Десять
Шрифт:
— Тихо, тихо… — Женя бережно придержал напрягшуюся Юлю. — Никто не знает, по сей день воспринимают тебя, как талантливую студентку, а его, как друга семьи твоего отца, так что никто не замечает, и не заметит. Просто я человек новый и ваше взаимодействие очевидно. Не стоит стыдиться, все мы не идеальны. Но он женат, а я — нет. Он чужой муж. Чужой. Муж. Подумай, Юлия.
Юлия долго бы сомневалась, думала о словах Жени, если бы не вышла на широкую террасу, где через высокие окна разглядывала ночь и отблески бассейна.
— Хих, — услышала она женский голос, переливчатый как колокольчик.
— Олька, ты безумная!
Голос был слишком знаком, парализовал, выбивал дух, нокаутировал —
— Простите, — только и пробормотала Юля, прежде чем вернуться в дом.
«Чужой муж»
«Чужой»
«Муж»
Сколько таких моментов нежности или страсти случалось у её любовника? Не с ней он засыпал, просыпался. Не с ней делил тишину утра, пока ребенок не проснулся. Не её щекотал, прикусывал, когда маленький сын забирался в родительскую постель. Не ей поправлял шарф зимой, выбирал юбку на лето. Не с ней делили все те моменты семейной жизни, которые были знакомы Юлии. Вспоминались теплом, отчаянной жаждой сохранить, присыпать пудрой взаимности, улыбками, смешками в губы.
Всем тем, чем был для неё Симон, тем, чем не мог стать для неё Юрий.
Не ей он улыбался. Не к ней мог подойти не таясь. Сквозь неё он смотрел при встрече. Её он целовал до потери дыхания, стоило лишь переступить порог квартиры, часто не доходя до кровати, брал тут же, в прихожей, отдавая больше, чем получал.
— Я согласна, — только и сказала Юлия Жене в тот вечер.
Евгений был терпеливым, деликатным любовником, он любовался ей, как делал это Симон, поощрял, как поступал Юра. Он никогда не настаивал на близости, если видел отрешенное настроение партнерши. Однако, всегда достигал нужного результата — порозовевшей шеи, мерцающего взгляда на удивление красивых глаз женщины в его постели и жизни.
Если он замечал внезапное исчезновение Юли, то делал вид, что ничего не происходит. Как и Юлия сделала вид, что ничего особенного не произошло, когда получила букет из восьми роз и одну на следующий год, лишь усмехнулась собственному цинизму.
Ложь стала частью её жизни ровно восемь лет назад. Превратилась в частью её, пропитала саму Юлю, и её окружение, которое упорно делало вид, что ничего не происходит.
По истечении времени она спокойно приняла охлаждение Евгения, максимально вежливо, с легкой улыбкой расставила точки над i. Предпочла остаться друзьями с действующим руководством. Из связи с Женей она вынесла откупные: звание кандидата медицинских наук и место заведующей отделения, самого молодого за всю историю областной больницы.
Юля смотрела куда-то перед собой, вдаль, сквозь большой стеллаж с книгами, справочниками и аккуратными стопками нужных ей историй болезни.
— Очень интересно…
Юля подняла взгляд на голос, увидела Юру.
— Что ты здесь делаешь?
— Пришел посмотреть, как ты паникуешь.
— Тебе нужно за сыном ехать.
— Я помню. — Юра ухмыльнулся, так всегда происходило, если Юля напоминала ему о его ребенке.
— Зачем ты зашел, увидят… — нахмурилась Юля.
— Вряд ли, никто не рискнет зайти, зная, что ты здесь паникуешь и занимаешься самоедством.
Юра прошелся по кабинету, остановился у стола, возвышаясь над сидящей Юлей
— Я не занимаюсь самоедством. Всем известно, как я стала заведующей.
— Все знают, что ты достойна этого. Всем известно, сколько личного времени, сил ты тратишь на это отделение. Ты готова в буквальном смысле разбивать лбом чиновничьи преграды, когда речь идет о твоих пациентах или отделении — это известно всем далеко за пределами больницы, как и то, что ты квалифицированный специалист, грамотный, целеустремленный и талантливый. Ты заслужила
это место.— Каким местом, только… заслужила.
