Десять жизней Ван Мина
Шрифт:
В это время Сталин позвонил Димитрову и велел передать Ван Мину (С. 218.):
Немедленно официально сообщить телеграммой в ЦК КПК выработанные Ван Мином для Гоминьдана на последней стадии переговоров с ним ради сотрудничества двух партий в сопротивлении Японии так называемые три условия наших уступок (то есть следующие три условия: первое – во имя прекращения гражданской войны прекратить конфискацию помещичьих земель; второе – во имя организации всекитайского единого правительства национальной обороны переименовать китайское Советское правительство в местное демократическое правительство; третье – во имя организации всекитайской единой Объединенной антияпонской армии переименовать Китайскую рабоче-крестьянскую Красную Армию в Народно-революционную армию); чтобы ЦК КПК,
Летом 1936 года Сталин из-за недоразумения выражал несогласие с этими тремя условиями. Поэтому Димитров на одном из заседаний Секретариата ИККИ того времени также высказал свою критику. Но когда Димитров доложил Сталину о сделанных Ван Мином на заседании Секретариата ИККИ подробных разъяснениях по этому вопросу, Сталин больше не выражал несогласия. Теперь он тем более предложил послать эти три условия Гоминьдану.
При публикации добавили еще и четвертое условие: во всекитайских масштабах прекратить восстания, направленные на свержение гоминьдановского правительства. (С. 219.)
По прямому указанию Сталина 5 марта 1937 года Секретариат ИККИ отправил ЦК КПК телеграмму. В ней содержались все три «условия – уступки» Гоминьдану со стороны КПК, предложенные Ван Мином летом 1936 года. В этой телеграмме говорилось, что КПК готова начать конкретные переговоры на основе выдвинутых третьим пленумом ЦИК Гоминьдана условий. (С. 220.)
«Что касается трех принципов Сунь Ятсена, то КПК и ранее не считала их неприемлемыми для себя, и она готова бороться за осуществление этих принципов национального освобождения (освобождения нации), демократической свободы (свободы и демократии) и благосостояния народа. Что касается вопроса о классовой борьбе, то КПК неоднократно доказала свое искреннее стремление к объединению всех слоев китайского народа в единый национальный фронт для совместной борьбы против внешней агрессии. В этих целях КПК уже неоднократно призывала к прекращению гражданской войны, самовольно объявила о прекращении конфискации помещичьих земель и т. д.
Секретариат ИККИ». (С. 221.)
Таким образом, очевидно, что процесс осознания необходимости создания единого национального антияпонского фронта в Китае был длительным и сложным. Ван Мин был первым политиком, который выступил с таким предложением.
Постепенно и в СССР, и в КПК, и в Гоминьдане пришли к выводу о необходимости создания единого национального антияпонского фронта в Китае. Это играло свою роль в истории Китая. Это сыграло свою роль и в ходе Второй мировой войны.
Димитров в беседе с делегацией КПК в Коминтерне 13 ноября 1937 года поручил товарищам из делегации передать ЦК КПК: «Товарищ Ван Мин выдвинул политику антияпонского национального единого фронта. Это является не только большой заслугой перед компартией Китая, но и большой заслугой перед всем китайским народом и всей китайской нацией».
Мао Цзэдун в то время в своих выступлениях не мог не признавать открыто: «У товарища Ван Мина две большие заслуги перед партией: во-первых, он руководил борьбой против линии Ли Лисаня; во-вторых, он выдвинул политику антияпонского национального единого фронта». (С. 225.)
Одновременно он особо подчеркивал: «Выдвинутая товарищем Ван Мином политика антияпонского национального единого фронта является великим открытием. (С. 225–226.) Без этой политики наша партия и Красная Армия не могли бы преодолеть трудные условия в северной части провинции Шэньси. Без этой политики не было бы антияпонской войны всего китайского народа». (С. 226.)
