Десять тысяч небес над тобой

Мне не нужно это выслушивать.

— Я нашла Тео. И Пола.

Мои родители переглядываются. Папа говорит?

— Я предполагаю, ты не расскажешь нам, где они.

— Нет. Вы расскажете мне, что… что вы собираетесь делать по поводу Джози.

Я не повторяю то, что сказал мне Пол, вслух, потому что я всё ещё не верю в это. Я не могу.

Отец выглядит так, будто не знает, что сказать, или ему слишком стыдно сказать это. Мама, однако, снова обрела почву под ногами. Единственный признак дискомфорта — то, как она обхватила себя руками, как будто пытается спрятаться от несуществующего холода.

— Путешествия между измерениями опасны, даже для идеального путешественника. Конечно, нам не нужно говорить тебе об этом, ты сама сталкивалась с опасностью. Конечно, в какой-то момент, ты спрашивала себя, не стоит ли прекратить путешествовать насовсем.

Спрашивала, но эти сомнения были не более чем шёпотом в глубине моего подсознания. Удивительные вещи, которые я видела, разные воплощения себя, которыми я была, и которых узнала в других мирах, для меня это перевешивает страшную часть. Пока что.

— После смерти Джози мы сначала подумали, что нужно полностью завершить проект, — продолжает мама. — Риски были слишком высоки, чтобы удовлетворять простое любопытство или даже служить технологическому превосходству. Но потом твой отец и я поговорили с Ваттом Конли, и мы поняли, что у нас есть новая цель. Та, которую добиваются любой ценой. Которая стоит любой жертвы.

— Вы хотите вернуть Джози, — говорю я. — Но как вы собираетесь этого добиться?

Я хочу, чтобы они спорили со мной, чтобы повторили, что воссоздать Джози после расщепления невозможно. Или, если не так, то сказали бы мне, что решение более адекватное.

Но из того, как затихли родители, я понимаю, что Пол сказал мне правду. Триада может быть мотивируется искренней любовью к моей сестре, но их планы более ужасны, чем то, о чём мог когда-либо мечтать мой Ватт Конли.

Мама подходит ближе и встает прямо передо мной.

— Маргарет, осколки души Джози рассыпаны слишком обширно чтобы мы смогли собрать их. Но если это измерение не сможет больше удерживать её…

— Потому что оно прекратило существование? — спрашиваю я.

Через несколько секунд папа кивает.

— Меньшее бы не сработало.

Я так нервничаю, что почти физически дезориентирована, как будто вся планета вращается в новом направлении. Всю свою жизнь я шутила насчёт «сумасшедших маминых теорий», хотя я всегда знала, что они не сумасшедшие, просто немного странные. Но то, что я вижу сейчас на лице моей матери, и моего отца тоже, это безумие.

Не метафорическое безумие. Настоящее, реальное сумасшествие забрало их обоих.

— Вы не можете уничтожить целое измерение, — я объясняю это медленно, как будто это как-то поможет им понять. — Даже если бы это не было абсолютным злодеянием, я имею в виду — как? Нет такой бомбы, которая разрушила бы вселенную, тем более несколько.

— Маргарет, подумай, — мама становится профессором, ошеломляюще знакомым в эту безумную минуту. — Резонансы между измерениями удивительно чувствительны, как ты должна знать. Помни, их можно изменить чтобы создать только одного идеального путешественника на вселенную.

Я никогда не понимала научное значение слова «резонансы», но смысл понятен.

— Чувствительны — значит хрупкие. Разрушаемые.

Папа улыбается, подбадривая меня, не смотря на своё напряжение, как он делал, когда я училась кататься на велосипеде.

— И каждая вселенная пытается достичь идеального баланса. Всё, что нам нужно сделать — это вернуть её к её фундаментальной симметрии.

Воспоминание о прогулке в Муирском лесу с Полом приходит так живо, что я чувствую запах леса. Он стоял на освещённом месте и рассказывал мне что фундаментальная симметрия нарушилась на самой заре сотворения мира. Если бы этого не случилось, если бы материя и антиматерия существовали в равных количествах, как гравитация и антигравитация, вселенная бы уничтожила себя в то же мгновение. Мы бы даже не узнали, что происходит катастрофа, происходила бы катастрофа, потому что время бы тоже перестало существовать.

— Как вы это делаете? Как это вообще возможно? — шепчу я.

— Устройство на удивление просто, — говорит отец. — Удивительно, что никто не придумал его раньше. Но опять же, если даже кто-то подумал о нём, у него хватило здравого смысла не конструировать его.

Я хватаюсь за единственную надежду, которую вижу.

— Но нельзя принести устройство в другую Вселенную! Только сознание может путешествовать между измерениями. Не материя.

— Большая часть материи не может, — мой отец указывает на Жар-птицу, висящую у меня на шее. — Мы экспериментировали с различными сплавами и соединениями. Не займёт много времени сконструировать устройство, которое будет путешествовать так же легко, как Жар-птица. Однако, конечно, любой человек не сможет активировать его. Большинство людей будут стёрты с лица земли с разрушением вселенной, без возможности сбежать.

— Только идеальный путешественник, — говорю я.

Наконец, всё встаёт на свои места. Я знала, что Конли слишком зациклен на мне, что было лишком много других способов сделать грязную работу без меня. Чего я не знала — это насколько грязной будет работа.

— Стоп-стоп-стоп, — я руками показываю знак тайм-аут. — Вы имеете в виду, что хотите, чтобы я уничтожила целые вселенные?

— Джози разбилась на множество осколков, слишком маленьких, чтобы собрать. Но возможно путешествовать в эти измерения. В конце концов тебе не нужно оставаться там надолго, — мама кладёт руку мне на плечо, жест, который должен успокоить, но вместо этого у меня бегут мурашки по коже. — Ты не будешь никого убивать, Маргарет. Всё измерение будет просто стёрто из Мультивселенной. Никому не будет больно. Никто даже не поймёт.

Когда измерение умрёт, оно заберёт с собой всю свою историю. Люди в нём не умрут, они никогда не родятся.

Я думаю о Военной Вселенной, где Джози — пилот истребителя. Или о родителях — военных исследователях, которые изо всех сил стараются поддерживать надежду своей страны. О солдате-Тео, который пробирается в мою комнату по ночам, ища моменты любви в той серой, страшной жизни.

О Лейтенанте Маркове из того мира, который любил меня так глубоко, даже узнав, что я одурачила его.

Я не осмелюсь вернуться в то измерение, и это значит, что я больше не увижу этих людей. Но они заслуживают жить своими собственными жизнями и найти свою судьбу. Получить шанс выиграть войну и выжить.

Как бы ни больно было узнать, что люди в Военной Вселенной мертвы, бесконечно хуже знать, что их никогда не было.

— Вы не понимаете, о чём меня просите, — мой голос дрожит. — Уничтожить измерение — это хуже, чем геноцид.

Они хотят, чтобы я уничтожила целые виды, планеты, звезды, бесчисленные галактики.