? – шипит Аня, разозленная тем, что все это время я стою, словно статуя неживая.

– Чего ждешь, проваливай, – опустив дуло пистолета, приближается ко мне и, открыв дверь, выталкивает меня наружу. И только очутившись на крыльце дома, я прихожу в себя.

Говорят, в состоянии шока человек способен совершить невероятное. Когда-то я слышала, что одна женщина, спасая своего ребенка, подняла в одиночку машину, под которой вследствие ДТП было зажато ее чадо. А еще, под самыми нашими окнами как-то сбили девочку-подростка. Так вот та, вскочив на ноги после столкновения, помчалась со всех ног в сторону дома. Я знала ее, знала, где она живет. Пробежала девчонка около двух километров, а дома не смогла с дивана встать: оказалось, что у нее закрытый перелом голени.

Что-то подобное происходило сейчас со мной. После столкновения с Аней и нескольких минут, проведенных с нацеленным на меня дулом пистолета, честно говоря, я уже успела проститься с жизнью. Отчего-то была уверена, кто-кто, а она не пощадит – пристрелит, и глазом не моргнет.

И вот когда за моей спиной захлопнулась дверь, а глаза ослепил солнечный свет, во мне будто что-то переключилось. Сорвавшись с места, я пулей метнулась к выходу.

Не знаю, откуда во мне взялось столько силы. Ничего не помню из своего побега. Помню только, что в голове одна лишь мысль была: бежать. Как можно быстрее, как можно дальше.

Я не разбирала пути перед собой. Мчалась со всех ног, куда глаза глядят. Было так страшно, что я даже не чувствовала боли от осколков стекла, сухих колючих веток и другого мусора, больно врезающегося в голые ступни моих ног.

Страх заполонил мой разум, лишив способности рассуждать. Мне постоянно казалось, что они сзади. Преследуют меня. Еще чуть-чуть – и догонят. Вот-вот – и сзади на меня опустится тяжесть мужского тела, придавит к земле, расплющив под своим весом. И все! Вот тогда будет действительно все! Изнасилуют, изобьют, убьют. Эти жуткие перспективы в моей голове подстегивали, не давали ни на миг остановиться.

Не знаю, как мне это удалось, как я смогла убежать. Как смогла преодолеть такое огромное расстояние? Очнулась я уже в полицейской машине, везущей меня к дому. На меня была накинута чужая мужская куртка. Видимо, один из сотрудников правопорядка пожертвовал своей одеждой, чтобы хоть как-то компенсировать мое жалкое одеяние.

После мне рассказали, что я сама прибежала в отделение полиции. Зашла на первый этаж и стала рыдать, умоляя о помощи.

Полицейские пытались добиться от меня показаний, хоть какой-то информации. Только вот кроме имени своего приемного отца и адреса их квартиры я ничего выдавить из себя так и не смогла.

Едва машина полицейских подъехала к подъезду дома Евы и Кая, дверца машины открылась, и меня буквально вытянули наружу сильные мужские руки.

Он никогда еще не показывал мне своих чувств. Были наставления, укоры, советы, но всегда присутствовала холодная сдержанность. А сейчас он впервые так вел себя. Держал меня на руках, словно маленького ребенка. Прижимал меня к себе так крепко, что аж ребра заболели.

– Николай Германович, мы так и не смогли от нее и слова услышать вразумительного. Нам нужно как-то узнать у нее подробности произошедшего, – выйдя из машины, обращается к Каю полицейский.

– Какие показания? Разве не видите, ребенок в шоке. Ей в себя нужно прийти, – бросает он раздраженно, усмиряя офицеров пренебрежительным взглядом.

– Но для поимки похитителей нам нужна информация. По горячим следам проще будет их найти, чем спустя время, – не отстает упрямый полицейский.

– Пройдемте в квартиру. Я подпишу все, что нужно, поговорим наедине,– рычит Кай и, не дожидаясь ответа, развернувшись, направляется вместе со мной к подъезду.

Наверное, я все еще не верила в происходящее. В свое удавшееся спасение. В то, что Руслан, со всей своей бандой отморозков, остался далеко позади. Даже будучи тесно прижатой к груди Кая, я все равно была в каком-то оцепенении. А вот когда мы переступили порог квартиры, и я почувствовала запах родного дома, меня затрясло. Слезы хлынули из глаз ручьями. Беззвучно и неумолимо. Меня трясло, будто в лихорадке. Кай, заметив мою панику, только крепче прижал к себе, ускорив шаг.

Зайдя в мою комнату, уселся на кровать вместе со мной на руках. Я плакала. Навзрыд. До тошноты, до удушья. До невыносимой пульсации в висках. Вместе с горькими слезами из меня выходил весь ужас пережитого. Кай терпеливо держал меня на руках, молча гладил по спине, покачивая словно маленького ребенка.

– Тише, девочка, все хорошо, – его тихий, уверенный голос успокаивал меня, постепенно сводя истерику на нет. Вдоволь наплакавшись, я притихла, находясь в уютном коконе его рук.

– Заходи, – говорит Кай, смотря куда-то в сторону. Оторвав от его груди лицо, вижу стоящую в дверях Еву. Заплаканную, испуганную, обнимающую руками живот. А когда ее глаза встречаются с моими, меня словно ударом молнии поражает осознание действительности.

Я вижу в глубине ее печальных глаз столько всего… и это слишком, чересчур для меня. В них столько любви, столько боли, столько страха. За меня. Мне так больно. Щемит в груди, до зуда, до скрежета. Какой же я была дурочкой все это время! Замыкалась, жила в своем горе, считала себя одинокой, не понятой никем. А ведь все это время у меня была настоящая семья. Эти люди, хоть и не родные мне по крови, смогли стать ближе таковых.

– Крис! – бросается она к нам. Я соскакиваю с колен Кая, несусь навстречу ей. Падаю в ее объятия. Хочется прижать ее к себе сильно-сильно, так, как только что сжимал меня в объятиях Кай. Вот только не могу. Боюсь навредить своему братику.

– Девочка моя, живая, – сквозь рыдания вырывается у Евы. А я только и могу, что в ответ кивнуть.

– Пойду, провожу полицейских, – поднимается с кровати Кай, направляясь к дверям. Когда он проходит мимо, не размыкая объятий с Евой, я хватаю его за ткань рукава рубашки.

– Спасибо, – заглядываю в его глаза, с ужасом для себя отмечаю, насколько плохо он выглядит. Лицо бледное, осунувшееся, под глазами синяки, а во взгляде лихорадочный блеск.

– Я его из-под земли достану, обещаю, Кристин. Ты только не бойся ничего, хорошо? – эти тихие слова, сказанные с каменной твердостью, уверенностью, вселяют в меня столько силы и надежды на лучшее… Сквозь пелену слез киваю в ответ, тронутая до глубины души его заботой и желанием защищать меня от всех напастей.

Как только дверь спальни закрывается, оставляя нас с Евой наедине, мы усаживаемся с ней на постель.

Я прижимаюсь к ней, а она не выпускает меня из объятий. Все гладит по голове, зацеловывая мои волосы. Точно так же, как делает всегда с Алисой и Аришей, желая унять их плач или боль. Всегда удивлялась, глядя на эту картину. Никак не могла понять, как простые объятия могут справиться с болезнью лучше лекарства? И только теперь, испытав на себе, поняла… Отпускает. Рядом с ней потихоньку, но неотвратимо отдаляются от меня паника, страх. Дышать становится легче, и больше не трясет от страха.