Детдом

Ольга, уже полностью одетая, подошла к нему.

– Вы что, правда все детдомовские? – спросил белорус, снизу вверх глядя на девушку. Ольга молча кивнула.

– Эка как! – крякнул дядька, за руку притянул девушку к себе, усадил на колени и долго качал, что-то негромко напевая по-белорусски. Ольга тихо и расслабленно плакала.

Глава 9

Настя Зоннершайн опиралась локтем на подголовник дивана и длинными пальцами держала собственный слабый подбородок, как купчихи с картин Кустодиева – чашку с горячим чаем.

– Если бы я стала венчаться, никогда – в белом, – сказала она.

– Отчего же, Настя? – заинтересованно спросил Олег. – В белом, это – традиционно.

– Не хочу, – флегматично ответила девушка. – Цвет операционных комнат, скользкий цвет. Ничего нет или ничего не стало.

– Вы имеете в виду: в белом – непроявленность или развоплощенность? А как же, белый – символ чистоты? Цвет снега?

– Да плевала я на такую чистоту… Ой… Я хотела сказать, что где-то слышала: чукчи или кто там на севере живет, никогда не скажет – снег белый, у них там слов двадцать обозначают оттенки. Вы, Олег, разве видели когда белый снег?

– Пожалуй, нет. Но – что же вы, Настя, предпочитаете?

– Я бы выходила замуж в розовом. Такой, знаете, хороший, насыщенный цвет, когда у маленьких лопоухих мальчишек солнце сквозь уши просвечивает…

– Чудесно! Чудесно, Настя! – ласково засмеялся Олег. – Я сам в детстве был ужасно лопоухим. В младшей школе меня даже дразнили. Потом это как-то куда-то делось…

– Значит, у вашего сына будут такие же уши, – сказала Настя. – Он пойдет весной в школу по лужам. Коричневый ранец, желтое солнце в колючих слепящих иглах, и розовые уши.

Олег несколько раз сжал и снова разжал кулаки.

– Увы, Настя! У меня есть дочь Антонина, а Кай достался мне подростком, и сейчас он уже совсем взрослый… У меня не будет…

– Отчего же нет? Да, если вы теперь захотите. Можно без розового платья, – спокойно сказала Настя, встала, выпрямившись во весь рост, и несколько даже повернулась из стороны в сторону, как будто бы демонстрируя товар с разных сторон. Олегу показалось, что сейчас она улыбнется, чтобы показать зубы и, защепив пальцами, приподнимет подол длинной цветастой юбки, обнажая икры и лодыжки.

– Вы, Настя, всегда так живете, минуя всяческие препятствия, и сразу же переходя к сути? – спросил Олег, помолчав время, достаточное, по его мнению, для того, чтобы вызвать смущение девушки. Настя осталась спокойной и сосредоточенной.

– Конечно, я давно поняла, что иначе мне никак, – кивнула она. – Я же глупа, вы разве не заметили?

– Вы изумительно талантливы, – Олег кинул взгляд на разбросанные повсюду рисунки. Трудно было принять слова девушки за что-нибудь, кроме кокетства. Но Настя не кокетничала, и от четкого осознания этого факта у Олега возникло странное ознобное чувство, шнуром протянувшееся от макушки вниз, вдоль позвоночника. Поклонники восточных идей, несомненно, связали бы это ощущение с системой чакр.

– Да, и это тоже, – легко согласилась женщина. – Вам, Олег, мешает что-нибудь из двух? Что больше? Я могла бы постараться, если надо… Другие же притворяются как-то!

– Ради бога, Настя, только не надо притворяться!

– Отлично! Я так и думала, что вы скажете. Это всегда только еще больше запутывает. Как люди умудряются тогда договориться, я вообще не понимаю…

– По большей части, так и не могут, – вздохнул Олег. – Живут, не договорившись, или, наоборот, расстаются. Настя, Настя… Вы изумительны и увесисты, как большой изумруд…

– Ага, – улыбнулась наконец Настя. – Я такая. Круглая, зеленая и холодная… Но раньше я была и другой. Поэтому для вас, Олег, я смогу быть разной. Недолго, наверное, но зато совсем такой, какой вы захотите. Такая игра…

– Настя, милая, я слишком стар для подобных игр…

– А вот чепухи-то не надо говорить! – рассердилась женщина. – В зеркало бы поглядел, что ли. Вон оно, на стенке висит. Если боитесь, так так и скажите. Я – чего же тут не понять – сама боюсь.

– Настя, Настя, – пробормотал Олег. – Ну как же тебе, девочка, объяснить то, чего я и сам-то себе объяснить не могу…

* * *

Четыре подруги свободно расположились в низких креслах в гостиной просторной Светиной квартиры. Пятая – Любаша сидела на краешке, выпрямив спину. В юности она серьезно занималась бальными танцами и с тех пор сохранила вполне балетную осанку. Впрочем, одновременно прямая спина отвечала и какой-то детали ее внутреннего устройства.

– Я пока не знаю, что именно, но что-то делать все равно надо! – решительно заявила Ирка, качая ногой в пушистой тапке. – Сколько уже времени, как она пропала?

– Десять дней, – ответила Анжелика.

– Ей есть, куда пойти? – спросила Света. – Какие-то подруги по интернату, родственники?

– Родственников у нее нет, близких подруг вроде бы тоже. Последние годы она общалась только с Владимиром и другими ребятами из ансамбля. Еще с Аркадием, их первым руководителем, но он сейчас в психиатрической больнице. В эти дни она к нему не приходила, это ребята проверили. Клавдия Петровна и Анна Сергеевна тоже никакой информации о ней не имеют…

– Не хочется вас расстраивать, – сказала Света. – Но мне кажется, что с девушкой случилось что-то… самое нехорошее. Она ведь и была-то, как я понимаю, не слишком психически здорова, а тут… такая сцена кого хочешь из седла выбьет.

– То есть ты думаешь, что она теперь в каком-нибудь сумасшедшем доме, что ли? – уточнила Ирка. – Но это же можно, наверное, узнать…

– Это еще был бы благополучный вариант, – вздохнула Света.

– Но если бы… если бы она наложила на себя руки, – осторожно сказала Любаша. – Тогда ее… то есть ее тело где-нибудь бы нашли. Вряд ли она стала бы как-то специально прятаться.

– Утопленников, бывает, не скоро находят, – деловито заметила Лена. – У нас в ментовке, бывало…

– Типун тебе на язык! – выругалась Ира.

– А что говорит Кай? – спросила Света у Анжелики.

– Кай, как ты знаешь, вообще редко что-нибудь говорит. А уж здесь-то…

– Правильно! – одобрила Света. – Настоящий мужик не должен обсуждать свои отношения с женщиной…

– Но тогда надо и устраивать их так, чтобы они не делались публичным достоянием, – резонно заметила Лена, закуривая и подтягивая к себе металлическую пепельницу, стоящую на низкой стеклянной столешнице. – А в данном случае очень неплохо было бы все-таки выяснить, что там между ними действительно произошло… Как ты думаешь, Анджа, Кешка мог попытаться ее снасильничать?