Однако когда Мао Цзэдун проводил «кампанию
по упорядочению стиля» (1941–1945 гг.), направленную на фальсификацию истории КПК, на борьбу против ленинизма, Коминтерна, Советского Союза и КПК, он изменил свои взгляды по всем вопросам истории КПК. В это время он уже совершенно беззастенчиво утверждал, что это им была выдвинута политика антияпонского национального единого фронта. (С. 226.)Ван Мин оказался «впереди» Мао Цзэдуна в вопросе о соотношении классовой борьбы в Китае и антияпонской войны.
Мао Цзэдун, в свое время, был вынужден признавать эту заслугу Ван Мина перед народом Китая, перед КПК.
В то же время впоследствии Мао Цзэдун попытался приписать себе выдвижение политики единого национального антияпонского фронта.
Ван Мина необоснованно обвиняли в том, что он якобы предлагал расстрелять Чан Кайши, когда того арестовали в Сиани в декабре 1936 года. (С. 237.)
И это свидетельствовало о том, что ситуация тогда и в Москве была настолько сложная, что возникали и такого рода слухи. Ван Мину приходилось опровергать все это.
От Коминтерна главным военным советником руководства КПК в Шанхае был М. Штерн. Его заместитель О. Браун (псевдоним – Ли Дэ) был в главном штабе китайской Красной Армии и непосредственно участвовал в руководстве военными действиями.
Между тем одна из излюбленных и ключевых тем «критиков» Ван Мина в КНР заключается в измышлении о «передаче» Ван Мином «всей полноты военной власти партии иностранцу» Ли Дэ. А ошибочные стратегические и тактические решения Ли Дэ, мол, с военной точки зрения, и вынудили к эвакуации из Центрального советского района. Причем ради сохранения «логической стройности» этой версии» вообще умалчивается о самом существовании главного военного советника М. Штерна, а так же и о том, что Ван Мин и О. Браун просто не были знакомы друг с другом. Между ними не было ни одной встречи, не было и переписки. Отто Браун был мужественным и преданным борцом за китайскую революцию. (С. 273.)
Здесь восстанавливается историческая правда, в частности, дается оценка Ван Мином того, что в свое время О. Браун сделал в Китае.
Начиная с 1932 года и до ухода китайской Красной Армии из Советских районов, Ван Мин несколько раз собирался вернуться в Китай. Условий для этого не было.
В 1937 году принесли плоды усилия по созданию Антияпонского национального единого фронта. Удалось отправиться обратно в Китай – и легальным путем – только 14 ноября 1937 года, благодаря устному заявлению Чжан Чуна, представителя Чан Кайши, присланного в Москву на переговоры с Правительством СССР, который сказал:
Чан Кайши прислал телеграмму, в которой предложил мне от его имени пригласить господина Чэнь Шаоюя вернуться в страну и принять участие в работе по руководству войной сопротивления Японии.
Чан Кайши при этом велел Чжан Чуну «сопровождать господина Чэнь Шаоюя на специальном самолете при возвращении на родину». Сталин и Димитров решили, что Ван Мин должен легальным образом возвратиться на родину, воспользовавшись этим вежливым приглашением Чан Кайши. (С 275.) А он, несомненно, знал, что в условиях сотрудничества между Гоминьданом и КПК и начала антияпонской войны Ван Мин может очень быстро вернуться на родину, независимо от того пригласит он его или нет. (С. 275–276.)
Вечером 13 ноября Димитров пригласил Ван Мина к себе в гости. Он поручил товарищам из делегации КПК в Коминтерне, возвращающимся в Китай, передать ЦК КПК: «Товарищ Ван Мин выдвинул политику антияпонского национального единого фронта, что является большой заслугой не только перед Компартией Китая, но также перед китайским народом и всей китайской нацией». (С. 276.)
Итак, в 1931 году Ван Мин, выполняя приказ Коминтерна, приехал из Китая в СССР.
Он находился там до 1937 года. К этому времени и в КПК, и в СССР, и Чан Кайши признали авторитет Ван Мина, особенно его заслуги в выдвижении политики единого национального антияпонского фронта. Ван Мин вырос за это время в фигуру, отражавшую интересы не только КПК, но и нации Китая. При этом у него были возможности достигать взаимопонимания со Сталиным и договариваться с Чан Кайши.