Destroyed. Падшие ангелы

– Ну, здорово, Светка. Привезла, значит, – голос седоватого неприятный, резкий, каркающий.

Мать кивает головой и толкает меня вперед.

– Подойди, пацан, не тушуйся, – подзывает меня «Царь»

– Я вздергиваю подбородок, а сам трясусь, вот-вот обоссусь от страха. Зачем мать привезла меня сюда, чего хочет?

– Значит так, пацан, теперь ты мой. Воспитывать тебя буду, шаловливый ты, говорят, больно, бабку родную, вона, в могилу свел… Правила объясню позже, а пока – прощайся с мамкой.

Мать подлетает ко мне со спины, стискивает в объятиях так, как не делала никогда. Мне неловко и больно, уворачиваюсь, а она жмется все крепче, целует затылок, прижимая меня спиной к своей груди. Чувствую, что-то мокрое течет сзади по шее, догадываюсь, что это ее слезы… Хочу обернуться, заглянуть ей в глаза, спросить, почему так поступает со мной, зачем отдает… Но мать отталкивает меня и убегает прочь. А я стою на дрожащих ногах и вопросительно вглядываюсь в лицо седого.

– Все, убежала мамка, пацан. Теперь ты взрослый, сказки кончились.

– П-почему? Зачем она ушла? – пищу жалобно.

– Продала тебя мамка. За дозу наркоты продала. Теперь ты мой. Будешь делать, что скажу, или сдохнешь. Мужика из тебя воспитаю. Ты не боись, я все по справедливости. Будешь полезен – в шоколаде искупаешься. Перечить надумаешь – в дерьме сгною…

***

Твердой, уверенной походкой прогуливаюсь по ресторанному залу. Смотрю им всем в глаза. Ненавижу. Дорогие костюмы, толстые кошельки, только вот душонки скудные, трусливые.

Повернув слегка голову, нахожу в толпе объект.

Злость накатывает волнами. Не думал, что так сложно будет находиться близко к врагу. Чувствую, что могу сорваться. Ненависть, подобно кислоте, разъедает все изнутри. До зуда в костяшках хочется приложиться к лощеному фэйсу Харченко. Сколько лет из меня несдержанность эту Бес выбивал. Сколько лет старик учил меня, что действовать нужно с холодным рассудком.

– Ты слишком горяч, слишком открыт для эмоций! Запомни, чувства – первый шаг к поражению, – звучит в голове его зловещий голос. Словно он где-то рядом. А я, снова маленький слабый пацан, жмусь, прячась от его ударов в угол кровати.

Жестокий подонок, но дело говорил. Только вот жизнь не смогла выбить из меня это дерьмо. Сколько раз попадался из-за своей вспыльчивости, из-за излишней агрессии. Сколько раз на пороге смерти стоял. Едва ли не в затылок дышала мне тварь с косой на плече. Только все никак не научит меня. Не могу измениться.

Сжимаю-разжимаю кулаки. Руки сами собой тянутся к поясу джинсов. До зуда в пальцах хочется почувствовать приятный холод моего верного друга. Всего одно движение руки. Взведенный курок, выстрел. Бах! И нет твари.

Черт! Резко разворачиваюсь, пытаюсь держать себя в руках. Беру бокал шампанского у проходящего мимо официанта. Делаю глоток. Ненавижу этот бабский напиток, но махом опрокидываю в себя содержимое. Ставлю пустую посуду на столик, пытаясь найти глазами девушку, которая так зацепила меня, неожиданно задела за живое, нашла струну, о которой я даже не подозревал. Маленькая, тоненькая, одетая в безумное платье. Вот она. Стоит в сторонке, взгляд прикован к танцполу. Прослеживаю траекторию ее взгляда. Любуется отцом, танцующим в обнимку с беременной женой. Мать их, влюбленные голубки. Лица довольные. Улыбаются. Словно и нет в их жизни никаких проблем. Странно… Но к жене его злости нет – баба, что с нее взять. А вот слова Харченко, переданные мне когда-то в тюрьме, вовек не забуду.

2011 год, 20 августа

– Стоять, руки за голову! – человек пять в бронниках, в масках, с автоматами, нацеленными мне в лицо, вламываются в дом. Знаю, что сопротивление сделает только хуже, поэтому не рыпаюсь и беспрекословно поднимаю руки. Меня опрокидывают мордой в пол, заламывая до острой боли за спину руки.

– Лежать, бл*ть, – рычит самый борзый, тыча в лицо дулом автомата.

– Пусто, этого пакуйте, – слышится чья-то команда, и на моих руках защелкивают наручники, затем резко вздергивают кверху за шкирку, заставляя встать на ноги. Согнув пополам, ведут в газель. В руках боль дикая, в башке шум, и паника подступает. А самое главное, понимаю, что освободив девчонку, сам себе приговор подписал.

Потом все словно в тумане. Досмотр. Проверка. Камера. В голове – пустота. До последнего не верил, что сяду. Думал, Бес выручит, не оставит в беде папашка названный. Вот сейчас пацаны донесут новость ему – и вытянет меня. Для него ведь это – раз плюнуть.

Только ни хрена помощь не пришла. Ни на этот день, ни на следующий. А спустя неделю моего пребывания, привели в кабинет начальника. На разговор.

Мерзкая рожа, улыбка надменная. Еле сдерживаю себя, чтобы зубы его желтые не покрошить на стол полированный.

– Матвеев Руслан Александрович, – читает надпись с корочки дела. Не услышав ответа, поднимает на меня хмурый взгляд.

Начинаю закипать от злости, до боли кулаки сжимаю, чтобы не сорваться и не послать этого козла на хер.

– Значит, похищение с целью выкупа, угроза жизни, организованная преступная группировка, рэкет…. Это кому ж ты так дорогу перешел, пацан? Столько статей сразу навесили, видать расстарался кто-то. Тебе б одной за глаза… Молодой совсем, ни одного привода… И сразу в такое дерьмо вляпался, – ухмыляется, жадно затягиваясь сигаретой.

– Это все ошибка, – отвечаю сквозь зубы, – ничем подобным я не занимался, меня ни за что схватили, – отвечаю сквозь зубы, которые вот-вот застучат. Сам себе противен, потому что чувствую, как к глазам подступают слезы. Каким жалким я оказался, ведь давно знал, работая на Беса, рано или поздно познакомишься, по любому, с этой стороной медали. А вот оказалось, что не готов к небу в клеточку… И где же все-таки Бес, неужели не поможет, бросил меня? Столько сил вложил, воспитывал с малолетства, отцом названным стал, и вот так, в один миг, бросил?

– Нет здесь ошибки никакой, – сбрасывает следак пепел в сторону, наклоняется над столом, пролистывает дело. – Харченко Николай Германович, тебе о чем-то говорит это имя? – спрашивает он, а у меня внутри словно обрывается что-то. Вот уж от кого, а от него такой подлянки не ждал. Я ведь бабу ему помог спасти, а черт решил поквитаться со мной?

– Допустим, – киваю, сцепив перед собой руки. Продолжаю блефовать.

– Так вот, Харченко не просто на тебя заяву накатал. Он с крутыми шишками в ФСБ знаком, связи подтянул походу… м-да, не повезло тебе, пацан, молись, чтобы еще и до тюремной братвы со своими связями этот мужик не добрался – теперь в его взгляде ни намека на веселье. Сказал, словно приговор подписал. – Ну, так что, будешь писать чистосердечное?