— Этим… — Юра легко провел по Юлиным вискам. — Этим… — Он поцеловал Юлю в лоб, легко забирая неуверенность, гнетущее чувство стыда. — Пупс, ты как никто заслуживаешь, подойди сюда. — Он указал на столешницу рядом с собой, отодвинулся, как бы пропуская, давая проход.
Так она и сделала, села на стол, чтобы позволить Юриным рукам командовать под её халатом. Гладить бедра с внутренней стороны, внешней, пробираться под трикотаж белья. Надавливать на известные ему точки, вынуждая понимать, что никто и никогда не сможет быть с Юлей вот так.
— Могут зайти. — Юля посмотрела через плечо Юры на прикрытую дверь.
— Значит, так тому и быть, — спокойно ответил Юра, словно отдавал их судьбу на волю случая.
Развел ей ноги, приподнял бедра, снимая с Юли белье, холод столешницы не остудил пыл. Юля слишком давно не была с Юрой, кажется, три вечности подряд. Приспустил брюки хирургического костюма с себя, тут же, не думая, не затягивая, резко вошел, успев лишь приглушить губами отчаянный женский стон.
Они двигались ритмично, синхронно, слаженно. Отпустили на волю неуверенность, ревность, сторонние связи, взаимные обиды. Делились любовью в чистом, концентрированном, незамутненном виде. Слизывали кончиком языка капельки пота, прикусывали почти до крови, стонали от наслаждения, позабыв, где находились здесь и сейчас.
— Прошу прощения, — раздался растерянный бубнеж от дверей.
Там в неуверенности топтался Владимир Викторович, отец Юлии. За выслугой лет больше не был заведующим отделением, вышел на почетный отдых, но охотно продолжал консультировать тут же в больнице, как пациентов, так и врачей.
— Не ожидал этого от тебя, Юля, — потом выговаривал отец дочери. — Он женатый человек!
— Ему и говори о его семье. Я не замужем! И выросла из твоих нотаций!
— Из некоторых вещей невозможно вырасти. Не вырастают из порядочности, чести и достоинства. Я не стану ничего говорить ему, потому что он не мой сын, его жена не моя дочь. Моя дочь — ты! И ты ведешь себя, как самая настоящая мерзавка, занимаясь этим… на рабочем месте, с женатым мужчиной. Этому нет, не может существовать оправданий.
— Но… — Что могла ответить Юля? Рассказать, что их связь длится девятый год, что она настолько долгая, что уже не вспомнить начала, и никто из них двоих не видит её конца. Замкнутый круг, из которого им не выбраться.
— Никаких но! Не думал, что доживу до подобного. Насколько ты низко пала, дочка. Любая физиологическая сторона отношений не стоит той грязи, в которой ты мараешь себя.
— Я люблю его.
— Тем более. — Отец посмотрел в глаза Юле. — Если любишь, почему позволяешь такому твориться? Зачем разрушаешь его жизнь? Он хороший семьянин, я знаю его жену. Ольга чудесная женщина, поверь, если ей станет известно о вашей связи, он не станет счастливей. Чтобы он не говорил тебе, сколько бы не длилась ваша связь, счастлив он с Ольгой и будет счастлив только с ней. Говорят, первая жена от бога. Ольга ему от бога, а не ты.
Через время Юля сидела в кабинете гинеколога, к Юре она не пошла, попросила другого провести осмотр. Она недоверчиво, в первобытном ужасе смотрела на результаты обследований.
— Мы можем сделать УЗИ.
— Нет. — Юля категорично покачала головой. Знала, что не сможет считать плодом существо внутри неё, если увидит своими глазами, послушает сердцебиение. Плод сразу станет ребенком. Её и Юры… Или Жени. Неважно!
— Я хочу сделать прерывание.
— Юлия Владимировна, подумайте, у вас прекрасный возраст, хорошее здоровье, как раз для второго ребенка.